Агата Кристи - Долгое прощание

На третий день к вечеру зазвонил телефон, и я поговорил с неким Говардом Спенсером. Он сказал, что является представителем одного нью-йоркского издательства и находится здесь в кратковременной командировке. И что у него есть проблема, о которой хотелось бы со мной поговорить. Он просил меня встретиться с ним завтра в 11 утра в баре отеля «Риц-Беверли».

Я спросил, что у него за проблема.

– Довольно деликатная, но вполне моральная, – ответил он, – Само собой разумеется, я заплачу вам за потраченное время.

– Большое спасибо, мистер Спенсер, но в этом нет необходимости. Вам рекомендовал меня кто-нибудь из моих знакомых?

– Да, некто, слышавший о вас – о вашем кратковременном столкновении с юстицией, мистер Марлоу. По его совету я и обратился к вам. Но мое дело не имеет ничего общего с этой трагической историей. Речь идет просто о том… ну, мы лучше поговорим об этом за рюмкой вина.

– Хорошо, мистер Спенсер, завтра утром я там буду.

Он поблагодарил меня и положил трубку. Я недоумевал, спрашивая себя, кто мог меня рекомендовать. Подумал, что это мог быть Эндикот, и решил спросить его об этом. Но когда я позвонил ему, оказалось, что он уже неделю был в отъезде. Значит, это был не он. Конечно у меня были довольные мной клиенты. А мне нужно было дело, так как я нуждался в деньгах. Во всяком случае, так я думал, пока вечером не вернулся домой и не нашел письма, в которое был вложен портрет Мэдисона.

Письмо лежало в красно-белом почтовом ящике у лестницы. Обычно я туда не заглядывал, потому что ко мне домой письма не приходили. На этот раз я посмотрел туда, так как дятел раздолбил крышку ящика клювом, и совсем недавно. На конверте был штамп мексиканской авиапочты и куча мексиканских марок. Адрес был написан почерком, который я, вероятно, не узнал бы, если бы в последнее время мои мысли не вертелись постоянно вокруг Мексики. Почтового штемпеля я не мог разобрать: письмо штемпелевали вручную, и штемпельная подушка, наверно, высохла. Письмо было толстое. Я поднялся по лестнице, сел в гостиной и стал читать его. Вечер был очень тихий. Вероятно, это письмо принесло от покойника могильную тишину.

Письмо было без даты и без обращения.

«Я сижу у окна на первом этаже в номере не очень чистого отеля в Отатоклане, горном городишке с озером. Под моим окном почтовый ящик, и, когда коридорный принесет мне кофе, которое я заказал, он опустит туда это письмо. Перед тем как опустить, он должен высоко поднять его, чтобы я видел, как он бросит его в щель. Когда он это сделает, он получит от меня банкноту в сто песо, что для него громадная сумма.

К чему эти увертки? Снаружи перед дверью стоит и сторожит мрачный тип в остроносых ботинках и грязной рубашке. Он чего-то или кого-то ждет, не знаю. Меня он, во всяком случае, не выпустит. Поэтому мне не остается больше ничего, как поступить таким образом. Надеюсь, что письмо дойдет. Я хочу, чтобы вы получили эти деньги: мне они не нужны, а полицейские, конечно, их стянут. Вы милый и порядочный человек, примите же эти деньги в знак моего уважения и извините меня за доставленную вам массу неприятностей.

Я опять поступил неправильно, но у меня еще есть пистолет. Вероятно, вы составили собственное мнение об известном деле. Я мог убить ее, и, возможно, я это действительно сделал, но остального я сделать не мог. Такое зверство – не моя работа. Это сделал насквозь испорченный человек. Но не в этом дело, совсем не в этом. Сейчас основное – избежать ненужного, бессмысленного скандала. Ее отец и сестра не сделали мне ничего плохого. У них своя жизнь, которую не следует разбивать. Сильвия не сделала меня подонком, я уже был им. На вопрос, почему она вышла за меня замуж, я не могу вам ясно ответить. Думаю, это был просто каприз. Во всяком случае, она была молода и уже умерла. Говорят, чувственные наслаждения старят мужчину, но женщине сохраняют молодость. Говорят всякие глупости. Говорят, что богатые умеют себя беречь и в их мире всегда светит солнце. Я жил среди них и знаю, что они скучные и одинокие люди.

Я написал, что полностью признаю свою вину. Мне немного дурно и довольно страшно. Такую ситуацию описывают в книгах, но там написана неправда. Когда столкнешься с этим сам, ничего не имея, кроме пистолета в кармане, когда находишься в чужой стране, в маленьком грязном отеле, и не имеешь другого выхода – поверьте мне, дорогой мой, в этом нет ничего драматического или возвышенного. Это просто пошло и омерзительно, серо и безобразно.

Итак, забудьте меня и всю эту историю! Но сначала выпейте в память обо мне гимлит у «Виктору». И когда в следующий раз будете варить кофе, налейте для меня чашку, добавьте туда немного бурбона, закурите для меня сигарету и положите ее возле моей чашки. А после этого забудьте всю эту историю! Терри Ленокса больше нет. И с этим адью.

Постучали в дверь. Думаю, что это парнишка с кофе.

Если же нет, то начнется стрельба. В общем, я хорошо отношусь к мексиканцам, но не люблю их тюрем.

Будьте здоровы,

Терри».

Это было все. Я сложил письмо и убрал его в конверт. Значит, к нему постучался коридорный с кофе, иначе бы я не получил письма. Во всяком случае, не с портретом Мэдисона. Портрет Мэдисона – это банкнота в пять тысяч долларов.

Она лежала, зеленая и новая, передо мной на столе. Я еще никогда таких не видел, многие работники банков тоже таких не видели. Но типы вроде Рэнди Стара или Менендеца, вероятно, держат их в кармане как резерв карманных денег. Такую можно получить только в государственном банке. В Соединенных Штатах их всего около тысячи в обращении. Моя сверкала приятным блеском.

Через некоторое время я отправился на поздний сеанс в кино. Фильм был неинтересный, и я почти не следил за происходящим на экране. Был только шум и множество лиц. Вернувшись домой, я разыграл на шахматной доске нудную партию Лопеса, и это тоже было неинтересно. Потом я лег в постель, но никак не мог заснуть. В три часа ночи я встал и послушал Хачатуряна. Он называет это скрипичным концертом, а по-моему, это больше похоже на работу испорченного вентилятора.

Бессонные ночи бывают у меня так же редко, как тугой бумажник. Не назначь я встречу с Говардом Спенсером, я откупорил бы бутылку виски и напился до бесчувствия. Если я еще раз увижу вежливого человека в «роллс-ройсе», то сейчас же убегу от него без оглядки. Нет ничего опаснее того случая, в какой я попал по своей собственной воле.

В одиннадцать часов я сидел в третьей нише справа от выхода из обеденного зала. Сидел я спиной к стене и мог видеть каждого входящего и выходящего. Утро было ясное, без тумана и облаков, солнце сверкало на поверхности плавательного бассейна, тянувшегося вдоль стеклянной стены до конца обеденного зала. Я наблюдал, как девушка с обольстительной фигурой в белом купальнике из шкуры акулы влезла по стремянке на верхнюю площадку для прыжков в воду. Я видел белые полоски между ее купальником и линией загара. Затем она скрылась из поля моего зрения. Моментом позже я увидел ее делающей сальто в полтора оборота. Водяные брызги взметнулись так высоко, что образовали радугу в лучах солнца, почти столь же красивую, как девушка.