Эрл Гарднер - Дело супруга-двоеженца

— Ему их приносил посыльный из магазина подержанных журналов, — пояснил Болтон. — Он их брал, когда они уже стоили гроши.

Мейсон продолжал копаться в журналах. Истории в них, казалось, были предназначены для того, чтобы удовлетворить скрытую страсть к преступлениям. От них так и разило смертью.

Болтон, догадываясь, о чем думает Мейсон, сказал:

— Это было его любимое чтиво. Гиллетт предпочитал убийства. Что до меня, то я люблю детективные романы. Моя жена — та обожает про путешествия… Вот так — каждому свое.

— А вот что-то другое, — заметил Мейсон.

Он вытащил из кучи «Сэтердей ивнинг пост» двухлетней давности.

— Вот-вот, — сказал Болтон, — я его тоже видел, когда составлял опись. Это у него единственный нормальный журнал.

Мейсон стал просматривать журнал, внезапно остановился, но поймав на себе взгляд Болтона, спокойно долистал его до конца и небрежно бросил в общую кучу.

— А что еще? — спросил он. — Говорите, он питался вяленым мясом?

— Только его и ел.

— А из чего он стрелял оленей?

— Я так и думал, что вы спросите.

— У него было ружье? — поинтересовался Мейсон.

— Ага, — кивнул Болтон. — Отличное ружье, он его и смазывал, и чистил. На нем не было ни пылинки, ни пятнышка ржавчины.

— Где же это ружье? — спросил Мейсон.

— Я его отнес к себе для сохранности, — ответил Болтон. — Ружье очень хорошее. Кто знает, что могло бы с ним случиться… я и решил, что в крайнем случае это будет плата мне за похороны.

— Что ж, — заметил Мейсон, — если наследников не отыщется, оно и должно быть у вас, ведь так?

— Знаете что, мистер Мейсон, — сказал Болтон, — вы отличный юрист. У вас юридический склад ума. Ей-богу, хорошо, если бы вы купили себе здесь хижину и приехали бы сюда жить. Вы бы поладили с местным народом, уверен.

— Интересная мысль, — заметил Мейсон. — Когда-нибудь, когда у меня будет больше свободного времени, я хотел бы иметь здесь хижину, чтобы проводить отпуск и выходные.

— Лучшее место на земле! — восхищенно заметил Болтон. — Люди приезжают сюда, стоя одной ногой в могиле, и живут, живут, живут… черт возьми, уж кто-кто, а я-то это знаю! Сколько раз они меня надували: выздоравливали… а я оставался без заработка… Будете еще что-нибудь смотреть?

— Вроде нет, — сказал Мейсон. — Думаю, вы переписали все.

— Вообще-то да, — ответил Болтон. — Когда у меня покойник, которого не на что похоронить, я уж стараюсь ничего не упустить.

— А денег у него совсем не было? — спросил Мейсон.

— Около семнадцати долларов наличными вон в той жестянке из-под кофе, и это все.

— Ни писем, ни открыток, свидетельствующих, что кто-то писал ему или интересовался им?

— Ничего.

— Прежде чем мы уедем отсюда, я принесу из машины свой портфель. Там есть одна штука, которую я хочу вам показать.

— Ладно, — сказал Болтон. — Давайте все пойдем к машине и…

— Нет, — возразил Мейсон. — Эта керосиновая лампа очень яркая, а вам может понадобиться хорошее освещение.

— Я принесу портфель, — сказала Делла Стрит, выходя из хижины и через минуту возвращаясь с портфелем Мейсона.

Так вот, — сказал Мейсон. — вы говорили, что время от времени к Горману Гиллетту приезжал молодой человек. Вы говорите, что вы его видели?

— Конечно, видел.

— А узнали бы, если бы увидели еще раз?

— Думаю, да.

— И по фотографии?

— Смотря какая фотография. Одни фотографируются так, что их можно узнать сразу, а других ни за что не узнаешь. Может, тут дело в людях, а может, и в фотографиях, не знаю.

Мейсон достал из портфеля снимок Фрэнклина Гиллетта и протянул ее Болтону.

Болтон задумчиво посмотрел на фотографию, потом подвинул ее поближе к лампе и держал так, что яркий свет падал прямо на снимок.

— Трудно сказать, — произнес он наконец, — потому что она не цветная, а, по-моему, чтобы кого-то узнать, нужен цвет. Но знаете ли, мистер Мейсон, сдается мне, что это он и есть.

— Что ж, — сказал Мейсон, — я хотел бы знать наверняка, но…

— Похож, очень похож. Послушайте-ка, Хай Ловелл сейчас на бензоколонке, будет там до половины двенадцатого. Он-то как следует разглядел парня и любопытный до чертиков. А потом есть еще Эзра Хонкатт, который нашел тело. Он живет примерно в миле от дороги.

— Можно с ним поговорить? — спросил Мейсон.

— Он, наверное, уже лег спать, но если вам нужно поговорить с ним, то можно.

— Мне нужно.

— Ну, поехали, — сказал Болтон.

Они погасили керосиновую лампу. Болтон запер хижину, и Мейсон повел машину вверх по дороге, пока не остановился у дома, указанного Болтоном.

— Давайте-ка я подниму его, — сказал Болтон. — Народ тут вроде как подозрительно относится к чужим, особенно ночью.

Болтон вылез из машины, прошел несколько футов вперед и, повысив голос, крикнул:

— Эй, Эзра!

Почти сразу же из хижины отозвался резкий, похожий на кудахтанье голос:

— Это ты, Мэнни?

— Да, я.

— Чего тебе надо?

— Поговорить.

— Кто с тобой?

— Мужчина и девушка.

— Кто такие?

— Из города.

— Не желаю разговаривать.

— Поговори, поговори с ними. Он мужик что надо.

А девчонка так прямо красотка.

— Я в подштанниках, — объявил Эзра.

— Ну так натяни поверх штаны, — посоветовал Болтон. — Брось бабахающую железку, которая у тебя в руке, зажги свет и оденься.

— С чего ты взял про бабахающую железку?

Болтон фыркнул.

— Я не вчера родился и не завтра помру. Держу пари, ты выскочил из койки, достал ногами пол, а рукой — пушку, после того как мы вырулили с дороги и ты увидел в окне свет фар. Теперь кончай строить из себя невинность, одевайся и открывай эту чертову дверь.

— Ладно, ладно, — прокудахтал голос. — Я же не могу все сразу, как по-твоему?

Мейсон и Делла Стрит сидели в автомобиле, в то время как Болтон нетерпеливо ждал снаружи. Наконец в хижине зажегся свет. Болтон подошел и толкнул дверь.

— Я вас позову, — сказал он.

Несколько минут Болтон оставался внутри, потом подошел к двери и сказал:

— Ну вот, теперь он в приличном виде, надел джинсы.

Мейсон и Делла Стрит, выйдя из машины, вошли в хижину.

В ней тоже была одна комната, но не такая захламленная, как у Гормана Гиллетта.

Эзра Хонкатт оказался длинным, тощим типом, одетым в нижнее белье из полушерстяной ткани красного цвета и в джинсы. Его вишнево-красная рубашка выцвела и полиняла от многолетней носки. Огромные ступни с подагрическими шишками у больших пальцев были босыми.

В углу стояла койка, с которой второпях было сброшено одеяло. Простыни не было, на подушку вместо наволочки накинуто махровое полотенце сомнительной свежести.

Охотничье ружье стояло в углу у кровати, а на деревянном крюке висел шестизарядный револьвер и полная обойма.

— Эзра Хонкатт, — представил Болтон. — А это Перри Мейсон. А девушку, которая с ним, зовут Делла.