Аркадий Адамов - Инспектор Лосев

– Постараюсь вас не обременять, – улыбаюсь я. – Девушки, кажется, мне во всем уже помогли.

– Нет, нет, прошу, – непререкаемым тоном возражает Меншутин. – Все обсудим. Это вам пригодится. Так что жду, – твердо заключает он и уходит.

Девушки уже так освоились со мной, что не скрывают своего отношения к начальству.

– Душечка Христофорыч, – насмешливо говорит ему вслед Нина. – Он всегда неотразим.

– А экстерьер какой, – добавляет Наташа. – Смерть девкам.

Но амурные дела товарища Меншутина меня сейчас не занимают. Уж конечно, не из-за несчастной любви к нему покончила с собой Вера Топилина. И я возвращаю моих собеседниц к прерванному разговору. Солидный список «ухаживателей» меня, повторяю, не беспокоит. Беспокоит меня другое: все они, так сказать, из одного «ряда», все «ходоки» из разных концов страны, познакомившиеся с Верой на ее работе. Что ж, у нее не было других знакомых? Это же не может быть. Просто какая-то существенная сторона Вериной жизни целиком выпадает из моего поля зрения. О ней, видимо, никто из этих девушек ничего не знает, даже Люба. Хотя все они самым искренним образом пытаются мне помочь и наперебой вспоминают о Вере все, что они слышали, замечали или даже только предполагали.

Совсем другой разговор происходит у меня час спустя в кабинете Меншутина, куда я все же вынужден заглянуть, чтобы сохранить расположение начальства.

Уважаемый Станислав Христофорович встречает меня нетерпеливым вопросом:

– Ну-с, каковы наши успехи?

И широким жестом указывает мне на знакомое кресло возле журнального столика.

– Ничего, – говорю я, доставая сигарету из протянутой мне пачки. – Понемногу работаем.

Мой уклончивый ответ Меншутина ничуть не смущает, и он принимается поучать меня. Небрежно, великодушно и солидно, как профессор явившемуся на консультацию студенту, он вещает банальнейшие, малограмотные истины, почерпнутые бог весть из каких популярных книжонок. Я с большим трудом скрываю скуку и раздражение. А Меншутин, удобно развалившись в кресле, продолжает вещать, сам упиваясь и гордясь своей эрудицией.

Вскоре, однако, я замечаю, что его интересует еще одна тема: что рассказали мне его сотрудницы о нем самом. Вопросы на эту тему он задает мне как бы по пути, мимоходом. Настороженно вслушиваясь в мои ответы. Постепенно, однако, он успокаивается, поняв из моих ответов, что я вовсе не интересовался этой щекотливой темой.

Как и следовало ожидать, разговор с Меншутиным мне ничего нового не дал. Тем не менее, расстаемся мы с ним вполне дружелюбно, и это, по-моему, нам обоим уже стоит некоторых усилий. Станислав Христофорович, кажется, остается недоволен моей сдержанностью. Он, видимо, привык, чтобы к его указаниям относились более внимательно.

Выхожу я из министерства, когда рабочий день уже заканчивается. Совсем стемнело. Улицы полны огней. Нескончаемым, сверкающим потоком льются машины, занимая всю ширину огромной магистрали Садового кольца. Трудно поверить, что когда-то, по словам моих родителей, большую часть его действительно занимали густые, тенистые бульвары, вторым зеленым кольцом охватывая центр города.

Я уже предупредил Гришу Воловича, что вечером приеду к нему. Мы хотим пока сами, без начальства, подвести кое-какие предварительные итоги, обменяться информацией, мнениями, поспорить и вообще «повариться в деле», как выражается наш Кузьмич.

Первый, кого я, к своей радости, застаю в тесном кабинетике Воловича, это Петя Шухмин, уже успевший вернуться из Подольска. Днем ему передали по телефону из Москвы адрес Нины Топилиной, теперь уже Сорокиной, Петя побывал у нее дома и сообщил о случившемся несчастье.

– Эх, как же она переживала! – сокрушенно качает круглой стриженой головой Петя. – Вы бы только видели. А уж хороша, ну просто картина неизвестного художника.

– Она сможет приехать? – спрашиваю я. – Все-таки в положении.

– Завтра утренним поездом приедет, – отвечает Петя и добавляет. – Между прочим, никакого живота у нее нет. Прыгает, как коза, и, по-моему, рожать не собирается.

– Много ты в этом деле понимаешь, – насмешливо замечает Гриша Волович. – Вот что красавица – это ты усечь еще можешь.

– Здравствуйте. Не дите все-таки, – обижается Петя и говорит мне. – Вот ты сам завтра увидишь.

Да, интересно будет встретиться с этой женщиной, особенно после всего того, что я о ней услышал от старого доктора Валериана Афанасьевича.

Между тем кабинет наполняется людьми. Пришли все сотрудники, участвующие в работе по этому делу.

– Григорий Александрович, а можно мне доложить? – обращается к Воловичу молодой вихрастый паренек, которого я раньше тут не видел, совсем, наверное, зеленое пополнение. – Мы ведь кое-что нашли как-никак, – азартно добавляет он.

Гриша Волович улыбается, и по этой улыбке я вижу, что паренек ему нравится, и он готов ему многое простить, в том числе и вот такое выскакивание «поперед всех».

– А почему не Константин Прокофьевич? – все-таки спрашивает Гриша, видимо, из чисто педагогических целей.

– Так он мне поручил.

– Пусть, пусть, – басит кто-то за моей спиной.

Впрочем, старого оперативника Сухарева я знаю давно и уважаю тоже давно. Его уважают все, кто его знает.

– Ну, Володя, давай, – соглашается Волович.

– Значит, так, – с подъемом начинает тот. – Задание у нас было сложное, как вы понимаете. Найти тех двух, что в тот вечер очутились на стройплощадке одновременно с Верой Топилиной и ее спутником. Мы рассудили так. Вернее… – паренек сбивается и под добродушные смешки товарищей, краснея, поправляется. – В общем… Константин Прокофьевич, конечно, рассудил.

Да, Сухарев рассудил. Откуда эти двое могли прибрести на стройку с бутылкой водки, чтобы там ее, видимо, распить? Скорей всего, они ее только что купили и торопились побыстрее выпить. Только что купили. И Константин Прокофьевич с Володей, вооруженные теми немногими приметами, которые повторил им известный мне уже Сергей, направились в обход ближайших магазинов, где торгуют вином. Это, однако, ничего не дало. Во-первых, ни один продавец не мог вспомнить среди последних покупателей в тот день этих двоих, низенького в телогрейке и высокого в шляпе. К тому же и время их появления на стройплощадке – около одиннадцати часов вечера – указывало, что водка, если она не была куплена заранее, могла быть приобретена в этот час только в единственном по соседству дежурном магазине, где, однако же, продавщица этих двоих покупателей тоже не вспомнила. Оставались, правда, еще в округе две закусочные и кафе, но переплачивать там за водку эти двое вряд ли стали бы.

Вот тут-то Сухареву и пришла в голову поистине гениальная мысль: а что, если они получили ту бутылку как премию или как плату в том же самом дежурном магазине? И предположение блестяще подтвердилось. Действительно, около десяти часов вечера в магазин привезли с холодильника рыбу: днем водитель и грузчики не управились со всеми ездками, и последний маршрут пришлось делать так поздно. Грузчики получили от обрадованного директора, заждавшегося своей рыбы и совершенно изволновавшегося, королевское вознаграждение и рыбой, и водкой. Грузчиков было двое, и по приметам они весьма смахивали на тех, которых видел Сергей.