Евгений Сухов - На зоне

В крики людей вмешивался яростный лай собак. Они хрипели, бросались на изгороди, и зеки, не уступая в свирепости псам, тыкали заточками прямо в раскрытые пасти.

– Дави сук!

«Гладиаторы» окружили барак, в котором проживал Щеголь. Несколько раз «пехота» пыталась ворваться вовнутрь, но двери были накрепко забаррикадированы.

– Мы вас не тронем, мужики! Отдайте нам Щеголя! – орал Святой, размахивая огромным прутом.

– Его здесь нет!

– Если он там, тогда порешим вас всех, как большевики эсеров! Открывай, падлы!

В бараке серьезно готовились к обороне: к забитым окнам сволокли всю тюремную утварь. Дверь прижали досками и обломками от шконок. Страх перед смертельной опасностью размыл границы между блатными и «петухами», сшил их невидимой нитью, смотав в один тугой клубок.

Подошел Мулла и беззаботно пыхнув сигаретой, сообщил стоящему в стороне Варягу:

– Пока ты сидел там, в бараке, я кое-что предпринял.

– Ну? Что же, говори, не томи!

– Сейчас мы учиним общий шухер. Беспалый за подмогой пошлет. И потом, в суматохе, ты и поедешь на «метро» – на волю. Понял?

Варяг усмехнулся.

– Лихо. А не боишься, что заметят?

– И на это у меня есть ответ. Но не сейчас… Всему свое время.

Появился Святой. Он уже успел где-то расцарапать левую щеку, и на подбородок стекала струйка крови, придавая его лицу зловещее выражение.

– Командуй, Мулла, «пехоте» не терпится сук наказать.

– Лишней крови не хочу, мне нужен только Щеголь. Да что у тебя с лицом? Кровь бы отер, – обронил Мулла и поспешил к «сучьему» бараку.

– Бродяги, вы меня слышите, это говорит Мулла.

– Что тебе нужно? – раздался из-за дверей приглушенный голос.

– Мне нужен Щеголь, именем Аллаха обещаю никого не трогать. Если отдадите его нам, можете спать дальше.

– Мулла, его здесь нет.

– Что же это он, пошел по своим сучьим делам? Я хочу убедиться в этом.

– Заходи… если не бздишь.

В ответ раздался смех. Это был вызов.

– Хорошо, принимаю ваше предложение. Но если найду там Щеголя, я вытащу его за шкирку на божий свет. Открывайте дверь!

– Слово дай, что твоя «пехота» не ворвется за тобой следом! – послышалось из-за двери.

– Со мной пойдут только трое. Даю слово вора, что никто врываться не станет!.. Но если со мной что случится… пехота перережет всех до одного, это я вам обещаю!

– Мы тебе верим, Мулла!

Послышалась громкая возня, потом что-то грохнуло, заскрежетало, и дверь отворилась.

– Милости просим, старичок!

Мулла повернулся к Святому и проговорил:

– Тащите из промзоны все. Валите баррикады, через несколько минут барин опомнится и здесь будет жарко.

– Сделаем, Мулла.

– Вы пойдете со мной, – Мулла глянул на стоящих рядом двух зеков – Балду и Маэстро. – Позовите еще Пилу.

– Как скажешь, Мулла.

«Пехота» застыла у самого порога. Они принимали слова старика за тонкую воровскую игру – разве возможны какие-то обязательства пахана перед ссученными? У самого порога Мулла обернулся и увидел, что «пехотинцы» уже успели разворотить аккуратные тротуары и трудолюбивыми муравьями начали выковыривать камни.

Мулла шагнул в барак. Следом вошли трое подпаханников. За их спинами мгновенно захлопнулась дверь.

– Вот ты у нас и в гостях, старичок, – протянул невесело гонец Щеголя – Распутин.

– Мне нужен Щеголь, – невозмутимо начал Мулла, – вы же можете досматривать свои сучьи сны.

– Следи за базаром, Мулла, даже тебе это может дорого обойтись, – процедил Распутин и сделал шаг вперед.

– А как же мне вас называть, если вы ссученному служите?

– Не гони порожняк, Мулла, – пробасил Репа. Его искалеченная рука рачьей клешней поднялась к подбородку, как будто он готов был вцепиться поломанными пальцами в горло старому вору.

– Ты своими костями здесь не тряси, – вышел вперед Балда, – если не хочешь, чтобы тебе вторую руку покорежили.

– Братки, давайте не будем горячиться, – взял примирительный тон Мулла. – А если вас интересует, почему мы считаем, что Щеголь ссученный, то могу растолковать и показать кое-что.

Мулла сунул руку за пазуху и вынул сложенный листок бумаги. Развернул и, прищурившись, прочитал: «По заявлению моего агента, в колонии в настоящее время идет подготовка к возможному бунту. Прошу предпринять соответствующие меры к пресечению беспорядков…»

Мулла замолчал и протянул листок Распутину.

– Ты сам почитай. Тут у вас темновато, не по моим глазам. Из писульки этой видно, кто подполковнику Беспалому доклады готовит!

– И кто же? – поднял брови Распутин, беря листок. – А что это?

– Копия… херокс или ксерокс или как там его… Верный человечек сделал… Со стола Беспалого упал листочек – и ко мне попал. А я его тебе принес. Да ты читай, читай…

Распутин долго читал, лицо его все более хмурилось, а на лбу собралось много мелких складочек – в эту минуту он напоминал ученого, решающего неимоверно трудное уравнение.

– Щеголя след, точняк! – после продолжительной паузы выдал он свой приговор. – Так что делать будем? – повернулся он к Мулле.

– А разве я не сказал? – удивился старик. – За волосья нужно вытащить продажную блядь и выставить перед всей зоной: пускай братва ему в глаза посмотрит.

– Его нет в казарме, – глухо произнес Репа. – Ну, бля буду! Иди прочеши!

– Ушел он, Мулла, часа два назад как ушел, – отозвался Распутин. – Точно заранее знал, что ты к нему в гости явишься.

– А может быть, и знал, – помрачнел Мулла. У него не было оснований сомневаться в искренности зеков – сейчас они были как на исповеди. – Может быть, ты и сейчас, Распутин, будешь выгораживать Щеголя?

– Мулла, ну ты же видишь, в натуре, крепко подставил он нас…

– Смываться вам надо, чтобы весь воровской мир не смотрел на вас как на нелюдей… А потом еще покаяться, – последнюю фразу Мулла произнес очень серьезно.

– Ты говори, что мы делать должны.

– А то же, что и все! Братва сейчас баррикады строит, так вот от них не отставать! Серьезное дело заварилось. Докажите, что вы с нами одной веры. Ну чего встали? Открывай дверь!

«Пехота», не дожидаясь распоряжения подпаханников, едва ли не наперегонки бросилась к двери – теперь Мулла был для них самый главный. Заскрежетал тяжелый засов, отлетели в сторону громоздкие тумбочки, набитые всевозможным хламом, дверь распахнулась, и в темную мрачную утробу барака сочно ворвались звуки колонии – ругань, лай рассерженных собак, треск ломаемых досок.

– Тащи все из барака! – командовал Распутин. – Громозди тротуары!

Через минуту барак опустел.

На зоне было страшно и весело. Большинство заключенных впервые участвовали в бунте, а те, кто поопытнее, подсказывали, где следует возводить баррикады и откуда ожидать прорыва вертухаев. «Питомцы» Щеголя трудились наравне с остальными.