Сергей Соболев - Чужой

Он подошел к передку, перехватил рукоять двумя руками, коротко размахнулся и врезал битой по передней левой фаре.

— Оп! А адна фара разбита.

Мягко, по кошачьи ступая обутыми в кроссовки ногами, сместился… шваркнул битой по правой передней фаре!

— Ай ай! Вта арая фара у вас не работает?!

Сзади тоже послышался грохот — кто то из друзей этого деятеля выставил задние стеклопакеты…

Еще через несколько секунд бита опустилась на переднее стекло, которое выдержало удар, но покрылось паутинкой трещин…

Парень с битой вновь подошел к дверце со стороны водителя.

— Ладно… на первый раз хватит. А атпускаем вас… свиньи! — он еще раз, но уже вполсилы грохнул битой по несчастному «паджеро». — Ви и все поняли?! Да? Та агда уё…те нах! И больше здесь ни па аявляйтесь.

Тетка Марья, женщина лет сорока, работающая по совместительству уборщицей и сторожем в музее заповеднике Дивногорье, заметила группу приезжих, когда они еще только поднимались от села по тропке к Большим Дивам.

По понедельникам музей не работает, экскурсии не проводятся. На въезде в село и в самом Дивногорье, рядом с автостоянкой, имеются щиты с картой местных достопримечательностей и расписанием работы музея заповедника, там все прописано. Женщина подновляла краской деревянные скамьи, установленные по периметру площадки, на холме, у подножия Больших Див, рядом с еще одной местной достопримечательностью — пещерной церковью Иконы Сицилийской Божьей Матери. Она уже почти закончила свой нехитрый внеурочный труд, — специально для покраски выбрали с отцом Федором понедельник, а тут еще и день выдался, слава Богу, пригожий — как увидела вдруг вытянувшихся цепочкой молодых людей, которые, как ей показалось поначалу, были одеты в военную форму.

Она сунула кисточку в банку с водой; вытерла руки о фартук; прикрываясь рукой от косых лучей заходящего солнца, стала вглядываться в фигуры поднимающихся снизу по тропке людей.

Сосчитала — семеро. Одеты в пятнистую форму, вроде армейской или такой, в какой разъезжают вохровцы и частная охрана из соседнего райцентра Липки.

Военные? Милицейские? «Чоповцы» из Липок? Может, чего случилось?

Женщина направилась к приоткрытым дверям, — сама обитель была как бы врезана в двадцатиметровый монолит меловой скалы — привычно затягивая на ходу потуже концы платка.

В церкви, где в связи с реставрационными работами не проводилось регулярных служб, сейчас была лишь одна живая душа: отец Федор, монах расположенного в нескольких километрах отсюда Свято Успенского мужского монастыря. Бывший краснодеревщик, мастеровитый человек, он проводил здесь дни и ночи, бережно, вместе с доброхотами восстанавливая древнюю обитель, главная реликвия которой — по преданиям — не раз спасала обитателей здешних мест от холеры и прочих напастей.

Перекрестилась, поклонилась и только после этого громко позвала:

— Отец Федор?! Отзовись, батюшка! Кажется, к нам гости…

В дверном проеме показалась мужская фигура. Отец Федор облачен не в рясу, как полагалось бы новоначальному монаху — на нем присыпанный меловой пыльцой комбинезон. И на голове у него, соответственно, не камилавка, а обычная бейсболка, тоже притрушенная белесым порошком. Так что в своем нынешнем облачении он скорее походил на мельника, нежели на инока…

— Что за гости, матушка? — отец Федор направился вслед за женщиной к краю обзорной площадки. — Сегодня ведь неурочный день… Вот так, так…

— Вы их знаете? — понизив голос, потому что «гости» уже преодолевали последние метры подъема, спросила тетка Марья (она уловила нотки тревоги в голосе божьего человека). — Похожи на военных.

— Сдается мне, это не служивое воинство…

Отец Федор ладонью стряхнул белесую пыльцу с усов и бороды. После чего высвободил из под наглухо застегнутого комбинезона нательный крест из иорданского кипариса и сотворил крестное знамение.

— Язычники к нам пожаловали, матушка, нехристи. Но ты их не бойся… с нами сама Пресвятая Царица Небесная.

Парни один за другим поднялись на площадку. Крепкие, спортивного телосложения, рослые, не ниже метра восьмидесяти… Все до одного — «белые люди»; но называть — даже про себя э т и х русскими — почему то не хотелось, язык не поворачивался. И не вот что пацаны: среди них не оказалось ни одного, кому на вид было бы меньше хотя бы двадцати пяти. А двоим, что шли замыкающими, пожалуй, что и сильно за тридцать.

Одеты они все на один лад, как то по особенному, не по людски. Черные брюки, с заметными лишь с близкого расстояния белесыми разводами, заправлены в черные же берцы с толстыми рифлеными подошвами. Такого же цвета на них и камуфляжные куртки. Слева на груди у каждого — поверх кармана — закреплены бейджики в виде маленьких символичных флажков красного цвета, в который вписан белый крест. Очень удобно: снял бейдж, сунул в карман, и вот уже ты обычный гражданин, ибо по закону носить камуфляж пока еще никому не возбраняется… У двух или трех из этой компании куртки расстегнуты, так что можно разглядеть пододетые под камуфляж майки. Они тоже черной расцветки, с круговой эмблемой на груди: белый крест на красном фоне и еще надпись — НСО — посередке…

Монах, глядя на них, перекрестился. На какие то мгновения ему почудилось, что эти существа явились сюда из прошлого, найдя какую то лазейку, какую то щель в пространственно временном универсуме. Что они пришли не со стороны закатного солнца, не от расположенного на излучине красивейшей и покойной речки с редким названием Тихая Сосна селения. А прямиком из тех времен, когда люди в черной форме, с нарукавными повязками со свастикой — впрочем, как и «обычные» солдаты вермахта — устанавливали в этих местах огнем и мечом свой «новый порядок».

— Молодые люди! — подала голос тетка Марья. — Да, да, я к вам обращаюсь! Мы сегодня не работаем! Вы разве не читали информацию на въезде? Музей в понедельник — н е р а б о т а е т!! Так что приходите завтра.

Один из парней, чью бритую под ноль голову украшает пятнистая кепи армейского образца, проходя мимо, бросил:

— А нам по хрену ваш музей! Мы тут по своим делам!

— В церковь я вас не пущу! — решительно сказал монах. — Вам же матушка сказала: в ы х о д н о й! Мы открыты с десяти утра. Вот только…

— Закройся, дядя! — процедил один из пары шедших замыкающими мужчин (он был единственным, кто из этой компании носил очки). — Это н а ш а земля, понял?! И мы, мля, не собираемся ни у кого тут спрашивать разрешения! Иди, поп, дури дальше свою паству… нас вы уже не охмурите.

Парни в черном прошли мимо монаха и женщины к лестнице с деревянными перилами, по которой можно подняться еще выше, непосредственно к макушке холма, к самим Большим Дивам.