Аркадий Адамов - Инспектор Лосев

– А сам что из себя представляет?

– Неглупый, добрый, слабый человек. Спился и последние волевые качества потерял. Честно говоря, жалко его.

– Помочь нельзя?

– Трудно, – вздыхаю я. – Тем более при такой жене. Да и сам он на себя рукой махнул, вот что. Молодой парень…

– Сколько ему?

– Двадцать шесть всего.

– Ну, ну. Может, его лечиться послать?

– Сначала подготовить надо. Чтобы сам захотел, – и вдруг я вспоминаю. – Он очень живопись любит. А отец непременно хотел медика из него сделать. Знаю я такие штучки. Ну, парень слабый, уступил и сломался. Одна тоска у него на душе, и все из рук валится.

– М-да… Надо парня лечить и на новые рельсы ставить, – подытоживает Кузьмич. Выбери время, съезди в институт к нему. Там же медики, должны понять. В партбюро зайди. В память отца пусть помогут. Нельзя же так.

На тумбочке звонит один из телефонов, вернее, басовито шуршит: Кузьмич во всех своих аппаратах почти снял звук, чтобы не раздражал внезапный резкий звонок. Сейчас он берет одну из трубок.

– Цветков… А, это ты… Хорошо, жду… Он у меня как раз… Ладно.

Кузьмич вешает трубку и сообщает:

– Денисов. С вокзала звонит. Едет сюда. Новости какие-то есть. Просил тебя тоже его дождаться. Да, вот еще что, – добавляет он. – Поступил материал из Южноморска. Давай-ка пока им займемся.

Он поднимается, подходит к сейфу и с усилием оттягивает тяжелую дверцу, в которую, как всегда, вставлена связка ключей. Из сейфа Кузьмич вынимает толстую папку и возвращается к столу. Усевшись и надев очки, он начинает перебирать бесчисленные бумаги.

– Вот, – он достает несколько сколотых листков с обычным строгим грифом. – Ответ на наш запрос. Так… Ну, во-первых, никакого Льва Игнатьевича они вообще не нашли. То ли имя вымышленное, то ли в поле зрения к ним не попадал. Скорей, пожалуй, первое. Как считаешь?

– То ли искали плохо, – сердито говорю я.

– И это возможно, – соглашается Кузьмич. – Кстати, мы им на всякий случай фото Павла Алексеевича пошлем, после того как ты с ним встретишься. Он тебе сегодня должен звонить, так, что ли?

– Должен. В конце дня.

– Вот-вот. Назначай встречу, поддавайся, так сказать, соблазну.

– Даже не торговаться? – улыбаюсь я.

– Ты сначала попробуй встретиться с ним. Это главное. А вот потом… Потом лучше всего оставить вопрос открытым. Расположи к себе, условься о связи. И лови каждый намек, каждую, ну, что ли, оговорку. Постарайся все понять и разгадать. Ведь все еще не ясно, где им хвост прищемили. А больше в эту игру вводить пока никого нельзя. Ты один. Тебя они сами нашли. Ну, дай ему понять, что от тебя многое зависит. Набивай цену.

– Ясно, Федор Кузьмич.

– Тогда пойдем дальше. Теперь второй наш запрос, насчет Ермакова, – он проглядывает уже другой листок и указывает пальцем на какое-то место там. – Вот. Пишут, что обнаружено трое подходящих Ермаковых. Все по линии ОБХСС. С шайкой квартирных воров связь исключается. Так что Совко может только понаслышке о ком-нибудь из них знать. И вообще конкретных сигналов ни на одного из них нет. Теперь гляди, кто они такие. Один – директор плодоовощной базы, тут, я думаю, развернуться есть где. Второй Ермаков – палаточник, на рынке торгует, инвалид. Ну, а третий – директор магазина готового платья, передовое предприятие, пишут. Вот такая троица. Первый Ермаков, по их мнению, самый перспективный для разработки.

– Все они перспективные, – усмехаясь, говорю я. – Разве что инвалид далеко не ускачет. И то попадаются резвые.

– Ну, словом, все это требует специальной проверки. Улавливаешь?

– Улавливаю. Видно, придется ехать.

– Именно что. Конечно, в курортный сезон приятнее, я понимаю, – усмехается Кузьмич. – Но не каждый раз получается, уж извини.

Это он намекает на то, как я однажды отправился, так сказать, лечиться в Тепловодск, в один санаторий, правда, не в самый разгар сезона. Помню, даже курортную карту пришлось оформлять, анализы какие-то делать. И вообще удовольствие я получил от той поездки весьма относительное.

– На бархатный сезон не претендую, – говорю я.

В это время в дверь кабинета раздается деликатный стук, она приоткрывается, и на пороге возникает изящная фигура Вали Денисова. Он даже слегка как будто запыхался и вообще возбужден. Это на него не похоже.

– Ну, заходи скорей, – говорит нетерпеливо Кузьмич, снимая очки. – Рассказывай, чего там у тебя стряслось.

– Весьма прискорбное событие, – с угрюмой насмешливостью говорит Валя. – Погиб Леха. Героически, на посту, можно сказать, погиб.

– Что-что?! – удивленно восклицаю я. – Как так – погиб?

– Очень даже просто, – отвечает Валя, подсаживаясь к столу. – Знал, подлец, что надо быстрее удирать куда подальше. Потому ведь в Орше и с поезда соскочил. Затем попуткой, видимо, машиной до Могилева добрался, это всего-то километров восемьдесят. И только там, оказывается, на поезд сел. Мурманск – Киев. В направлении на Киев. Видно, все же к дому тянулся. Ну, угодил в первый вагон, общий. И тут подлая его натура не выдержала. Ночью, в Чернигове уже, стянул чей-то чемодан и с поезда бежать. Кто-то заметил, и за ним, конечно, кинулись. Так вот, на площади уже, перед вокзалом, он под единственную в тот час грузовую машину угодил, которая там проезжала. Представляете? Тут же и скончался. Прямо в морг его уже отправили. Вот так карьера и кончилась раба божьего Леонида Красикова.

– Документы при нем какие-нибудь оказались? – спрашивает Кузьмич.

– Нет. Но приметы в точности совпали. Я с замнач по розыску линейного отдела в Чернигове сейчас говорил. Он сам в морг ездил.

– Да-а… – невольно вздыхаю я. – Кончился Леха. Даже не успел пожить по-человечески. Жалко все-таки.

– Как жил, так и подох, – брезгливо говорит Валя. – Видно, на роду ему было так написано. По Ламброзо. И вообще лучше уж он, чем от его руки кто другой.

– Другой уже, считай, от его руки погиб.

– Вот именно. Хоть и плакал, а через некий порог он уже переступил, – все тем же враждебным тоном продолжает Валя. – Второй раз убить ему уже нипочем было. Еще опаснее, я считаю, он стал после этого убийства.

– И ты подумай, – добавляю я. – В такой момент он все же на воровство пошел. Это же совсем сдуреть надо. Денег у него больше при себе не было, что ли?

– Что у него вообще при себе было, ты узнал? – спрашивает Кузьмич.

– Пустяки, – машет рукой Валя. – Ключи какие-то, нож перочинный, расческа, платок, ну, и кошелек, а там всего три рубля с мелочью.

– Да не может быть! – решительно заявляю я. – Были у него деньги. Он мне сам три сотни показывал. В морге небось забрали.

Валя небрежно пожимает плечами.

– Кто его знает, – и добавляет с усмешкой. – Еще два пирожка при нем оказались с картофелем. В могилевском буфете куплены были.