Аркадий Адамов - Инспектор Лосев

Шпринц и в самом деле ошарашен этой кражей, поэтому у него вырываются слова, которые он конечно же никогда бы не произнес при других обстоятельствах. И вот оказывается, Виктор Арсентьевич – «золотая курочка»? Вернее, конечно, курочка, которая несет золотые яйца. В виде этой самой пряжи, что ли? Ох, как мне нужен сейчас мой друг Эдик Албанян из нашего московского ОБХСС. Окаемову я не верю, его квалификации, его способностям.

– Лев Игнатьевич действовал не сам, – говорю я. – Он подослал на квартиру Виктора Арсентьевича своих людей, понимаете? Но, возможно, и его самого тоже кое-кто подослал. Вполне возможно, – многозначительно заключаю я.

– А я вам говорю! – азартно возражает Георгий Иванович и машет на меня руками, словно прогоняя из кабинета. – Я говорю, вы с ума сошли! – он все еще не в состоянии прийти в себя от услышанного. – Да, да! Я утверждаю! Идиотом же надо быть, господи боже мой!

– А Лев Игнатьевич, я полагаю, не идиот?

– Ого! Да он нас с вами съест, и мы не заметим. Опомнимся, когда уже переваривать начнет. Вот такой он идиот.

– Да-а, опасный человек. Но что же он не поделил с Гвимаром Ивановичем, как вы полагаете? У них ведь крупная ссора была. Это точно. Но из-за чего?

– Что же вы не понимаете? – саркастически усмехается Шпринц, поправляя съехавшие на кончик носа очки. – Какой-то колоссальный куш, не иначе. Я понятия не имею какой, это сам по себе тоже факт. Откуда мне знать? Я в их дела никогда не совался. И не суюсь. Я свое место знаю. И все! И точка!

– Но разве таким кушем не может быть богатейшая квартира Виктора Арсентьевича, вернее, его покойного тестя, академика? Да там одних картин на…

– Нет, нет и нет! Это сам по себе точнейший факт! – решительно мотает лысой головой Георгий Иванович и тут же снова выставляет перед собой растопыренные руки. – Но имейте в виду, я ничего не знаю! Решительно, вы понимаете? Я, повторяю, в их дела не суюсь. У меня на все официальные документы. Это абсолютный сам по себе факт! И все! И я больше ничего не знаю! Я, извините, хочу спать спокойно, вот так!

Георгий Иванович, видимо, пришел наконец в себя и подумал о собственной безопасности. Давно пора. Как легко, однако, он выходит из равновесия и ударяется в панику. Впрочем, новости на него обрушились, конечно, ошеломляющие. И он, наверное, на минуту только поставил себя на место Купрейчика и тем более Гвимара Ивановича и, естественно, пришел в ужас. Еще бы, есть от чего.

Я сейчас даже не пытаюсь как следует осмыслить всю полученную информацию. Я спешу добавить к ней кое-что еще, если это, конечно, окажется возможным.

– Вы спрашиваете, кто его убил? – обращаюсь я к Георгию Ивановичу, не давая ему возможности сосредоточиться на мысли о собственной безопасности.

– Да, да! – нетерпеливо откликается он, подаваясь вперед. – Весьма интересно.

– Убили ваши.

– Но, господи боже мой, кто наши, какие наши? – его снова охватывает волнение, почти паника. – С ума можно сойти! Ну говорите же, говорите! Чего вы замолчали? Ну, ради бога!

– Их имена вам ничего не скажут, – отвечаю я. – Хотя нет! Один из них как раз работал в этом магазине.

– Красиков! Этот проклятый Лешка, да? – почти обрадованно восклицает Георгий Иванович. – Верно я говорю или нет?

– Точно. Работал у вас, но не на вас, – усмехаюсь я.

– Это все, так сказать, до меня было. До меня, вы слышите? При Гвимаре еще.

– Не имеет значения. Он и на Гвимара Ивановича тоже не работал.

– А на кого же тогда? – напускает на себя наивность Шпринц.

– Подумайте сами.

– Ну на кого же, господи боже мой? – нетерпеливо восклицает Шпринц.

– А я не знаю, – загадочным тоном отвечаю я.

– Нет, знаете!

– И вы знаете, Георгий Иванович. Это сам по себе факт, – насмешливо говорю я.

– Я знаю?! – запальчиво переспрашивает он, не замечая моей иронии.

– Да, вы.

– А я только с вами согласился. Ведь это вы сказали, на кого он работает. На Льва Игнатьевича. Согласен!

– А на кого работает сам Лев Игнатьевич, как по-вашему?

– Ну, это я не знаю. Абсолютно. Уверяю вас.

– Как угодно, Георгий Иванович, – я пожимаю плечами. – Можете не говорить. Я же вас не заставляю.

Я, однако, убежден, что он знает. Я и то, кажется, начинаю кое о чем догадываться. Но я и в самом деле не собираюсь заставлять его отвечать. Оставим это на будущее и пока что не станем уважаемого Георгия Ивановича особенно прижимать неудобными вопросами. Интересно, а Кольку-Чуму он знает?

– Но Леха действовал не один, – говорю я. – Был и второй.

– Убийца? – содрогаясь, уточняет Георгий Иванович.

– Да.

– Какой ужас, какой ужас, господи боже мой. Бедный Гвимар, – снова начинает стенать Шпринц. – И кто же он такой, этот второй бандит?

– Ну, этого вы наверняка не знаете.

– Ах, откуда вы знаете, кого я знаю и кого не знаю! – раздраженно машет рукой Шпринц. – Да я полгорода знаю. Я…

– Фамилия его Совко.

– Совко? – оторопело повторяет Георгий Иванович, снова поправляя сползающие очки. – Действительно… Такой фамилии не слышал, это сам по себе факт, конечно. А зовут его как, подонка этого?

– Николай.

– М-да… Понятия не имею.

– Они оба поступили к кому-то в няньки.

– Это еще что такое? – вполне искренне удивляется Шпринц.

Но мне достаточно его удивления, и объяснять я, естественно, ничего не собираюсь.

– Сам не знаю, – отвечаю я. – Кто-то сказал.

Пожалуй, пора заканчивать этот интересный разговор и прощаться с малосимпатичным Георгием Ивановичем. Только напоследок сделаю, пожалуй, одно доброе дело.

Я наклоняюсь к столу и, понизив голос, говорю:

– Теперь вы понимаете, на что способен этот Леха?

– Еще бы не понять, господи боже мой! – восклицает Шпринц.

– Так вот, учтите. Если вдруг Лида пожалуется ему на вас, – доверительно говорю я, – то и мы, боюсь, вас не убережем. Это я считаю нужным предупредить. Ну, потом-то мы его, конечно, найдем. Обязательно.

Георгий Иванович заметно бледнеет.

– Спа… спасибо… – заикаясь, говорит он.

А мне, признаться, становится немного не по себе оттого, что я приплел сюда вдруг Леху, мертвого Леху, и заставил его хотя бы после смерти сделать что-то полезное для своих близких.

Я поднимаюсь и начинаю прощаться. Шпринц отвечает мне вяло, все еще, видимо, не в силах прийти в себя от нашей беседы.

За окном совсем уже стемнело. Сейчас около шести, и мне пора спешить. Я надеваю пальто, киваю Георгию Ивановичу и выхожу из его кабинетика.

Магазин по-прежнему пуст, и по-прежнему дремлет за прилавком продавщица в черном халате. Когда я прохожу, она поднимает голову, и я ей тоже киваю на прощанье.

На улице и в самом деле темно, хотя высоко над головой, на длинных изогнутых мачтах горят яркие лампы, и вокруг них серебрится воздушный нимб.