Уолтер Уэйджер - Операция «Молот». Операция «Гадюка-3»

Делл крякнул, и Пауэлл, устремив на него взгляд, увидел, как экс-майор положил снятую панель на пол. Через мгновение Делл достал из чемоданчика с инструментами кусачки, и Пауэлл возобновил осмотр контрольного центра, когда-то описанного ему Деллом:

«Рядом с помещением, где установлена приборная доска, находятся отсек с туалетом, спальный отсек с двухъярусной койкой и электроплита. Еще там имеется ледник с двухнедельным запасом замороженного продовольствия — это НЗ на тот случай, если капсула окажется запертой в случае начала военных действий. Капсула проветривается системой кондиционеров, поддерживающих внутри постоянную температуру 68° по Фаренгейту [32] 20°С. , и, если эта температура отклоняется от нормы, на приборной доске командира боевого расчета загорается сигнальная лампочка».

Пауэлл стал гадать, какая из лампочек на приборной доске загорится в этом случае, но догадаться было невозможно, потому что там виднелось несколько лампочек. Ему захотелось спросить об этом Делла, но он вовремя понял, что сейчас неуместно задавать «туристические» вопросы. Бывший майор САК был полностью поглощен поисками «блокираторов» и всматривался в обнажившийся лабиринт проводов с сосредоточенно-отрешенным видом хирурга, впервые заглянувшего в зияющую брюшную полость и обнаружившего там раковую опухоль. Делл поколебался мгновение, вздохнул и сунул в гущу проводков клещи. Виллибой Джастис Пауэлл — под этим именем он был крещен в Балтиморе почти три десятилетия тому назад — поспешно отвел взгляд и продолжал рассматривать капсулу.

Там — в конце того туннеля — находился один из «минитменов». Отсюда его не было видно, однако Делл предупредил, что к одной ракете имеется непосредственный доступ из контрольно-пускового центра, и что, если встать посреди помещения и если дверь в тот туннель раскрыта, можно увидеть сопло ракеты. Вот было бы интересно потрогать эту железяку, если бы Делл позволил. Здесь они ничего не могли делать без его разрешения, ибо он тут все знал, а они — нет. Прохладное и чистое помещение, а не задымленная и грязная земля, кругом металл и пластик, а не болотная трясина и джунгли — здесь таились свои опасности, не менее страшные и смертельные, чем смрадный, душный дождевой лес, из которого он выбрался девятнадцать месяцев назад.

Пауэлл взглянул на красные кнопки приборной доски и вспомнил…

«На приборной доске заместителя командира боевого расчета, расположенной в пяти ярдах справа от приборной доски командира, находятся десять кнопок — в правом верхнем углу. Каждая кнопка имеет предохранитель и не может быть нажата случайно или по ошибке. Эта предосторожность вполне объяснима, если вспомнить, что каждая из этих десяти кнопок замыкает электрическую цепь на боеголовку „минитмена“. По действующей инструкции, кнопки можно нажать лишь в том случае, если оба офицера боевого расчета одновременно услышали строго секретную кодовую команду пуска — особый сигнал, извещающий о начале третьей мировой войны, — которая была бы передана из штаба Стратегического авиационного командования и подтверждена штабом крыла».

Пауэлл бросил взгляд на два динамика. Он был опытным автомехаником, мало что смыслившим в системах радиосвязи, однако эти небольшие громкоговорители, расположенные над каждой приборной доской, показались ему самыми обычными. Они мало походили на трубы апокалипсиса — просто серые ящички с сеткой. Делл выругался. Пауэлл взглянул на него и увидел, что бывший майор расстегивает «молнию» своего комбинезона. Делл раскраснелся и вспотел от напряжения, несмотря на постоянно поддерживаемую здесь температуру в 68° по Фаренгейту, и теперь он шумно и хрипло дышал. Он положил кусачки, взял отвертку с прорезиненной ручкой и что-то стал ею ковырять в зияющих внутренностях командирского пульта управления.

— Мина-ловушка, осколочная граната на этом кабеле! — объявил он, не оборачиваясь.

Не дожидаясь ответной реакции, он продолжал свое дело. Пауэллу, впрочем, нечего было сказать, за исключением того, что он воспринимал мины-ловушки с ненавистью пехотинца, которому не раз доводилось видеть, как его товарищей убивали и обезображивали эти коварные штуковины. А Делл-то и понятия не имеет о такой войне, размышлял бывший морской пехотинец со злобной гордостью собственника: если бы они сейчас оказались на той войне, тогда Виллибой был бы у них командиром. Утешившись этой мыслью, вьетнамский ветеран увидел, что Делл отложил отвертку и снова вооружился кусачками. Ему было не по себе: он не мог видеть манипуляции Делла забравшегося в систему электропитания приборной доски. Но если техники САК хотя бы вполовину такие же коварные хитрюги, как вьетконговцы, то эту мину будет невозможно обезвредить. Да и что может этот чистенький майор, получивший военное образование в академиях, знать о минах-ловушках?

— Раз! — объявил Делл, перерубив контакт первого «блокиратора».

Только тогда Пауэлл осознал, как он сам тяжело и шумно дышит…

В девяти милях от «Гадюки-3» коренастый краснолицый фермер по имени Саймон Лиффи дышал тоже тяжело и шумно, вглядываясь в нескончаемый дождь. Плохая видимость была единственной причиной дискомфорта и раздражения Лиффи, своего рода аккомпанементом к нескончаемому нытью его пронзительноголосой жены, восседающей рядом с ним на переднем сиденье «доджа»-пикапа. Поездки вместе со сварливой и вечно всем недовольной Эммой Лиффи всегда были для него сущей пыткой, ибо она постоянно порывалась давать ему советы — как правило, дурацкие — по любому поводу, причем сегодня на нее напал особенно критический стих, потому что «крайслер» не завелся, и она глубоко переживала эту ущемляющую ее чувство собственного достоинства поездку в церковь в пикапе. «Это меня глубоко задевает!» — в тридцатый раз заявила она мужу, во всем виня его безалаберность.

— Это глубоко унизительно! — со скорбным лицом настаивала набожная прихожанка.

Лиффи ничего не говорил, ибо что можно сказать сорокалетней бестолковой тетке, когда она уже разразилась своей страстной тирадой. Она была дура, такая же, как и ее дурацкая шляпка, которую она надевала в церковь и по другим особым случаям, ибо однажды увидела такую шляпку в одном из своих любимых дурацких журналов.

— Ну вот, теперь мы опоздаем! — жаловалась она, точно Саймон Лиффи специально подстроил поломку автомобиля, и эту мерзкую погоду, и вообще все напасти. Он понял, что она будет канючить так целый день — гундявить и гундявить до вечера. Она была способна не закрывать рта часами. Возможно, она не закроет свою варежку до самого футбольного репортажа, которого Саймон с нетерпением дожидался всю неделю. Такое с ней уже бывало. Но только не сегодня, мрачно решил он про себя, подавив искушение ей ответить. Не сегодня, когда «Джетс» встречаются с «Оклендцами». Любая же реплика или комментарий только подольет масла в огонь, уверял он себя, пристально всматриваясь в мокрое шоссе.