Уоррен Мерфи - Объединяй и завоевывай

– Сделаем.

– Исполняйте свой долг. – Смит повесил трубку.

– С кем это вы разговаривали? – спросил Уинстон, когда мастера Синанджу присоединились к остальным. Ассумпта стояла у двери, высматривая, не идут ли солдаты.

– Тебе-то что за дело? – осадил его Римо.

– То есть как? Ведь вы говорили с дядей Харолдом? Скажите, он справлялся обо мне?

– Твое имя не упоминалось. У нас был деловой разговор.

– Отлично. В таком случае мое почтение. Мы с Ассумптой будем действовать самостоятельно. Я не нужен вам, а вы – мне.

– Мы, например, отправляемся в Оахаку, – заявил Римо.

– А мы двинемся на поиски подкоманданте Верапаса.

– Собственно, мы все к нему направляемся.

Уинстон вскинул свой верный «хелфайр» и прицелился прямо в лицо отцу.

– Эта штучка должна убедить вас, что я избираю свой собственный путь.

Римо взглянул на оружие в трясущихся руках Огнетушителя.

– А что, эта штуковина все еще работает?

– Работает. Я заменил пули.

– Стало быть, если я отберу ее, то вполне смогу ею же тебя и прикончить?

– Попробуйте! Не забудьте только, что я могу голосом отдать ей приказ об отмене стрельбы.

– Да что ты?!

– Точно! Вы бросаетесь на меня, хватаете мое оружие, а я при этом произношу только одно слово: «Отмена».

– Отмена, – повторил механический голос из крохотного динамика, и в автомате Уинстона что-то щелкнуло.

– Черт бы вас побрал! – разозлился Уинстон и нажал какую-то кнопку на стволе. Вспыхнула лампочка, и Смит снова наставил оружие на отца.

– Слишком медленно, – упавшим голосом произнес он.

– Да уж, – согласился Римо и совершенно неожиданно для последнего спокойным голосом произнес: – Отмена.

– Отмена, – покорно согласился с ним металлический голос, и лампочка погасла.

– Бог мой! – воскликнул Уинстон. – Он же не был запрограммирован на ваш голос! – Смит заметно сник.

Римо отнял автомат у сына.

– Ладно, пока не доберемся до Верапаса, будем играть за одну команду, идет?

– Верните мне мою вещь!

– Веди себя как положено, тогда и верну.

Они вышли из кантоны. Ассумпта тут же заторопилась на поиски попутной машины.

– Эту штуку разработало ЦРУ, – сообщил Уинстон после долгого молчания.

Римо окинул его презрительным взглядом.

– Ну и?..

– Она запрограммирована узнавать мой и только мой голос!

– Может, что-то разладилось в механизме?

– Но ведь ваш-то голос она признала!

Римо ничего не ответил. Ему не понравилась направленность разговора.

– Знаете, о чем я думаю?

– Сомневаюсь, что ты вообще думаешь, – усмехнулся Чиун.

– Я думаю, что этому есть вполне логичное объяснение. И притом одно-единственное.

– Какое же? – осведомился Римо.

– Судя по всему, вы из ЦРУ. Ну, признайтесь, что так оно и есть.

– Если бы у тебя были мозги, ты бы вспомнил, что агент ЦРУ никогда ни в чем не признается.

– Ага! Сами льете воду на мою мельницу.

– Поздравляю – твои выводы вовсе не соответствуют действительности, – хмыкнул Римо.

– И все-таки уже теплее, – буркнул мастер Синанджу.

– Чиун! – воскликнул Римо, предупреждая ненужные откровения старика.

– Наше слово несколько длиннее. Оно состоит из четырех букв. Начинается с "К" и кончается на "Е".

– Вот дьявольщина! Стойте, сейчас угадаю. Я знаю наизусть названия и обозначения всех разведывательных учреждений. КАНЕ?.. КОРЕ?..

– Молодец, совсем тепло! – воскликнул Чиун.

– Остановимся на КАРЕ, – предложил Римо. – Если тебе так уж важно знать, на кого мы работаем, пусть будет КАРЕ.

Уинстон нахмурился.

– А разве это не благотворительный фонд?

– Это крыша, – коротко отозвался Римо.

Поодаль Ассумпта о чем-то договаривалась с незнакомым толстяком в бейсболке с надписью «Фронте Хуаресиста де либерасьон насьональ».

– Такими темпами нам Верапаса не догнать, – прошипел Уинстон.

– А что, есть другие предложения? – поинтересовался Римо.

– Хорошо бы раздобыть вертолет.

– Сначала лучше бы пилота – в том, разумеется, случае, если вертолет, о котором ты толкуешь, не игровой автомат с дыркой, куда юнцы кидают четвертаки, чтобы позабавиться.

– Нас учили управлять вертолетом.

Римо скептически прищурился.

– А ты не врешь?

– А я когда-нибудь врал?

– Как же, не далее чем пару минут назад, – хмыкнул Чиун.

– Послушайте, если мы раздобудем вертушку, я вас отсюда вывезу.

– Неподалеку от армейского блокпоста есть площадка для геликоптеров, а на ней вертолет.

– Давайте съездим и посмотрим на месте, – предложил Римо.

Когда занялся рассвет первого после великого землетрясения дня, солнечные лучи с трудом пробивались сквозь дымную мглу, затянувшую небо от Мехико до Оахаки.

Из кратера вулкана Дымной горы тянулся сероватый шлейф, полностью закрывая солнце.

Конечно, чернильный сумрак ночи рассеялся, но Тонитуа, бог Солнца, не торопился рассыпать по земле свои благословенные золотистые дротики.

Потом появились тучи, окончательно лишив тех, кто внизу, малейших проблесков солнечного света.

На главной площади Оахаки «индиос» наперебой обсуждали это событие. Они легли спать под звездным небом, а проснулись среди коричневого душного сумрака.

– На небе не видно солнца!

– Смотрите, солнце пропало!

– Верни солнце, Коатлик. Заставь его сиять!

Но богиня осталась глухой к мольбам своих почитателей.

И тут верховному жрецу Родриго Лухану пришла в голову отличная идея – надо придать особое значение этому первому рассвету новой эры, не благословленному солнцем. Лухан с неохотой привстал, отстранившись от возлежавших сапотекских девушек, которых он только что дефлорировал.

– Согласно воле Коатлик, вам не следует видеть солнце в первый день возрожденной империи сапотеков! – прокричал он собравшимся.

– Что же нам делать? Расскажи!

– Наша мать жаждет наших сердец. Надо принести в жертву Коатлик человеческие сердца, и тогда снова проглянет солнце.

Среди собравшихся то тут, то там зазвучало:

– Чьи сердца?

– Я сам назову тех, чьи сердца помогут Коатлик вернуть солнце. Постройтесь рядами!

Они выстроились – не очень охотно и без спешки. Впрочем, ни один не сбежал и не уклонился от исполнения долга. И тогда Родриго Лухан двинулся вперед.

Окидывая взглядом каждого, он переходил от одного почитателя Коатлик к другому, хлопая по макушке избранную им жертву тяжелым жезлом из орехового дерева.

Спустя некоторое время десять человек лежали у ног Коатлик. Тотчас на свет появился обсидиановый нож, тускло отсвечивавший черным полированным лезвием.

– О, Коатлик, наша могучая мать. Ради тебя я извлекаю эти сердца и посвящаю твоей беспристрастной любви!

Богиня взглянула вниз ничего не выражающими, пустыми глазами. Она излучала спокойствие и равнодушие – даже змеи с бронированными харями не шевелясь лежали у нее на плечах.