Эрл Гарднер - Дело о бархатных коготках

— Вы хотели сказать: найти себе нового мужа.

— Ничего подобного я не говорила.

— Нет, не говорили. Но вы именно это имели в виду, — ответил Мейсон равнодушным тоном.

Она сделала высокомерное лицо.

— Мне кажется, мистер Мейсон, что разговор начинает принимать нежелательный оборот. Вот завещание.

Он посмотрел на нее пронзительным взглядом и сказал:

— Мало того, миссис Белтер, что вы втягиваете меня в дело об убийстве, так вы еще пробуете со мной свои театральные штучки. К сожалению, они на меня не действуют.

Она выпрямилась с достоинством, но не сдержалась и фыркнула от смеха.

— Конечно, я имела в виду новое замужество. Что в этом плохого?

— Ничего. Тогда почему вы отрицали это?

— Сама не знаю. Это сильнее меня. Терпеть не могу, когда люди обо мне слишком много знают.

— Вы терпеть не можете правды. Предпочитаете прятаться за занавесом лжи.

Ева Белтер покраснела.

— Это недостойно вас, мистер Мейсон! — взорвалась она.

Он, не отвечая, протянул руку, взял у нее завещание и медленно прочитал.

— Оно написано мужем?

— Не думаю.

Он посмотрел на нее с подозрительностью.

— Похоже на то, что оно написано одним почерком, — заметил Мейсон.

— Но это не похоже на его почерк.

— Это вам ничего не даст, — рассмеялся адвокат. — Ваш муж показывал завещание Карлу Гриффину и Артуру Этвуду, адвокату Гриффина. Сказал им, что написал его полностью от руки.

Она нетерпеливо встряхнула головой.

— Может быть, он и показывал им завещание, написанное от руки. Но это не помешало Гриффину уничтожить то завещание и положить фальшивое.

Он смерил ее холодным взглядом.

— Послушайте, миссис Белтер, как ваш адвокат, я не рекомендовал бы вам бросаться такими словами. Вы отдаете себе отчет в том, что говорите?

— Конечно.

— Это опасное обвинение, если у вас нет доказательств. У вас они есть?

— Пока еще нет, — медленно ответила она.

— Что ж, тогда воздержитесь от необоснованных обвинений, — предупредил он.

В ее голосе звучало нетерпение:

— Вы постоянно повторяете, что вы мой адвокат, что я должна все говорить вам. А когда я начинаю говорить, то вы на меня кричите.

— Хм. Извините, если я несколько погорячился, — он отдал ей документ. — Ваши слезы оскорбленной невинности прибегите для суда. Теперь расскажите об этом завещании. Как вы его нашли?

— Оно было в кабинете, — осторожно ответила она. — Сейф был открыт. Я достала завещание и захлопнула сейф.

— Вы знаете, это даже не смешно.

— Вы мне не верите?

— Конечно…

— Почему?

— Потому что кабинет, вероятно, охраняется полицейскими. И уж наверное, если бы сейф был открыт, полиция заметила бы это и описала его содержимое.

Она опустила глаза.

— Вы помните, как мы вошли наверх? — тихо спросила она. — Вы осматривали тело, заглянули под халат…

— Да, — сказал он и глаза у него прищурились.

— Именно тогда я достала завещание из сейфа. Он был раскрыт, я его закрыла. Вы все время были заняты телом.

Мейсон заморгал глазами.

— Боже мой, вы действительно могли сделать это, — выдохнул он. — Вы были между столом и сейфом. Зачем вы это сделали? Почему вы не сказали мне, что намериваетесь сделать?

— Я хотела убедиться в том, что завещание выгодно для меня и, если нет, то, возможно, уничтожить его. Вы считаете, что я должна его уничтожить?

— Нет! — снова повысил голос Мейсон.

Она молча смотрела на него, потом спросила:

— У вас есть ко мне еще какие-нибудь дела?

— Да. Сядьте на постель, чтобы я вас хорошо видел. Я должен узнать несколько вещей. Я не хотел вас спрашивать перед допросом, чтобы случайно не вывести вас из равновесия. Я хотел, чтобы вы были как можно спокойнее. Теперь положение изменилось. Мне необходимо знать, как все происходило на самом деле.

Она раскрыла глаза, придавая лицу свое отработанное выражение детской невинности.

— Я ведь все рассказала вам, мистер Мейсон!

Он потряс головой.

— Вы мне ничего не сказали.

— Вы обвиняете меня во лжи?

— Ради бога, — вздохнул Мейсон, — прекратим эти игры и посмотрим фактам в глаза.

— Что вы, собственно, хотите сказать?

— Для кого вы так приоделись вечером?

— О чем вы говорите?

— Вы прекрасно знаете, о чем. Вы были одеты, как на бал, в вечернее платье с голыми плечами, в атласные туфельки и шелковые чулки.

— Да.

— А ваш муж принимал ванну.

— И что из этого?

— Вы нарядились для мужа?

— Конечно, нет.

— Вы одеваетесь так каждый вечер?

— Иногда.

— Я не сомневаюсь в том, что вы выходили из дома и вернулись перед тем, как ваш муж был убит. Вы не сможете мне возразить.

Она снова приняла высокомерно-ледяной вид и отрицательно покачала головой.

— Я была весь вечер дома.

Мейсон холодно посмотрел на свою клиентку и вздохнул.

— Я был на кухне, пил кофе и разговаривал с экономкой, — рискнул он. — Она слышала, как горничная говорила вам о том, что кто-то звонил, сообщая о каких-то туфлях.

Было заметно, что эти слова застали ее врасплох. Она с трудом взяла себя в руки.

— Что в этом плохого?

— Вначале ответьте. Горничная передавала вам такое сообщение?

— Откуда я знаю, — уклончиво ответила она. — Может быть, и было что-то такое, я не помню. Мне очень нужны были одни туфли, припоминаю… Кажется, Мери звонили по этому поводу, она что-то мне говорила. Но я не помню. Подобные пустяки вылетели из головы из-за всех этих событий.

— Вы знаете, как вешают людей? — неожиданно спросил Мейсон.

— Что?

— Я вам сейчас расскажу, как вешают убийц. Экзекуция происходит обычно на рассвете. Приходят в камеру и читают осужденному приговор. Потом связывают ему руки, а к спине привязывают доску, чтобы он не упал, потому что у него отказывают ноги. Начинается длинный марш по коридору. Под виселицу поднимаются по тринадцати ступенькам. Ставят человека на крыше люка. Вокруг стоят тюремные служащие, которые являются свидетелями казни, а сзади, за люком, в маленькой комнатке стоят наготове три заключенных с острыми ножами, чтобы перерезать веревки, держащие люк. Палач накладывает петлю и черный мешок на голову, потом связывает ноги…

Она издала испуганный возглас и закрыла рот ладошкой.

— Именно это, — с нажимом сказал Мейсон, — ожидает вас, если вы не скажите мне правды.

Лицо у нее было белым, губы синими и дрожащими, глаза стали черными от ужаса.

— Я-я сказала правду.

Он покачал головой.

— Запомните раз и навсегда. Вы должны быть со мной честны и откровенны, если хотите, чтобы я спас вас от смертного приговора. Вы знаете так же, как и я, что история с туфлями — это липа. Это условленный знак о том, что Гаррисон Бурк хочет связаться с вами. Точно так же, как я должен был сказать горничной определенную вещь, если бы хотел с вами поговорить. Я прав, туфли — это условный знак для Бурка?