Патриция Вентворт - Дело закрыто. Опасная тропа

– Думаю, есть возможность выяснить, спешили эти часы или отставали, – раздраженно произнес Генри.

Мисс Сильвер уверенно кивнула:

– Разумеется, капитан Каннингем. Я говорила с церковным служителем, очень любезный человек. Пятнадцать месяцев назад часы, несомненно, спешили, как раз на десять минут. Они постоянно убегали вперед, но прежнего викария это устраивало. А новый священник регулирует их каждый месяц. Совершенно очевидно, в день убийства они спешили. Когда миссис Эшли услышала, что пробило восемь, на самом деле было только без десяти восемь. В тот момент она находилась в пути, и ей оставалось около десяти минут, чтобы дойти до Солуэй-Лодж. Она пришла как раз в тот момент, когда мистер Эвертон воскликнул: «Мой родной племянник!» – а потом прозвучал выстрел, и она убежала.

– Ну и дурочка же я! – воскликнула Хилари.

Генри не мог с этим не согласиться.

Харриет Ст. Джаст обвела взглядом свой демонстрационный зал и убедилась, что дело ее процветает. Эти маленькие закрытые показы одежды приносили очень хороший доход. Люди охотились за билетами, спрашивали, можно ли привести друзей, а попав на показ, покупали наряды и уходили с приятной иллюзией вернувшейся молодости. Они станут стройнее, их движения приобретут такую же гибкость и изящество, как у Вании.

Мэрион, безусловно, стоит тех денег, которые зарабатывает. Но ей не следует больше худеть. Она настоящая жемчужина подиума, но если она еще убавит в весе, платья просто начнут сваливаться с нее. Харриет скривила губы. Вне работы она часто жалела Мэрион Грей.

Но в эту минуту Мэрион Грей не существовало, на подиуме была только Вания, которая демонстрировала черное повседневное платье с высоким воротником и длинными узкими рукавами, закрывавшими кисти рук. Оно называлось «Грустный день». Тяжелый креп выглядел просто, но печально. Надев его, Мэрион почувствовала странное внутреннее удовлетворение, потому что на самом деле Джеффри умер, и ей было приятно носить это траурное платье, как будто она носила траур по нему. Она медленно прошлась мимо заинтересовавшихся женщин, слегка склонив голову и опустив глаза. Мыслями она была далеко. Комментарии покупательниц, долетавшие до ушей, не интересовали ее. Она постояла, повернулась и прошлась еще раз.

Харриет кивнула, и она сошла с подиума, уступив место Селии в смелом оранжевом платье, которое резко контрастировало с «Грустным днем» Вании.

Закрыв за собой дверь демонстрационного зала, она увидела сильно взволнованную Флору.

– Ах, дорогая, тебя к телефону! Это междугородний звонок, из Глазго, наверное, твоя младшая кузина! Я сказала, ты на показе, но она ответила, что это важнее любой одежды в мире, может быть…

Флора продолжала говорить, даже когда Мэрион взяла трубку.

– Алло, алло, алло!

Флора услышала, как Мэрион спросила: «Хилари?» – а потом: «Что случилось?» Она почему-то не смогла выйти, а только отошла к двери, но по-прежнему оставалась в комнате. Стоя на пороге, она видела, как Мэрион протянула руку и оперлась о стол Харриет. Она не произнесла ни слова с тех пор, как спросила: «Хилари?» Просто слушала, опершись на стол.

Флора не могла выйти, не могла оторвать взгляд. Она наблюдала, как лицо Мэрион меняется прямо на глазах. Ей показалось, будто растаял лед или взошло солнце. На лице вспыхнул румянец, его черты смягчились. Она понимала, что ей не следует здесь находиться, но была взволнована до глубины своей доброй, бескорыстной души. Она понятия не имела, сколько времени прошло, прежде чем Мэрион повесила трубку и повернулась к ней со слезами на лице. Слезы текли и текли из ее глаз, в которых снова засветились молодость и нежность. Она схватила пухлые натруженные ладони Флоры и держала их, будто это были руки самого близкого человека. Бывают моменты, когда каждый человек в мире становится твоим другом, с которым можно поделиться радостью. Голосом ребенка, который только что очнулся от кошмарного сна, она произнесла:

– Все хорошо, Флора, все хорошо!

Флора почувствовала, как и ее глаза наполняются слезами. Она никогда не могла удержаться от слез, если рядом кто-то плакал.

– Дорогая, что такое, что случилось?

Но Мэрион только повторяла:

– Все хорошо, Флора, все хорошо. Хилари мне сказала.

А на другом конце линии Хилари обнимала Генри в ужасной телефонной будке гостиницы.

– Генри, она ничего не ответила, она просто не смогла ничего сказать! Генри, я сейчас расплачусь!

– Ты не можешь плакать здесь.

– Могу. И буду.

– Не можешь.

В комнате для отдыха находились люди. Две пожилые дамы вязали, сидя по обе стороны от камина. К тому времени, когда комната опустела, Хилари больше не хотелось плакать. Она позволила Генри обнять себя и потерлась макушкой о его подбородок.

– Я хочу, чтобы ты любил меня! Сильно любил! Сильно, сильно, сильно! Ведь ты меня любишь?

Генри ответил утвердительно.

– Потому что, если бы это случилось с нами… Ах, дорогой, это ведь не могло случиться с нами. Или могло?

– Меня пока еще никто не обвинял в убийстве, – ответил Генри.

– Но если мы расстанемся? Опять поссоримся и расстанемся? Мы почти что расстались; я думала, мы потеряли друг друга, на самом деле думала! У меня сердце ныло от боли!

– Дурочка! – сказал Генри, обняв ее покрепче.

– Неправда!

– Неисправимая дурочка!

– Почему?

Последнее слово осталось за ним:

– Мы созданы друг для друга.

Рейчел Трехерн вышла из железнодорожного вагона первого класса, в котором приехала в Лондон, отдала билет у контрольного барьера и, сделав несколько шагов в сторону выхода, остановилась и взглянула на вокзальные часы. Еще только одиннадцать. Времени предостаточно, вполне можно выпить чашечку чаю. Или кофе? Конечно, чай в привокзальном буфете – гадкое пойло. Но будет ли кофе здесь лучше – вопрос спорный.

Входя в буфет, мисс Трехерн решила остановить свой выбор на кофе. Она любит его меньше, чем чай, и, значит, не очень расстроится, если напиток окажется невкусным. Главное, чтобы он оказался обжигающе горячим. Несмотря на теплый костюм и шубку, она замерзла. Когда она уезжала из дому, шел снег, а здесь, в Лондоне, осадков не было, только легкий морозец и нависающий сумрак, грозивший превратиться в туман. Рейчел Трехерн зябко передернулась и хлебнула горячего сладкого кофе. Допив всю чашку, она и впрямь немного согрелась. Ее наручные часы показывали десять минут двенадцатого. Встреча назначена на одиннадцать тридцать.

Она вышла из здания вокзала, взяла такси и назвала адрес:

– Монтегю-Мэншнс, Уэст-Лиам-стрит, юго-запад.

Загудел мотор, такси тронулось; она откинулась на спинку сиденья в углу и закрыла глаза. Пути назад уже не было. Когда она писала письмо с просьбой о встрече, то уверяла себя: «Это меня ни к чему не обязывает. Потом напишу, что необходимость отпала, только и всего!» Но не написала. Мисс Мод Сильвер ответила, пригласив мисс Трехерн в среду, 3 ноября, в 11.30. И вот сейчас Рейчел Трехерн катила на прием к этой женщине.