Сергей Зверев - Жиган: жестокость и воля

Константин быстро вычислил квартиру, в которой жил Матвей, отследив его однажды вечером во время возвращения домой после тренировки в спортзале профтехучилища.

Матвея постоянно возил на белых «Жигулях» один из его подручных. Сам он обычно сидел на заднем сиденье, а место впереди рядом с водителем занимал тот самый здоровенный бугай, которого люди Матвея звали Гаврилой, а сам Жиган про себя назвал Гренадером.

Слежка осложнялась тем обстоятельством, что Матвей соблюдал крайнюю осторожность.

И Константину, для того чтобы его не заметили, пару раз приходилось намеренно отставать. К счастью, он мог менять машины. Терентий выписал ему доверенность и вручил ключи от своих «Жигулей». Вместе с машинами Константин разнообразил и одежду.

Пересаживаясь в автомобиль Терентия, он вместо ветровки надевал легкую летнюю курточку, а вместо кепки — широкополую шляпу.

Профессионал слежки, какой-нибудь штатный кагэбэшный топтун, наверное, высмеял бы Жигана за дилетантизм, но у Панфилова просто не оставалось другого выбора.

Матвей жил в неприметной пятиэтажке, а его квартира на третьем этаже выходила окнами на пустырь. Здесь он только ночевал. В восемь утра возле его подъезда уже стояли белые «Жигули» с водителем и Гренадером впереди.

Некоторые маршруты Матвея подозрений не вызывали — горисполком, магазин, баня, спортзал. Но вот его визиты на| рынок заинтересовали Жигана.

Неторопливо прохаживаясь в сопровождении Гренадера вдоль торговых прилавков, заполненных свежей зеленью с огорода, огурчиками, цветочками, арбузами, южными фруктами, кооперативными шмотками, расческами, цветочными горшками и прочей дребеденью, Матвей иногда задерживался возле торговцев-южан.

Носатые азербайджанцы делали вид, что нахваливают свой товар, предлагали попробовать, протягивали ломтики груш, слив, арбузов и, прикрываясь этим, о чем-то разговаривали с Матвеем вполголоса.

Жиган, отиравшийся в стороне и старавшийся не выделяться из общей серой массы покупателей, несколько раз видел, как торговцы передавали Матвею небольшие плотные свертки.

Теперь Константин на всякий случай постоянно носил с собой в кармане «лимонку». Авось пригодится. Матвей — парень серьезный, с ним шутить нельзя.

Вечером, сидя в машине неподалеку от профтехучилища, где со своими парнями тренировался Матвей, Константин увидел нечто весьма интересное.

К зданию училища лихо подкатили новенькие белые «Жигули-восьмерка» с тонированными стеклами. Стараясь рассмотреть пассажиров машины, Константин вынул из бардачка бинокль, когда-то по случаю приобретенный на толкучке.

Окна «восьмерки» были лишь немножко приоткрыты, и Жиган, как ни старался, ничего увидеть не мог. Он только обратил внимание на то, что новая машина, судя по всему, успела побывать в какой-то переделке. Одна фара была разбита, капот примят, а лобовое стекло пересекала длинная трещина.

«Восьмерка» стояла возле училища почти до темноты. Пассажиры из нее так и не вышли. Константин успел выкурить уже добрых полпачки сигарет, пока тренировка закончилась и люди Матвея стали расходиться. Наконец вышел и он сам в сопровождении Гренадера.

Увидев белую «восьмерку», Матвей сделал короткий взмах рукой. «Ясно, — подумал Жиган, — там его знакомые».

Машина Матвея и «восьмерка» выехали со стоянки и отправились в сторону окраины. Потом на перекрестке они ушли направо, и Константин на несколько секунд потерял их из виду. Когда он вывернул следом, машина Матвея уже исчезла, а белая «восьмерка» стояла у обочины.

Константин сбросил газ, также намереваясь остановиться. Но «восьмерка», неожиданно взревев мотором и завизжав колесами, ушла вперед. «Панфилов, ты явно пропустил что-то интересное, — отметил про себя Жиган. — Либо они тебя вычислили, либо… »

Он решил следовать за «восьмеркой» до тех пор, пока хватит бензина в баке.

Спустя несколько минут он понял, что его подопечные направляются в мотель. Возле мотеля «восьмерка» завернула на стоянку, и из нее вышли два человека. Жиган, наблюдавший за ними в бинокль с обочины дороги, вначале не поверил своим глазам. Решил, что почудилось, а может, просто плохо разглядел — фонари на стоянке горели тускловато.

Водитель «восьмерки», грузноватый мужчина в годах, ростом выше своего напарника, шел, небрежно вертя на пальце ключи от своей машины. Второй, лоховатого вида мужичок, что-то живо рассказывал своему спутнику. Их внешности ничем особенным не отличались, кроме одной детали, привлекшей внимание Жигана. У водителя был наголо обрит череп.

Помнится, одного такого Жиган встречал в камере следственного изолятора. Соседи по камере звали его Карзубым. Его Жиган запомнил хорошо.

Когда Жигана, как обычного первохода, хотели в камере окрестить, он навел там небольшой шорох. После этого к заключенному Панфилову приклеилось прозвище «ломом опоясанный».

В камере вместе с Карзубым находились еще какие-то кенты. Их лица уже почти стерлись из памяти Жигана. Звали этих засранцев… Как же их звали?

Он начал перебирать прозвища, которые хаотично всплывали в его голове, не подчиняясь никакой логике.

Халда, Архип, Сирота… Да, кажется, был там Сирота. Здоровый такой бугай. Нет, очевидно что-то другое. Лось. Нет, Лось прибыл позже. Работал в «Луне» вышибалой. Афоня, бармен оттуда же. Малхаз, смотрящий отряда на зоне. Нет, не он. Резо, Хомут, Косой, Бульдозер… Нет, Бульдозер — это вообще из другой песни, известный такой шмональщик в колонии. Пока он пытался вспомнить нужные погонялы, пассажиры «восьмерки» скрылись за дверью ресторана. «Фу ты, черт, — выругался про себя Константин, — теперь придется ждать до второго пришествия».

Из ресторана можно было сразу пройти в мотель и подняться в номера. Скорее всего эти двое после ужина и выпивки останутся здесь на ночевку. Значит, надо приготовиться провести часов десять в машине.

Чтобы не маячить на дороге, Панфилов заехал на стоянку и пристроился на свободное место в углу площадки. Отсюда хорошо видны были и вход в ресторан, и белая «восьмерка».

«Черт, неужели это сам Карзубый, — гадал он. — А кто второй? Что они здесь делают? Что у них общего с Матвеем?»

Ночь стояла теплая и ясная. Константин, сидя в машине, перебирал в памяти клички и фамилии из своего зековского прошлого. Иногда ему приходилось прерываться, чтобы понаблюдать за клиентами, выходившими из ресторана. Но человека, похожего на Карзубого, он так и не увидел.

… Он уже давно перестал вспоминать прозвища и дергаться на каждый звук — лишь открывал и закрывал глаза, когда совершенно четко в памяти всплыли две кликухи: Шкет и Кисель.

Этот второй для Шкета крупноват. Он, кажется, был мелким и вертлявым. А вот на Киселя вполне смахивает.