Агата Кристи - Долгое прощание

– Чепуха. Вы намеревались застрелиться. Вы не видели никакого кошмара, вы плавали в море жалости к самому себе. Никакого револьвера под подушкой у вас не было. Вы встали, достали оружие и снова легли в постель. Но я полагаю, у вас не хватило мужества. Вы выстрелили, не желая в себя попасть. Просто жалость к себе, дорогой мой, больше ничего. Сцена борьбы была превосходно разыграна. Она ведь не смогла бы отнять у вас револьвер, если бы вы сами этого не хотели.

– Я был нездоров, – возразил Роджер. – Но может быть, вы и правы. Что из этого следует?

– Вы увидите, что из этого следует. Вас надо поместить в психиатрическую больницу, и поверьте мне, что у людей, которые там командуют, столько же жалости, сколько у надсмотрщиков на принудительных работах в Джорджии.

Эйлин вдруг встала.

– Довольно! – резко сказала она, – Он действительно болен, вы же это знаете.

– Он хочет быть больным. Я только обратил его внимание на то, чего это будет ему стоить.

– Сейчас не время говорить об этом.

– Отправляйтесь в свою спальню.

Ее голубые глаза сверкнули.

– Что вы еще надумали?

– Идите, если не хотите, чтобы я позвонил в полицию. В таких случаях по закону нужно ставить полицию в известность.

Роджер усмехнулся.

– Да-да, позвоните в полицию! – сказал он. – Как вы сделали с Терри Леноксом.

Я не реагировал на его слова, я разглядывал Эйлин. Сейчас она казалась бессильной, разбитой, но еще более очаровательной. Вспышка гнева прошла. Я тронул ее руку.

– Все в порядке, – сказал я. – Он не будет этого делать во второй раз. Идите ловитесь.

Эйлин долго смотрела на мужа, затем ушла. Когда она скрылась из виду, я сел на край кровати, где раньше сидела она.

– Еще пару таблеток?

– Нет, спасибо. Я чувствую себя намного лучше.

– Ведь это правда, что я сказал про выстрел? Это был просто безумный спектакль?

– Более или менее. Думаю, что я вел себя легкомысленно.

– Никто вас не удержит, если вы решите покончить с собой. Это ясно и мне, и вам.

– Да.

Роджер все еще смотрел в сторону.

– Вы сделали то, о чем я вас просил, – насчет бумаги на пишущей машинке?

– Гм-м. Удивляюсь, как вы это помните. Это довольно безумная писанина. Смешно, но она идеально напечатана.

– Я всегда хорошо печатаю, трезвый или пьяный… до известной степени, конечно.

– Не волнуйтесь из-за Канди! – сказал я. – Вы ошибаетесь, если считаете, что он вас не любит. И я ошибался, когда сказал, что вы никого не любите. Я просто хотел возмутить этим Эйлин, хотел рассердить ее.

– Почему?

– Сегодня вечером она уже теряла сознание.

Роджер покачал головой, – Эйлин никогда не теряет сознания.

– Значит, симулировала.

– Это ему тоже не понравилось.

– Что вы подразумевали под тем, что из-за вас умер хороший человек? – спросил я.

Лицо его омрачилось.

– Это просто бессмыслица. Я же сказал вам, что видел сон…

– Я говорю о том, что было напечатано на машинке.

– Тоже сон.

– Что про вас знает Канди?

– Ах, оставьте вы это! – ответил Роджер и закрыл глаза.

Я встал и закрыл дверь.

– Вы не можете вечно угнетать себя этим, Роджер, Канди может быть шантажистом. Свободно может быть. Он может очень мило себя вести, но в то же время вытягивать у вас деньги. Что же тогда это – женщина?

– Вы подумали об этой обезьяне – Лоринге! – сказал Роджер, не открывая глаз.

– Нет, не о нем. А что у вас было с сестрой его жены – убитой?

Это был удар наугад, но он пробил брешь. Роджер широко открыл глаза, на его губах появилась пена.

– У вас… есть основания так думать? – медленно прошептал он.

– Основания не так легко найти, но вы сами навели меня на эту мысль.

Его голова стала метаться по подушке. Несмотря на принятый секонал, у него разыгрались нервы, лицо покрылось потом.

– Я не первый любящий муж, который изменял своей жене. Оставьте меня в покое, черт возьми! Оставьте меня в покое!

Я принес из ванной полотенце и вытер ему лицо. Я иронически усмехнулся над собой. Дождался, когда человек стал беспомощным, и накинулся на него, Он же был слаб и не мог защищаться.

– Поговорим об этом потом, – сказал я.

– Я не сумасшедший, – заявил Роджер.

– Вы только надеетесь, что не сошли с ума.

– Я живу в аду.

– Да, конечно, интересно только почему. Вот примите это!

Я дал ему новую таблетку секонала. Он облокотился, чтобы взять стакан, но промахнулся сантиметров на десять. Я подал стакан ему в руку. Он проглотил таблетку и запил водой, потом лег, и все душевные переживания отразились на его лице. Нос его заострился, и он стал похож на покойника. Сегодня он уже не сойдет вниз по лестнице, а возможно, и никогда не сойдет.

Когда его веки отяжелели, я вышел из комнаты. Тяжелый «веблей» оттягивал мой карман. Я хотел спуститься вниз и уехать домой. Дверь спальни Эйлин была открыта. Там было темно, но в свете луны я увидел ее силуэт. Она стояла у окна. Она что-то сказала, похоже, назвала чье-то имя, только не мое. Я подошел к ней тихо, как к больной.

– Не так громко, – сказал я. – Он опять заснул.

– Я знала, что ты придешь, – нежно сказала Эйлин. – Пусть даже через десять лет.

Я смотрел на нее большими глазами. Один из нас был пьян!

– Закрой дверь, – так же нежно сказала она. – Все эти годы я берегла себя для тебя.

Я повернулся и закрыл дверь. Эта мысль показалась мне совсем не такой плохой. Когда я повернулся, Эйлин стала падать на меня. Я поймал ее, больше мне ничего не оставалось делать. Она крепко прижалась ко мне. Ее волосы касались моего лица. Она раскрыла губы для поцелуя, затем опустила руки, что-то дернула, и халат ее упал на пол. Теперь она стояла совсем голая.

– Положи меня на кровать! – прошептала она.

Когда я поднял ее на руки, то почувствовал ее голое упругое тело и гладкую кожу. Я отнес ее и положил на кровать. Она обхватила меня за шею, из горла ее вырвался свистящий звук. Я начал терять голову. Не так уж часто получаешь подобные приглашения от такой женщины.

Выручил меня Канди. Я услышал легкий шум, обернулся и увидел, как поворачивается ручка двери. Я подскочил к двери, открыл ее и выбежал. Мексиканец удирал вниз по лестнице. Остановившись на середине ее, он искоса посмотрел на меня, затем скрылся из виду. Я снова подошел к двери и закрыл ее, на этот раз снаружи. Женщина на кровати издала странный прерывистый звук. Очарование было разрушено.

Я спустился по лестнице, зашел в кабинет, налил себе виски и стал пить. Потом прислонился к стене. В желудке моем горело, и вскоре алкоголь ударил мне в голову. Комната стала наполняться туманом, мебель поплыла, а свет лампы казался открытым огнем. Я лег на кожаную кушетку, положил на грудь бутылку и стал ею балансировать. Кажется, она была пустая. Потом бутылка покатилась и грохнулась на пол. Это было последнее, что я ясно запомнил.