Аркадий Адамов - Инспектор Лосев

На столике передо мной стоит вазочка с конфетами и другая, побольше, с яблоками. Тут же лежат сигареты, красивая газовая зажигалка, рядом стоит круглая большая пепельница из тяжелого чешского стекла, в ней несколько окурков.

– Ну-с, так что же вас привело ко мне на этот раз? – с наигранным, ленивым добродушием спрашивает Виктор Арсентьевич и тянется за сигаретой.

– Привело к вам мое предложение, которое, если помните, я внес в конце прошлой нашей беседы, – говорю я. – Тогда я вам сказал примерно так: давайте-ка отложим этот разговор и оба подумаем. Помните?

– Припоминаю, – кивает Виктор Арсентьевич и придвигает ко мне вазу с яблоками. – Отведайте-ка.

– Благодарю. Я лучше, с вашего разрешения, закурю… – и, продолжая беседу, вытаскиваю из пачки сигарету, затем щелкаю роскошной зажигалкой. – Так вот, мне действительно хотелось, чтобы вы подумали. Речь у нас, помнится, шла о том, что вот, мол, Гвимара Ивановича вы знали, даже приятелями были, а насчет некоего Льва Игнатьевича вы якобы ничего даже и не слыхали. Так вы мне говорили прошлый раз, не правда ли?

– Совершенно верно, – кивает Виктор Арсентьевич. – Я и сейчас это утверждаю, имейте в виду.

– И, кажется, еще категоричнее, чем в прошлый раз, – замечаю я.

– Так же категорично.

– Допустим. Тогда напомню вам кое-что еще из прошлого разговора.

– Нет необходимости, – поспешно и довольно нервно прерывает меня Виктор Арсентьевич. – Я все прекрасно помню.

– Иногда полезно еще раз напомнить, – возражаю я, отмечая про себя эту непонятную вспышку. – Так вот, мы пришли с вами к выводу, что дружба с Гвимаром Ивановичем бросает на вашу репутацию некое пятнышко. И я предположил тогда, что вы просто не хотите иметь второго, погрязнее, подтвердив свое знакомство с Львом Игнатьевичем. Так ведь?

– Так, – сухо кивает Виктор Арсентьевич. – Если иметь в виду точность ваших воспоминаний. Но второго пятнышка я не боюсь, так как никакого Льва Игнатьевича знать не знаю. Тогда вам это сказал и сегодня повторяю.

Эта откровенная ложь мне почему-то вдвойне неприятна. Наверное, потому, что привык видеть в Викторе Арсентьевиче жертву и считать его поэтому своим естественным союзником. А все шероховатости и неувязки, которые у меня до сих пор с ним возникали, казались мне либо недоразумениями, либо ошибками. Но сейчас Виктор Арсентьевич спокойно и нагло врет мне в глаза, решительно разбивая все мои прежние представления о нем. Эта ложь убеждает меня даже больше, чем все открытия Эдика в том, что Купрейчик действительно замешан в каких-то преступлениях, в большей или меньшей степени, но замешан. И это невольно ожесточает меня в разговоре с ним.

– Ну так вот, Виктор Арсентьевич, что я вам должен сообщить. – решительно говорю я. – После нашей последней встречи прошло немало времени. За этот срок мы кое-что успели сделать. Во-первых, мы раскрыли кражу и скоро вернем вам украденные вещи и картины.

– Не может быть! – восклицает пораженный и конечно же обрадованный Виктор Арсентьевич. – Неужели раскрыли?

– Да. Представьте себе.

– Ну, и… кто же все это украл?

– Некие квартирные воры. Вы их не знаете.

– Но… вы, кажется, говорили, что… Словом, они и в убийстве замешаны?

– Нет. Не замешаны. Это два разных преступления и совершены разными людьми. Лишь случайно совпали по времени.

– Ах, вот оно что…

– И тут я вас хочу серьезно предупредить, – медленно и внушительно продолжаю я. – Мы, по существу, раскрыли и убийство Семанского. В нем оказались замешанными очень разные люди. Очень. Что касается двоих из них, которые непосредственно это убийство и совершили, то один арестован, второй… второй, к сожалению, погиб.

– Как «погиб»?! – невольно вырывается у Виктора Арсентьевича.

– Вас эта гибель не касается. Как, надеюсь, не касается и арест второго. Очень надеюсь…

Тут Виктор Арсентьевич пытается что-то сказать, но я резким жестом останавливаю его и продолжаю:

– …Но есть и соучастники этого тяжкого преступления. Вот они пока что на свободе.

– И вы их знаете? – нервно спрашивает Виктор Арсентьевич, ерзая в своем кресле и с безразличным видом поглядывая куда-то в сторону.

– Знаю.

Я стряхиваю пепел с сигареты в придвинутую к моему креслу пепельницу и неожиданно замечаю в ней среди окурков две или три кривые, сплошь обуглившиеся спички. Кто-то, видимо, забавлялся, стараясь, чтобы они сгорели до конца. Стоп, стоп!..

На секунду я даже цепенею от охватившего меня волнения. Вот это открытие! Неужели до меня тут успел побывать уважаемый Лев Игнатьевич? И не вчера, нет, вчера его здесь не было. Да и пепельницу со вчерашнего дня, скорей всего, вытряхнули бы. Значит, сегодня он тут побывал, незадолго до моего прихода! Вот почему так взволнован Виктор Арсентьевич. Ну что же…

– Да, я их знаю. И они пока на свободе, – повторяю я, приходя в себя.

– Вы что-то вспомнили неприятное? – участливо спрашивает Виктор Арсентьевич, пытливо заглядывая мне в глаза.

– Нет. Просто подумал, как бы мне яснее выразиться, чтобы вы меня поняли.

– О, не беспокойтесь, я вас пойму! – поспешно откликается Виктор Арсентьевич.

– Надеюсь. Так вот. Я уже вам сказал, да вы и сами знаете: убийство – страшное преступление. Самое, пожалуй, страшное. Зачем же вы влезаете в это дело? Почему мешаете нам его раскрыть до конца?

– Я?! Вы… Вы что?! Вы думаете, что говорите?..

Виктор Арсентьевич даже подпрыгивает в кресле, и лицо его заливается краской. Мои слова для него, конечно, полная неожиданность.

– Да. Думаю, – спокойно подтверждаю я. – И для ясности кое-что вам сообщу. В этом деле есть не только убийцы. Есть и подстрекатель. Вы мешаете мне его обнаружить и задержать.

– Я?.. Я вам мешаю?.. Чушь какая-то… – бормочет Виктор Арсентьевич, с опаской отводя глаза куда-то в сторону от меня.

– Скажите, – неожиданно спрашиваю я, – вы знаете Георгия Ивановича Шпринца?

– Я?.. Н-не знаю…

– А вот он вас, представьте, знает. Я с ним беседовал всего три дня назад.

– Да при чем здесь Шпринц?! – не выдержав напряжения, в отчаянии восклицает Виктор Арсентьевич. – Зачем вам понадобился этот жалкий человечек, можете мне сказать?

Я пожимаю плечами.

– Просто мне надо до конца раскрыть убийство Семанского. Только и всего.

– А зачем вам для этого понадобился Шпринц?

– Чтобы заставить вас говорить правду.

– К-какую правду?

– Сейчас скажу. Пока пойдем дальше. Розу Григорьевну вы тоже не знаете? Или все-таки знаете?

– Розу Григорьевну? Да она-то какое имеет ко всему этому отношение?

– Она имеет отношение к вам. Как, впрочем, и Шпринц.

– Нет, я, кажется, сойду тут с вами с ума! – хватается за голову Виктор Арсентьевич и, вскочив с кресла, начинает возбужденно шагать по кабинету, огибая столы с наваленными на них журналами и книгами.