Аркадий Адамов - Инспектор Лосев

– Все узнаем, дорогой, – смеется Дагир. – Болезнь раскрыть легче, чем преступление. Сперва только узнаем фамилию. А потом в его истории болезни все прочтем. Дай мне два дня. А сам живи тихо и лечись. На казенный счет. Плохо тебе?

– Неплохо, конечно. Но что-то много я тебе уже дел надавал, – не очень тонко намекаю я.

Впрочем, Дагир не обижается.

– А в чем дело? – спрашивает он. – Все сделано, – и достает из кармана сложенный листок бумаги. – Вот список больных, кто приезжал в твой санаторий прошлым летом, когда там Вера была, и снова приехал сейчас. Всего четыре человека, к сожалению.

Я нетерпеливо разворачиваю листок и снова подхожу ближе к свету.

В списке Дагира действительно всего четыре фамилии. Троих я знаю заранее, это мои старики инженеры и Валя. Четвертым же, к моему удивлению, оказывается не кто иной, как Виктор Богданов, мой веселый сосед по комнате. А я-то даже не подозревал, какой ценный человек живет рядом со мной.

– Знаю всех четверых, – говорю я и возвращаю список. – Попробую выяснить, не помнит ли кто-нибудь из них Павла. Веру кое-кто из них помнит. Ну, а ты ищи по документам.

– Не бойся, найду, – кивает мне Дагир и добавляет. – Еще одно твое дело сделал. Того самого «дядюшку» установил. Помнишь?

– И кто же это такой? – с некоторым даже любопытством спрашиваю я, хотя мысли мои заняты сейчас совсем другим.

Дагир трет лоб, потом начинает шарить по карманам, бормоча:

– Погоди, погоди… очень трудная фамилия… я ее записал… из Москвы, понимаешь… А, вот!

Он наконец вытаскивает из кармана еще один клочок бумаги и, высунувшись из арки, благо дождь уже совсем прошел, медленно, по складам читает:

– Мен-шу-тин!.. Станислав Христофорович.

– Вот тебе раз! Это же мой знакомый! – невольно вырывается у меня. – Ах, бедолага!

– Ну, тогда не показывай виду, что знаешь, – улыбаясь, говорит мне Дагир и грозит пальцем.

– Да нет! Не в том смысле знакомый. Это же начальник Веры. Теперь все понятно! То-то мне Анатолий сегодня сказал, что сперва к ним в колхоз начальство приезжало. А потом уже приехала Вера.

– Дает это тебе что-нибудь? – интересуется Дагир.

Я пожимаю плечами.

– Ровным счетом ничего. Мне нужны сведения не о Верином начальнике, а о Павле. И мне пора от вас укатывать. Интересно, где живет этот Павел, в каком городе?

– Все узнаем. Очень скоро, – говорит Дагир. – Не волнуйся. Чего ты, в самом деле, волнуешься?

Мы прощаемся.

Какая-то пичужка, спрятавшись в густой кроне дерева возле арки, провожает нас странным посвистом:

«С-с-кью-вить!.. С-с-кью-вить!..».

Вечером за ужином я опять завожу разговор о прошлом лете и пропавшей девчонке. Замечу, кстати, что мы договорились приходить в столовую одновременно, чтобы не скучать за столиком в одиночку. Это, конечно же, предложила Раечка, она не переносит одиночества.

Вот и сейчас мы все в сборе. Оба инженера с удовольствием вспоминают прошлогоднюю историю. Пожилые люди вообще любят вспоминать любые события, далекие и близкие.

На этот раз я узнаю, что, оказывается, Яков Захарович приехал в тот раз сюда раньше своего друга, и вместе они прожили всего неделю. Поэтому-то Яков Захарович и не встретился с Верой, он уехал раньше, чем приехала она.

Но зато выясняется другое любопытное обстоятельство.

Я рассказываю о бывшем «культурнике» Косте, которого оба инженера прекрасно помнят. Упоминаю я и о том, что он пытался ухаживать за Валей, которая, как я понял, из этого не делает секрета, а до нее Костя пробовал отбить некую «племянницу» у ее «дяди». Всех этот рассказ веселит, особенно Раечку. Как вдруг Яков Захарович перестает теребить свою бородку, после чего снимает очки и, тщательно протирая стекла платком, объявляет:

– Кстати говоря, я этого «дядю» прекрасно помню. Прелюбопытнейший товарищ, смею заверить.

– А племянницу неужто не углядел? – добродушно посмеивается Игорь Леонидович. – Не поверю. Эдакий гусар, и вдруг…

– Ах, брось ты, ради бога, – конфузится Яков Захарович. – Вечно твои солдатские шуточки.

– У нас, видите ли, разное социальное происхождение, – усмехаясь, поясняет Игорь Леонидович. – Я из потомственных военных, а вот он петербуржец, профессорский сынок. Родились мы в один и тот же кровавый одна тысяча девятьсот пятый год и вот уже тридцать лет на одном заводике трудимся.

– И оба категорически отказываемся следовать на пенсию, – вставляет Яков Захарович.

– И в один год язву, язви ее в бок, заработали.

– И каждый год солидарно сюда паломничаем.

– И внуки-чертяки в один год пошли.

Друзья развеселились и уже поджидают, когда тот или другой подаст свою реплику.

– Ну, а как все-таки насчет того дяди с племянницей? – спрашиваю я. – Почему вы про дядю говорите, что он прелюбопытный?

– Так ведь этот ваш Костя не смог у него девушку отбить, – вмешивается Раечка и мечтательно заключает: – Господи, вот это любовь! Вы же ничего не понимаете. Разве дело в возрасте?

– Это намек, мадемуазель? – Яков Захарович театрально прикладывает руку к груди. – Я имею шанс?

– Но в вас нет ничего прелюбопытного, – парирует Раечка.

– Ну-с, вот и договорились. Итак, взаимная любовь – это производная от других человеческих качеств, – с комичной назидательностью произносит Яков Захарович. – А в случае с этим… как же его звали?.. как-то сложно…

Мне ужасно хочется ему подсказать, и я еле сдерживаю себя. Потребность эта возникает у каждого человека совершенно автоматически, и сил нет терпеть, когда у тебя на языке вертится имя, которое другой так мучительно вспоминает.

– Кажется, на эс… да, да… ну, как же это?.. а-а!.. Станислав!.. – между тем еле карабкается по ступенькам памяти Яков Захарович. – Да, да, Станислав… Как же дальше?.. Нет, я обязан вспомнить! Не такой уж я склеротик… Что-то еще сложнее… погодите, погодите… – и вдруг выстреливает. – Христофорович! Ну, конечно, Станислав Христофорович. Каково?

– Язык свернешь к чертям собачьим. Уф!..

– Именно, – гордо соглашается Яков Захарович и обращается к Раечке. – Это, мне кажется, потруднее запомнить, чем какого-то Анатолия. Почему же вы не восхищаетесь, не хлопаете в ладоши, как ему? – он кивает на своего друга.

– Устала ждать, пока вспомните, – насмешливо откликается Раечка.

– Нет, этот язычок опасней пистолета, – разводит руками Яков Захарович и продолжает, уже обращаясь ко мне. – Так вот, этот самый Станислав Христофорович меня все учить норовил как по общим вопросам, так, представьте себе, и по специальным. Ну, добро бы еще по вопросу отношений с Китаем, допустим, или изменения климата земли, этому все сейчас друг друга учат. Но он по технологии электроплавок вздумал меня однажды учить. Каково?

Яков Захарович переводит взгляд на своего друга, и тот громко фыркает в стакан.