Юрий Мокшин - Узники смерти

Зотов нервно дернулся, проснулся и резко встал с постели. Было три часа дня: он проспал ровно восемь часов.

На корнеевскую квартиру майор ввалился под утро, шатаясь всю ночь по кабакам и притонам, и тут же рухнул на кровать. Крепкий сон и холодный душ восстановил его силы, и теперь, попивая кофе, Дмитрий Николаевич прокручивал сложившуюся ситуацию и то, как он в ней оказался.

В общих чертах картина была ясна. Благодаря случаю, а точнее нерадивости лейтенанта, Зотов оказался на арене "цирка". Не то чтобы в центре, и уж тем более главным клоуном, но в данном случае, чтобы покончить счеты с жизнью, достаточно и одного участия.

Зотов давно уже понял, что Андропов обречен и все старания бессмысленны. Все смерти близких людей — БЕССМЫСЛЕННЫ! Дмитрий Николаевич зарычал, сжимая кулаки. Впору было опять напиться до чертиков.

Кроме гибели Корнеева, еще одна смерть не вписывалась в логическую цепочку — смерть Бортник. Зачем и кому это было нужно? Взрыв машины был либо запланирован, либо являлся крайним вариантом в безвыходной ситуации по принципу: нам не досталось, но и вы не получите. Но это было глупо, и майор отсек этот вариант. Единственное, что было наверняка, — то, что сидящие в машине не догадывались о близком конце.

Зотов чувствовал, что за этими двумя смертями его друга и любимой что-то скрывается, чего майор пока не мог понять. То, что он остался жив, — не случайно. Значит, кому-то и зачем-то это нужно. Зотов один, без Корнеева и Бортник, злой, ожесточенный, потерявший все, что можно потерять, а потому без эмоций, холодный, как машина, послушная машина в руках… в руках Орлова?.. Над этим стоило задуматься. Правда, после того, как майор узнал, что Бортник находится в руках Быкова, — он понял, кто провалил конспиративную квартиру. Но он не винил за это женщину, да и не имел права на это. Зотов прекрасно знал о современных методах допроса, и не по наслышке, а на собственной шкуре. Вряд ли Елена Николаевна отдавала отчет своим словам под действием наркотиков.

Зотов не выдержал и открыл еще одну бутылку водки. Душевная пустота, образовавшаяся после смерти близких ему людей, все-таки брала за горло. Раньше майор знал, зачем живет, у него были свои идеалы, свои ценности. Но теперь он ни во что и ни в кого не верил.

Все было нелепо, противно, ничтожно, да и сам он превратился в ничтожество, в пешку, которую еще не съели, но уже сбросили со счетов.

Как говорил незабвенный Райкин: лучше быть в серединочке, золотой серединочке. Ураган редко валит все дерево сразу. Обычно он ломает либо верхушку, либо, что чаще всего, отдельные веточки, слишком нагло и глупо вылезшие из общей кроны. Зотов не хотел больше быть наглым или глупым. Он решил, а точнее, вынужден был решить, сделаться как все, как золотая серединочка.

И он прикинулся ею, но лишь для того, чтобы в свой звездный час снова выйти на арену ненавистного цирка и мечом гладиатора уничтожить и тигров, и их дрессировщиков.

На следующий день майор оказался в больнице с диагнозом — острая сердечная недостаточность. Напряжение последних месяцев, смерть близких, кудановские наркотики и пытки взяли свое. И хотя после Ялты майор две недели находился в реабилитационном центре — этого оказалось явно недостаточно.

И снова две недели вынужденного заточения в больничной палате. После выписки Орлов с удовольствием отправил Зотова в санаторий КГБ и был ужасно рад, что не пришлось ломать голову, как удалить майора подальше от Москвы мирным путем и временно отстранить от дела.

В столицу Зотов вернулся лишь в начале ноября. Врачи постарались на славу и похудевший, осунувшийся, с провалившимися глазами майор, снова превратился в розовощекого крепыша.

Группу Корнеева пополнили новыми людьми и передали под начало Дмитрия Николаевича. Орлов сообщил ему, что дело о покушении на Андропова забрали в более высокие инстанции, так как затрагивались слишком важные чины. Группе Зотова поручили продолжать раскручивать афганское направление.

Пришлось все начинать сначала. Сан Саныч был убит, капитан Махов скончался, Бронько был шестеркой и ничего путного не знал. Исламбека сожгли, хотя Зотов и не очень верил этому. Да и не только Зотов. В общем, все было не так и шло наперекос. Тем не менее, Орлов был настроен весьма оптимистично, зачитал благодарственный приказ Андропова и сообщил, что подал ходатайство о присвоении Зотову очередного воинского звания. Но самым большим подарком для майора оказалось назначение Рогозина его заместителем. На удивление Зотова генерал ответил, что капитан верный человек и был в стане Быкова агентом Орлова. Дмитрий Николаевич, и так подозревавший своего шефа в нечистой игре, окончательно уверился в своих опасениях.

Неразговорчивый Зотов совсем замкнулся, находя отдушину лишь в постоянной напряженной работе. Он начинал по крупицам собирать недостающие частички недавней мозаики втайне от всех. Он не доверял никому и прежде всего своему заму.

Еще до санатория Зотов успел поговорить с командиром спецназа, сидевшим в тот злополучный день в засаде вокруг дачи Министерства обороны. На вопрос почему не открыли огонь по колесам, командир ответил, что машина Зотова закрыла сдобою беглецов, а потом было поздно, да и Зотов уже развернулся для погони. Все было бы логично, но один из бойцов проговорился, что они смогли бы остановить машину, не отмени командир своего приказа.

Это указывало на то, что акция была запланирована. В пользу подобного вывода говорило и радиоуправляемое взрывное устройство, вмонтированное в машину. Но вот почему Бортник решили убрать с таким шумом? Если враг начинает играть, отступая от своих же собственных правил, значит, это необходимо, и весь этот спектакль был рассчитан исключительно на Зотова. Зачем? Логика подсказывала майору обратиться к патологоанатому, делавшему экспертизу Елены Николаевны. Но за неделю до возвращения Зотова, врач ушел на заслуженный отдых и жил где-то под Москвой.

После гибели Бортник прочло почти полтора месяца. За время майор успел привести в порядок свои мысли и нервы. Он снова приобрел возможность здраво рассуждать и по новому посмотреть на недавние события. Дмитрий Николаевич поклялся размотать этот дьявольский клубок. Но он и не подозревал, что его злоключениям далеко не конец и большая их часть впереди…

Я сидел не шевелясь. Голова была тяжелая и противно гудела, то ли от спиртного, то ли от того, что я только что услышал. Рассказ майора поразил меня. В это трудно было поверить, во у меня не было оснований не доверять этому человеку: слишком долго носил он в себе страшную ношу.

Вообще, было странно, что Зотов открылся мне — практически чужому человеку: подобные тайны уносят с собой в могилу. Может быть, майор чувствовал, что скоро ему предстоит встреча с Господом и решил исповедаться? Пускай не другу и даже не хорошему знакомому, а простому сержанту, служившему когда-то под его началом. Но именно я оказался в эту минуту тем связующим звеном с прошлым, с которым он не мог расстаться из-за ставшей проклятой для него памяти.