Агата Кристи - Долгое прощание

Я ожидал, притаившись в кустах.

Вдруг вспыхнул большой красный прожектор и сноп его лучей упал на землю метрах в шести от угла дома. Большая машина медленно двинулась назад, пока прожектор не осветил фасада дома.

Полицейские не ездят на таких машинах. «Кадиллаки» с большими красными прожекторами могут иметь большие шишки – мэры городов, окружные прокуроры и, наверно, просто мошенники.

Прожектор стал менять направление. Я бросился плашмя на землю, но, несмотря на это, он нашел меня и не отвязывался. Дверцы машины все еще не открылись, в доме было тихо и темно.

Потом низким тоном заревела сирена и через одну-две секунды умолкла. В доме вдруг ярко осветились окна, и из двери вышел мужчина в белом вечернем костюме. Он подошел к лестнице и осмотрелся по сторонам.

– Ну, выходите, ничтожество! – с усмешкой сказал Менендец. – К вам приехали гости.

Я без труда мог застрелить его. Затем он отступил, стрелять было уже поздно – если бы я хотел это сделать. Потом опустилось заднее окно машины, заработал автоматический пистолет, и короткая очередь ударила в пригорок метрах в десяти от меня.

– Выходите, ничтожество! – снова крикнул из дверей Менендец. – Больше вам ничего не остается.

Я встал и пошел, прожектор шаг за шагом следовал за мной. Я вложил пистолет в кобуру, поднялся по лестнице, вошел в дом и остановился.

В противоположном углу комнаты сидел, положив ногу на ногу, мужчина с револьвером, лежащим на бедре. С иссушенным солнцем лицом и легкой фигурой он казался сильным и беспощадным. На нем была коричневая спортивная куртка с молнией, открытой почти до пояса. Он смотрел на меня, не мигая, без единого движения.

Я слишком засмотрелся на него. Возле меня что-то мелькнуло, и я почувствовал сильную боль в плече. Рука до кончиков пальцев онемела. Я повернулся и увидел рядом с собой рослого мексиканца. Он глядел на меня ничего не выражающим взором, опустив револьвер. Чувствовалось, что он очень упрямый по натуре.

Я потер локоть. Если попытаться выхватить пистолет, он, наверно, выпадет из руки, решил я.

Менендец протянул руку к парню, ударившему меня. Тот, не глядя, бросил ему револьвер, и Менендец поймал его.

– Куда вы хотите получить пулю, ничтожество?

Его черные глаза плясали злыми огоньками. Я молча смотрел на него. На такие вопросы не отвечают.

– Я вас спрашиваю, ничтожество!

Я облизал губы и в свою очередь спросил его:

– Что стряслось с вашим Агостино? Я думал, он ваш оруженосец.

– Чик слишком нежен, – ответил Менди.

– Так же как и его шеф.

Мужчина в кресле подмигнул и чуть не рассмеялся. Парень, ударивший меня по плечу, не двигался. Но он, несомненно, дышал – я чувствовал запах.

– Вас кто-то ударил по руке, ничтожество?

– Я поскользнулся на мексиканском гуляше.

Небрежно, почти не глядя, Менди ударил меня по лицу дулом револьвера.

– Не будьте смешным, ничтожество. Вам теперь будет не до смеха. Вас предупреждали, и по-хорошему. Если я взял на себя труд лично приехать к кому-то и сказать ему, чтобы он убрал свои руки, то либо он убирает их, либо я убираю его самого.

Я почувствовал, как по щеке потекла кровь, и ощутил острую боль в скуле от удара. Боль распространялась, пока не заболела вся голова.

Я все еще мог говорить, и никто не пытался остановить меня.

– Почему вы собственноручно ударили меня, Менди? По-моему, это работа для ваших холуев, тех, кто обработал Большого Вилли Магуна.

– Это личные счеты, – галантно пояснил Менди. – Я вас предупреждал из-за личных причин. С Магуном были чисто деловые счеты, Он стал воображать, будто может досаждать мне как ему заблагорассудится. Это мне, тому, кто покупал ему костюмы и машину, кто положил деньги на его банковский счет и оплатил закладную на его дом. Эти парни из криминальной полиции все одинаковые! Я оплачивал даже карточные долги его сыновей. Этот подлец должен быть мне благодарен, а он что делает? Он выставил меня на посмешище перед моими людьми.

– Каким же образом? – спросил я, слабо надеясь направить его гнев на кого-либо другого.

– Одна потаскуха рассказывала, будто мы работаем краплеными картами. Видимо, эта малышка была с ним в постели. Я выгнал ее из своего заведения.

– Понимаю, – сказал я. – Магун все же должен был знать, что профессиональный игрок не ведет нечестную игру. Но что плохого я вам сделал?

Менди ударил меня еще раз, но не сильно.

– Я не привык предупреждать людей дважды. Если человек не слушается, я убираю его, и конец.

– Мне кажется, здесь дело обстоит не так просто, – сказал я. – Извините, я достану носовой платок.

Под дулом револьвера я вынул из кармана платок и вытер кровь с лица.

– Жалкий копеечник, – медленно проговорил Менендец, – воображает, что может сделать обезьяну из Менди Менендеца, может насмехаться надо мной, может издеваться над Менди Менендецом. Я изрублю вас в котлеты, ничтожество!

– Ленокс был вашим другом на войне, – сказал я, глядя ему в лицо. – Он умер, его закопали как собаку, и над той могилой не стоит даже его имя. А я постарался доказать его невиновность. Этим я наплевал на ваши слова, да? Он спас вам жизнь и покончил с собой, а для вас это ничего не значит. Для такого большого человека. Вы нисколько о нем не заботитесь, только о самом себе. Вы вовсе не большой человек, а просто большой хвастун.

Лицо Менди окаменело, и он замахнулся, чтобы ударить меня изо всей силы. Его рука была еще поднята, когда я нанес ему удар ногой под ложечку. Он сложился, как перочинный нож, хватая ртом воздух, и револьвер выпал из его руки. Скривившись от боли, он попытался поднять его и застонал. Я ударил его коленом в лицо. Менди завыл.

Мужчина в кресле засмеялся, это смутило меня. Затем он встал, держа оружие в руке.

– Не убивайте его! – спокойно сказал он. – Нам он нужен живой.

Затем кто-то зашевелился в темноте у входной двери, и в комнату вошел Берни Олс, с пустыми глазами и совершенно спокойным лицом. Он взглянул на Менендеца. Тот стоял на коленях, уткнувшись головой в пол и покачиваясь.

– Размяк, как каша, – заметил Олс.

– Он не размяк, а получил тумака, – возразил я. – Каждый может заработать тумака. Разве Большой Вилли Магун размяк?

Берни и другой мужчина посмотрели на меня. Мексиканец у двери не проронил ни слова.

– Выньте вы эту проклятую сигарету изо рта! – заворчал я на Берни. – Либо закурите ее, либо бросьте. Мне надоело на это смотреть. И вы мне надоели. Точка. Я сыт по горло полицейскими.

На лице Берни появилось удивление, затем он усмехнулся.

– Это была ловушка, мой мальчик, – весело сказал он. – Вас здорово избили? Эти злые парни ударили вас по роже? По-моему, вы заслужили это, а нам все это было на руку.