Аркадий Адамов - Инспектор Лосев

Что же, надо срочно передать этот адрес в Подольск, Пете Шухмину и попросить его привезти Нину в Москву.

Я сердечно прощаюсь со старым доктором, заодно прошу разрешения воспользоваться телефоном, оказавшимся в кабинете, и звоню Кузьмичу.

Из поликлиники я еду в министерство. Там мне надо повидать Меншутина, Любу и ее подружек, причем с последними надо не просто повидаться, а побеседовать по душам.

Вот из чего главным образом состоит наша работа. Как видите, меньше всего в ней погонь, стрельбы и засад. Хотя, конечно, без этого не обходится. Но главное – это бесконечные встречи с самыми разными людьми, размышления и поиски пути, единственного пути в немыслимой путанице людских характеров, отношений, поступков и судеб, иначе говоря – во всех сложностях сегодняшней непростой жизни. Сколько надо знать, сколько уметь, чтобы в конце концов все же найти этот единственный путь?

Всю дорогу до министерства, погруженный в свои мысли, я ощущаю на душе какое-то непонятное, теплое чувство, словно что-то хорошее случилось сегодня со мной. И все вокруг, на что я только ни посмотрю, как будто окрасилось этим добрым чувством: люди вокруг, дома, магазины… И только уже перед самым концом пути, подходя к министерству, я ловлю себя на том, что неотступно возвращаюсь мыслями к старому доктору. Жаль, мне, вероятно, не представится случая еще раз повидаться с ним. Есть люди, от встреч с которыми память остается надолго, как ни мимолетна была встреча, люди не просто умные и добрые, а побуждающие и других делать добро. Характерно, что даже черствая, расчетливая Нина не забывает старика. Вряд ли ей что-то надо от него. Видимо, старый доктор задел что-то доброе в ее холодной душе, остался где-то в уголке ее, и этим он ей, наверное, дорог, за это она ему благодарна.

Просторный, весь в зеркалах лифт стремительно и бесшумно несет меня вверх. Я невольно оглядываю себя в зеркале, поправляю галстук и наконец сосредоточиваюсь на предстоящих делах.

Итак, мне надо повидать Меншутина, а также Любу и других девушек, надо узнать от них, кто из приезжих ухаживал за Верой. Пока что Меншутин довольно неопределенно упомянул об одном человеке с Украины и о другом, из Прибалтики, кажется. Оба они из колхозов или совхозов и приезжали в Москву как толкачи, поэтому вполне возможно, что ухаживали они за Верой отнюдь не бескорыстно. А ведь девушка могла такому человеку и поверить.

В комнате, где сидит Люба, девушки встречают меня как старого знакомого. Когда я вхожу, то ловлю на себе их тревожные и любопытные взгляды. Они, конечно, уже все знают от Любы, и им сейчас не до шуток. Все взволнованы, напряжены. Как же иначе? Они ведь знали Веру.

– Давайте наконец познакомимся, – предлагает бойкая Любина соседка. – Вас, кажется, Виталий Павлович зовут?

– Просто Виталий.

– А меня Нина. А вот это – Наташа, а эту девушку зовут Леля, а эту – Таня, – знакомит она меня со всеми присутствующими и под конец говорит. – Скажите нам, вы что-нибудь узнали? Ну, что же случилось? Неужели Вера действительно покончила с собой?

– А вы это допускаете?

– Ой, мы уже охрипли спорить. Вот Леля, например, – она указывает на полную темноволосую девушку с большими задумчивыми глазами, – Леля уверена, что на Веру напали хулиганы. На нее недавно тоже напали, прямо в подъезде, представляете?

– Это ужас, – тихо произносит Леля, опуская глаза. – Это просто звери какие-то…

– Ну, а Наташа думает, что здесь любовная драма, – продолжает Нина.

Наташа высокая, плотная, спортивного вида, с высоко взбитыми рыжеватыми волосами. Синяя трикотажная кофточка обтягивает ее высокую грудь и мощные бедра. Она упрямо вскидывает подбородок и, прищурив серые, ярко подкрашенные глаза, говорит:

– Не думаю, я знаю.

– Что же вы знаете? – спрашиваю я.

– Что Вера ему отказала, и он просто ее убил, – убежденно говорит Наташа и двумя руками поправляет свою высокую и довольно замысловатую прическу. – По-моему, этот парень на такое способен. Ужас, какой горячий и необузданный. Я их видела вместе.

– Какой парень? И где вы их видели? – нетерпеливо допытываюсь я. – Вспомните, Наташа.

Она усмехается и пожимает плечами.

– Тут и вспоминать не надо. Мы его все знаем. Он с Украины. Главный механик совхоза «Приморский». Красивый парень. Высокий, белозубый, с чубом. И шрам на лбу.

– Как же его зовут?

– Фоменко, – говорит Наташа и снова поправляет волосы. – А зовут Грицко. Ну, Гриша, в общем.

– И он ухаживал за Верой?

– Еще как! Ужас просто.

– Между прочим, не один он за ней ухаживал, – скептически замечает Любина соседка.

Сама Люба, кстати, не проронила еще ни слова. Она как-то пришибленно молчит. По-моему, у нее совсем больной вид. Неужели на нее так подействовала смерть Веры?

– Но этот самый нахальный, – между тем возражает Наташа.

– А был он в этот понедельник в Москве? – спрашиваю я.

В ответ Нина безапелляционно замечает:

– Это уж ваше дело проверить, между прочим. К нам он, во всяком случае, не заглядывал.

– Но это ровным счетом ничего не означает, – вставляет Наташа. – Он мог и ради Веры приехать.

Она права. И этого самого Фоменко придется проверить.

– Ну, а кто еще за Верой ухаживал? – продолжаю допытываться я.

– Я еще одного знаю, – вмешивается сдержанная, серьезная Таня. У нее, кажется, у единственной здесь поблескивает на пальце тонкое обручальное колечко. – Я встретила однажды Веру с этим… Ну, как его?.. – она досадливо стукает кулачком по столу. – Из Латвии он…

– С Освальдом, – тихо подсказывает Люба.

– Ну да, – облегченно соглашается Таня. – Именно с ним. Я их встретила на улице Горького. Он отнимал у Веры сумку. Хотел сам ее нести. Такой чудак неуклюжий. Я теперь и фамилию его вспомнила: Струлис. Мы их колхозу оформляли машины, помните, девочки?

– А я еще одного сейчас вспомнила, – неожиданно говорит Наташа. – Такой рекламный мальчик. В светлом французском костюме, очень модном. А галстук итальянский, белый с синими звездами. Ужасно красивый. Как же его звали?..

Постепенно девушки вспоминают еще трех или четырех человек, по их мнению, ухаживавших за Верой. Меня этот список пока не очень пугает. Я уверен, стоит только проверить, кто из этих людей появился три дня назад в Москве, и от довольно длинного списка останутся рожки да ножки.

В разгар нашей дискуссии дверь неожиданно открывается, и на пороге возникает массивная фигура Меншутина. Девушки сконфуженно умолкают. Но Меншутин, узнав меня, улыбается и обеими руками делает успокаивающие движения, как бы прижимая всех нас к своим стульям.

– Занимайтесь, занимайтесь, – говорит он покровительственным тоном и несколько свысока, словно мы выполняем прямое его задание. – Не буду вас отрывать и попрошу… – он строго оглядывает девушек, – отнестись к беседе с товарищем со всей серьезностью, – после чего он оборачивается ко мне и уже совсем другим тоном, почти дружески, спрашивает. – Вы потом заглянете ко мне, надеюсь?