Фредерик Дар - Улица Жмуров

– Скажите мне, доктор...

Я говорю мягко, тщательно взвешивая слова, потому что этот тип – малый решительный...

– Скажите мне, доктор, вы знаете некоего Жана Парьо?

Я ожидал какой угодно реакции, только не этой.

– Я прошу вас! – сухо произносит он. Я жду продолжения, глядя на него вопрошающим взглядом.

– Почему вы говорите мне об этом субъекте? – спрашивает он, поняв, что я не собираюсь нарушать установившееся молчание.

– Может быть, потому, что пришло время поговорить о нем... Судя по вашей реакции, я вижу, что вы его знаете?

– Не будем хитрить, – сухо заявляет он. – Раз вы интересуетесь им, то должны знать, что он любовник моей дочери.

– Мне это известно, – говорю я, глядя ему прямо в глаза. – Скажите, доктор, а почему бы нам не поговорить о нем в прошедшем времени?

– То есть?

– Да просто он умер!

Он ошарашен или очень хорошо изображает изумление.

Он садится, потому что у него подгибаются ноги.

– Умер...

– Мертвее быть не может...

– Когда?

– Этой ночью.

Вдруг лицо доктора изменяется: искажается, покрывается морщинами, становится почти патетическим.

– Как?

Я читаю в его глазах панику. Это паника отца, опасающегося, что у его ребенка могут быть неприятности.

– Отравление газом, – отвечаю. – Но обстоятельства этого... несчастного случая мне кажутся... ну, скажем, странными.

– Странными?..

– Да. Ваша дочь здесь? Я бы хотел ее до... поговорить с ней.

– Моя дочь здесь больше не живет, – грустно говорит он. – С тех пор как она спуталась с этим типом, мы расстались, и она живет в пригороде Руана, где у меня есть дом...

Я останавливаю его жестом, потому что мне нужно подумать... Пригород Руана... Где я это уже слышал? Ах да... Вчера, в квартире Бальмена. Парьо... Он утверждал, что оставил антиквара в своей машине, а сам пошел звонить клиенту, живущему в пригороде Руана...

– Название места? – спрашиваю.

– Гуссанвиль.

– Как давно ваша дочь поддерживала отношения с Парьо?

– Пять или шесть месяцев...

– Как она с ним познакомилась?

– Как раз у Бальмена, в его магазине. Моя дочь собирает старинные монеты...

– Ах так?

– Да... Вас это удивляет?

Я едва заметно пожимаю плечами. Мне кажется, в этом деле слишком много говорят о старинных монетах.

– Продолжайте.

– Поскольку Бальмен был моим пациентом, я посоветовал дочери сходить к нему в магазин. Он и познакомил ее с Парьо... А... Короче, Парьо ее соблазнил!

Я смотрю на него:

– Вы жили один с дочерью?

– Моя жена умерла при родах дочери, и я воспитал ее один... Я...

Понятно: отцовская ревность!

– Сколько лет вашей дочери?

– Двадцать шесть.

– Могу я вам задать один... гм... деликатный вопрос?

– Задавайте!

– Вы, доктор, более чем кто-либо другой должны понимать, что молодой женщине нужен... друг...

– Согласен!

Его лицо нейтрально, как Швейцария.

– Но вы ссоритесь с любимой дочерью только из-за того, что она завела себе любовника?

– Я поругался с ней не из-за того, что она завела любовника... к тому же я полагаю, он у нее не первый. Мы поссорились, потому что этим любовником был Парьо...

– Правда?

– Правда!

Он очень четок!

– В чем вы его упрекаете?

– У него криминальное прошлое, вот и все. В этом вопросе порядочный человек не может пойти на компромисс!

– Криминальное прошлое...

Я вдруг становлюсь похожим на лопуха. А я-то, наивняк, приперся сюда, даже не зная, что у Парьо были судимости...

– И богатое у него это самое прошлое? – спрашиваю.

– Слишком богатое, чтобы входить в число моих знакомых.

– Как вы это узнали?

– Это вы, комиссар, задаете мне такой вопрос? Вам разве неизвестно о существовании частных сыскных агентств, в которые можно обратиться, когда хочешь получить информацию об интересующем вас человеке?

– Совершенно справедливо, – соглашаюсь я. И добавляю: – Вы ведь не очень любили Парьо? Пожалуй, даже совсем не любили...

– Скажу прямо: я его ненавидел.

– Эта откровенность делает вам честь, доктор...

И, произнося эти слова, я думаю, что все актеры этой драмы откровенны... За исключением Джо Педика.

Да, они откровенны: Парьо был откровенен, слишком откровенен... Он сразу же рассказал историю своих отношений с Бальменом... Эскулап откровенен...

Скажу вам начистоту: я начинаю плавать и никак не могу составить себе четкое мнение о деле...

– И последний вопрос, доктор: вы не убивали Парьо, не так ли?

– Нет... – отвечает он. – И поверьте мне, комиссар, очень об этом жалею.

Я всегда испытывал слабость к почтаршам и никогда не упускал возможность прокомпостировать одну из них, когда такая возможность представлялась...

Однако эта отбила бы охоту даже у обезьяны... Длинная, высохшая, как Сахара, и никакого намека на груди. Выступающие передние зубы препятствуют любым попыткам поцеловать ее, если у кого-то даже возникло бы такое желание.

Это она занимает окошко междугородных переговоров.

– Привет, красавица, – говорю я ей с неотразимо прекрасной улыбкой.

– Повежливее! – ворчит она. – Кто вам дал право разговаривать со мной таким тоном? Я вместе с вами коров не пасла!

– Я не думаю, что факт охраны эти милых жвачных предрасполагает к любезности, – уверяю я. – Вы напрасно обижаетесь, мадам, мои намерения чисты, как стакан дистиллированной воды.

– Какой номер вы заказываете? – перебивает она.

– Номер стриптиза, – смеюсь я.

– Вы хотите, чтобы я позвала директора? – вопит девица.

– Не стоит. Меня вполне устроит ваше исполнение... Поскольку я вижу, что она сейчас взорвется, то показываю ей удостоверение. Это ее не успокаивает, наоборот, вгоняет в черное бешенство.

– Ну и что! – кричит она. – Вы думаете, на кого-то произведет впечатление, что вы из полиции?! Знайте, что честные люди полиции не боятся, а моя совесть чиста!

– Ну и прекрасно, – любезно замечаю я. – Хотя она и в чистом виде никому не нужна, даже по сниженной цене...

– Вы хам!

– Не надо повторяться! – говорю я. – Слово «полицейский» включает в себя все эпитеты, которые вы можете найти...

Кажется, финиш.

Воспользовавшись затишьем, я заявляю:

– Ну хватит болтать, Мисс Эбонит, речь идет об убийстве.

Она поднимает на меня свою физию и переспрашивает:

– Об убийстве?

– Даже о двух.

– Не может быть.

– Может. А вы можете мне помочь.

– Я?

– Вы!

Мы ведем диалог двух клоунов. Наконец милашка смягчается.

– В субботу, – говорю я, – незадолго до полудня высокий мужчина с костлявым лицом, одетый в кожаное пальто, заказывал междугородный разговор...

Она размышляет.

– В кожаном пальто, – шепчет она. – Да, помню... В кожаном пальто...

– Какой номер он заказывал? Она изумленно раскрывает глаза.