Аркадий Адамов - Инспектор Лосев

Он прижимает маленькие ручки к груди. Вид у него до крайности испуганный.

– Это уже не имеет значения, – я качаю головой. – Вместе с Гвимаром Ивановичем ушли и все его дела, в лучший мир, как говорится.

– Но как это случилось, господи боже мой? – весь трепеща, спрашивает Георгий Иванович. – Вы мне можете сказать?

– Убит, – коротко говорю я.

– Убит?! За что?!

– Вот это меня к вам и привело.

– Но я же, так сказать, ничего не знаю… Клянусь, ничего не знаю… – испуганно лепечет Шпринц. – Если бы я, так сказать, знал… Поверьте…

– Верю, верю. Откуда вам это знать. Но его самого-то вы же знали? По крайней мере, так же, как он вас, когда рекомендовал на этот пост.

Я указываю на стол.

– Ну, в какой-то мере, с какой-то, так сказать, стороны, конечно, я его знал. Какой может быть разговор, – разводит руки Георгий Иванович, откидываясь на спинку кресла. – Это, конечно, сам по себе факт.

– И некоторых его знакомых в Москве тоже знаете?

– Кого вы, так сказать, имеете в виду? – настораживается Георгий Иванович. – Поясните, так сказать, на факте.

– Ну, ну. Вы же знаете этих людей лучше меня, – примирительно говорю я. – Будет даже неудобно, если я их вам буду называть. У нас же неофициальный разговор.

– Вы тысячу раз правы, тысячу! – восклицает Георгий Иванович, оживляясь и снова прижимая руки к груди. – Знакомые у него там есть… так сказать, были. Это сам по себе безусловный факт. Но, господи боже мой, зачем он туда, к ним поехал? Вы можете мне пояснить? – с мученической гримасой вопрошает Георгий Иванович.

– Полагаю, что повидаться, – говорю я.

– Да, да, – горячо подхватывает Шпринц. – Вы тысячу раз правы, тысячу! У него там есть… был, так сказать, задушевный приятель, это сам по себе факт.

– Деловой приятель, – поправляю я.

– Да, да, деловой, – снова подхватывает было Шпринц, но тут же, словно поперхнувшись, внезапно умолкает.

– Представьте, Георгий Иванович, – сочувственно говорю я. – Вот в том самом дворе, где этот приятель живет, его и убили.

– У Виктора Арсентьевича?! – в полной панике восклицает Шпринц. – Быть того не может! Господи боже мой…

– Почему же не может? Всякие споры, ссоры иногда кончаются бедой.

– Да, да… Морально, так сказать, опущенные люди… Это сам по себе факт… – растерянно лепечет Георгий Иванович, не сводя с меня испуганных водянистых глаз. – Ужас просто, господи боже мой!.. Я же говорю… Им бы только урвать… Только себе…

– Вот и Лев Игнатьевич…

– Не говорите о нем! – с негодованием восклицает Георгий Иванович. – Это шакал, уверяю вас!.. Это, так сказать, гиена… Его и сам Виктор Арсентьевич терпеть не может, господи боже мой…

– Но принимает, – на всякий случай вставляю я.

– А что, так сказать, делать остается? Только приятных людей принимать? Морально, конечно, хотелось бы. Но фактически…

– Вы давно его видели?

– Кого, простите?

– Да Виктора Арсентьевича.

– Прошлым летом. Приезжал отдыхать с супругой. Милейший человек. И абсолютно культурный. Это сам по себе тоже факт, уверяю вас.

– И деловой?

– О-о! Я понимаю, так сказать, ваш намек, – с хитрой улыбочкой грозит мне пальцем Георгий Иванович. – Понимаю. Но имейте в виду, его поставки нам вполне официальны. Он лишь выполняет указание руководства, это сам по себе абсолютный факт! – палец Георгия Ивановича, описав плавную кривую, многозначительно поднимается над его головой.

И тут я вспоминаю рассказ Лиды о каких-то внеплановых поставках пряжи, причем самые большие партии ее шли из Москвы. Уж не от Виктора ли Арсентьевича? Это интересно проверить.

– Вы имеете в виду пряжу? – спрашиваю я.

Шпринц важно кивает.

– Именно, так сказать, ее.

– Но Гвимар Иванович после ухода из магазина разве имел к ней отношение?

– Не имею понятия! – поспешно восклицает Шпринц и выставляет перед собой обе руки, словно защищаясь от кого-то. – Уверяю вас, не имею! Бумаги идут абсолютно официальным путем. Через управление Разноснабсбыта. За высокой подписью, это сам по себе, без сомнения, факт.

– Ну, небось толкачи все-таки требуются? – наивно спрашиваю я.

В самом деле, я не очень-то разбираюсь в этих тонкостях, тут ведь не моя епархия. И, видимо, Георгий Иванович своим обостренным чутьем улавливает это и заметно приободряется. На лице его появляется даже некое покровительственное выражение.

– Всюду нужны толкачи, это сам по себе факт, – солидно кивает он. – Куда денешься? Так уж все устроено, к вашему сведению.

– И Ермаков…

– Господи боже мой, при чем тут Гелий? – снова впадает в панику мой собеседник. – У него же, так сказать, другая система. Это абсолютный факт. Даже не говорите про него, боже мой…

– Но Лев Игнатьевич…

Я нарочно сейчас подбрасываю ему эти имена, всякие имена. Пусть он разбирается по-быстрому, в спешке, что я в самом деле знаю и чего нет, где я попадаю в точку, а где пальцем в небо. Пусть разбирается, и при этом, конечно, неизбежно будет путаться. В этой путанице, спешке и нервничанье я, возможно, кое-что полезное ухвачу. Даже уже ухватил, черт возьми!

– Вот тут не верьте! – захлебываясь от негодования, почти кричит Георгий Иванович и заклинающе протягивает ко мне короткие ручки. – Не верьте этому человеку, умоляю вас! Обманщик и демагог! Это абсолютный сам по себе факт. Подпустит такое, такие, так сказать, экономические обоснования выведет, что тебе ученый, боже ты мой. А сам… родного отца зарежет! Всех продаст! Ах, господи боже мой, Гвимар… Какая беда, какая беда…

И Шпринц в припадке искреннего отчаяния хватается за голову.

Но я так быстро не могу переключиться на покойного Гвимара Ивановича. «Экономические обоснования»? «Демагог»? Ведь это очень похоже на моего собеседника в кафе, на пресловутого Павла Алексеевича. А Лев Игнатьевич – ведь это простая квартирная кража, вульгарная квартирная кража без всякой демагогии и экономических обоснований. Ничего не понимаю! И на всякий случай я подбрасываю Шпринцу еще одно имя.

– А Павел Алексеевич? – спрашиваю я.

– Кто? – удивленно смотрит на меня Шпринц, обрывая свои причитания.

– Павел Алексеевич, – повторяю я.

– Извините, извините. Но такого не знаю, – категорически объявляет Георгий Иванович и, в свою очередь, спрашивает, причем голос у него начинает снова дрожать. – Кто же его, так сказать, убил, вы выяснили?

– Да, – киваю я. – Представьте, ваши же уголовники, из вашего города. И после этого они еще обокрали квартиру Виктора Арсентьевича.

– Не может быть!

– Увы, да.

– Ой, что творится, господи боже мой! – снова начинает причитать Георгий Иванович, хватаясь за голову. – Отказываюсь верить! Отказываюсь, и все! Ну, с Гвимаром я хоть как-нибудь, но понимаю. Лев на что хотите пойдет, если… если, допустим, можно крупно заработать. Но поднять руку на Виктора Арсентьевича, на золотую курочку, так сказать… Не понимаю! Не по-ни-маю!