Эрл Гарднер - Летучие мыши появляются в сумерках

Берта сложила губы трубочкой и просвистела несколько тактов, затем вдруг спросила:

— Каково ваше состояние?

— Какое отношение это имеет к делу?

— Хочу получить полную картину.

Кристофер Милберс после некоторого колебания, осторожно подбирая слова, начал говорить:

— У меня есть ферма в Вермонте. Я получаю кленовый сахар и сироп, продаю их по почте. На жизнь мне хватает, хотя должен признать, что живу я весьма скромно.

— Ваш кузен покупал что-нибудь у вас?

— Да, ему нравился мой сироп. Изредка я посылал ему образчики новых сладостей — последний раз это случилось буквально за неделю до смерти. Трудно все-таки говорить о нем в прошедшем времени…

— Большая партия товара?

— Нет. Определенно нет. Продавая сладости, никогда не стоит посылать их в избытке — ровно столько, чтобы их можно было бы только попробовать.

— Вы отпускали ему товар в кредит?

— Я записывал его долг в специальный учетный лист и брал за это тридцать процентов надбавки, когда же он расплачивался наличными, я снимал со стоимости товара два процента.

Берта растопырила пальцы так, что получилась буква «V».

— Другими словами, вы были так же близки, как ножки этой буквы.

Милберс улыбнулся:

— Жаль, что вы не знали моего кузена. Боюсь, его собственная рубашка вряд ли была близка ему.

— Да? А управляющая?

Лицо Милберса слегка омрачилось.

— Это именно то, что меня беспокоит. Она, несомненно, хотела, чтобы он стал зависим от нее. Я ее немного боюсь.

— А я — нет, — сказала Берта. — Идемте.

Нетти Краннинг с покрасневшими от слез глазами подала руку Берте Кул и предложила:

— Проходите, миссис Кул. Извините, но я была просто в шоке, для всех нас это страшный шок. Моя дочь, Ева Ханберри, а это мой зять, Пауль Ханберри.

Берта вторглась в гостиную с деловым видом и решительно потрясла руку каждому.

Нетти Краннинг была женщиной в возрасте сорока с небольшим лет, уделяющей много внимания своей внешности и культивирующей хорошие манеры, однако в ней отсутствовала жеманность, она стремилась быть настоящей леди при любых обстоятельствах.

Ее дочь Ева, хорошенькая брюнетка, имела правильные черты лица, у нее были тонкие крылья носа, дугообразные брови, немного обидчивый рот, большие черные глаза, оттененные длинными ресницами; эти глаза, казалось, были готовы в любой момент, если представится подходящий случай, загореться от переполнявших их хозяйку чувств.

Пауль Ханберри, напротив, являл собой «пустое место» мужского рода, полностью подавленный присутствием рядом с собой этих двух ярких, близких ему женщин. Он был среднего роста, среднего веса и не производил никакого впечатления. Позднее Берта Кул написала в своем письме Дональду Лэму: «Вы могли бы посмотреть на этого парня дважды и не заметить его».

Кристофер Милберс решил держаться в тени Берты Кул, он шел позади нее, как ребенок следует по пятам своей матери, когда она решительно направляется в школу, чтобы разобраться с преподавателем дисциплины, которую она лично ни во что не ставит. Берта, не теряя времени, сразу же приступила к делу.

— Итак, господа, — сказала она, — это не просто визит вежливости. Мой клиент, Кристофер Милберс, хотел бы уточнить некоторые обстоятельства.

— Ваш клиент? — переспросила холодно миссис Краннинг, хорошо владея собой. — Следует ли из этого, что вы — адвокат?

— Нет, — ответила тотчас же Берта, — я — детектив.

— Детектив?!

— Именно так.

— Боже мой! — вырвалось у Евы Ханберри. Ее муж выдвинулся слегка вперед.

— Что за странная идея приводить сюда детектива? — спросил он грозно, хотя, казалось, сам нуждался в некоторой поддержке исчезающего мужества.

— Я здесь, — сказала Берта, — по поводу пропажи десяти тысяч долларов.

— Что?

— То, что вы слышали.

— Вы, — спросила миссис Краннинг, — подозреваете нас в исчезновении этих денег?

— Я никого не подозреваю, — ответила Берта. И потом добавила весомо: — Пока.

— Не могли ли вы быть так любезны и объяснить, что вы имеете в виду? — потребовала Ева Ханберри.

— Когда Харлоу Милберс умер, в его бумажнике было десять тысяч долларов наличными, — пояснила Берта.

— Кто это сказал? — спросил Пауль Ханберри.

— Я, — объявил Кристофер Милберс, выходя из-за спины Берты. — И я собираюсь доказать это. Мой кузен собирался приобрести несколько редких исторических книг. В силу некоторых обстоятельств, которые мы не будем сейчас обсуждать, ему потребовались наличные деньги. Поэтому в день его смерти у него должны были быть десять тысяч долларов.

— Хорошо, значит, он спрятал их где-нибудь, — сказала миссис Краннинг, — потому что в бумажнике их не было.

— Не может быть, — настаивал Милберс. — Он всегда хранил пять… Берта Кул отпихнула его назад и в наступившем молчании спросила:

— Откуда вам известно, что их не было в бумажнике? Миссис Краннинг обменялась взглядами с присутствующими, она медлила с ответом.

Ева Ханберри с возмущением вступилась за мать:

— Боже мой, я полагаю, что, поскольку мы несем ответственность за все происходящее в этом доме, мы имеем право взглянуть на вещи, которые остались от умершего, не правда ли?

— Мы должны были выяснить, кто его родственники, — подал свой голос Пауль Ханберри.

— Как будто вы не знали этого прежде, — заметил Кристофер Милберс.

Берта Кул воинственно продолжала:

— Я пришла сюда не для того, чтобы терять время в бесплодных дискуссиях. Нам надо получить эти десять тысяч долларов.

— Он спрятал их, должно быть, в своей комнате, — предположила Нетти Краннинг. — Я точно знаю, что их не было в бумажнике.

— Да уж, их не было в бумажнике, когда я получил его, — грозно сказал Милберс, так как решительная тактика Берты привела к тому, что члены семейства только оборонялись.

— Хорошо, — твердо сказала Берта. — Предлагаю приступить к делу. Давайте осмотрим комнату, в которой он умер. А остальные комнаты? Он занимался работой дома?

— Боже мой, конечно. В основном в библиотеке, — ответила миссис Краннинг. — Он работал там до глубокой ночи.

— Отлично, давайте осмотрим и библиотеку. А что ближе отсюда?

— Библиотека.

— Сначала пойдем туда.

— Спальню, во всяком случае, уже осматривали, — вставил Пауль. — Он…

Миссис Краннинг заставила его замолчать, бросив на него осуждающий взгляд.

Ева тихо заметила:

— Пусть говорит мама, дорогой.

— Пожалуйте сюда, — произнесла миссис Краннинг с чувством собственного достоинства и повела их в библиотеку.

В дверях она простерла руку, предлагая комнату ко всеобщему обозрению и, с другой стороны, как бы снимая с себя всю ответственность.

Пауль Ханберри взглянул на свои часы и изумленно воскликнул: