Дэшил Хэммет - Игра в бары

Его прервал Ирби, голос которого звучал твердо, прямо и громко:

– Я хочу заявить немедленно, так, чтобы мои слова зафиксировали: мы не…

– Заткнитесь! – оборвал его Кремер.

– Но я…

– Прекрасно знаю, чего вы хотите, и лично займусь этим.

Вульф спросил:

– Я могу продолжать?

– Да.

– Повторяю, я выбрался из постели и сел в кресло. Мне не понадобилось долго размышлять, чтобы понять, что моя гипотеза получила подтверждение. Я не позвонил вам, инспектор, поскольку не в моих привычках дарить полиции, когда меня не просят, продукты деятельности моего головного мозга, поскольку лично занимался расследованием и поскольку видел, как уязвлено самоуважение Гудвина. Тут я подумал, что он обрадуется, когда убийцу поймаем мы, а не вы. Я принялся названивать по телефону и в три часа утра связался с человеком из Каракаса, которого немного знал и которому в разумных пределах доверял. Пятью часами позже он позвонил мне и сообщил, что Эрик Хафф не оставил в Каракасе никаких следов.

– Надо было меня спросить, – проговорил Кремер. – Он два месяца жил в отеле «Ориноко».

– Жаль, что я не сообразил обратиться к вам, сэкономил бы двадцать долларов. В ожидании сообщений из Каракаса я связался с Саулом Пензером. Он пришел позавтракать со мной, и я вручил ему деньги из суммы, отложенной на непредвиденные расходы. Отсюда, он поехал в редакцию и получил фотографию человека, именующего себя Эриком Хаффом. В десять утра он уже летел в Южную Америку.

– Но не в Каракас, – заметил Перли Стеббинс. Он по-прежнему стоял с пистолетом в руке. – Туда нет десятичасового рейса.

– Да, он отправился в Кайамарку, в Перу. Документ, подписанный Присциллой Идз, составлялся там. В Кайамарке он нашел людей, знавших Хаффа и помнивших миссис Хафф. Он выяснил, во-первых, что Хафф был профессиональным игроком, во-вторых, что он не приезжал в Кайамарку три года и, в-третьих, что на фотографиях изображен не Эрик Хафф. Дальше Саул Пензер полетел в Лиму, подогрел интерес полиции с помощью методов, почти не известных в нашем городе, и в течение двенадцати часов собрал достаточно сведений для звонка мне. Они включают… Расскажи им, Саул, коротко. – Учитывая размеры аудитории, Саул придал своему голосу большую, чем обычно, громкость. Он смотрел прямо на Эрика Хаффа и явно не собирался переводить свой взгляд на другой предмет.

– Да, они все знали Эрика Хаффа, – говорил Пензер. – Хафф был игроком и годами работал на побережье. Насколько они слышали, он посещал Штаты только дважды, один раз пожил недолго в Лос-Анджелесе и другой – в Новом Орлеане, откуда привез богатую американскую невесту. Все они знали о бумаге, подписанной его женой и отдающей во владение Хаффу половину ее собственности. Хафф повсюду ее показывал, хвастал. По его словам, написать ее она сама предложила, но он слишком горд, чтобы жить за счет жены, и хранит документ только как сувенир. Его знакомые утверждали, что он действительно так думал и получал от этого удовольствие. Его лично я спросить не смог. Хаффа откопали из-под снежной лавины на горном склоне три месяца назад, девятнадцатого марта. Никто не знал, что случилось с документом. – Саул прочистил горло. Он обычно немного сипит. – Человек, фотографии которого находились у меня, на которого я сейчас смотрю, – Зигфрид Моески. В Лиме двадцать шесть человек опознали его по снимку. Впервые его увидели там около двух лет назад, никому не известно, откуда он приехал. Он – тоже профессиональный игрок – имел с Хаффом много общих дел. Он ходил вместе с ним в горы, в места, посещаемые туристами, пока Хаффа не убила лавина. После смерти Хаффа Зигфрида Моески в окрестностях Лимы никто не видел. Желаете еще подробностей?

– Не сейчас, Саул, – сказал Вульф.

Перли Стеббинс двинулся вперед. Он прошел перед Холмером, между Брукером и Квестом, обогнул меня и остановился за спиной Зигфрида Моески, который находился теперь под хорошим присмотром: Саул слева, Перли в тылу и я справа.

Вульф продолжал:

– Моески подготовился к игре так, чтобы начать оттуда, где не знали ни его, ни мистера Хаффа. В Каракасе он с предосторожностями выбрал адвоката и заявил о своих требованиях в письме, отправив его не бывшей миссис Хафф, а поверенному в ее делах, мистеру Холмеру. На определенном этапе он решил также, что его требование станет более эффективным, появись он в Нью-Йорке лично. Но его планам мешали мисс Идз и миссис Фомоз. Короче, им предстояло умереть.

– Но не до тридцатого июня, – заметил Бауэн.

Вульф кивнул.

– Вы совершенно правы, но и тут можно найти объяснение. Глядя на его решительное и непреклонное лицо, я сомневаюсь, сумеет ли он сейчас растолковать нам этот факт. Я предлагаю следующую версию: какой-то инцидент мог насторожить его и побудить убрать их немедленно. Либо он просто не знал, что, если мисс Идз умрет до тридцатого июня, софтдаунские акции, основа ее состояния, перейдет к другим лицам. По-моему, последнее более вероятно, ведь, по словам мистера Ирби, Хаффу предложили сто тысяч долларов, а он не пожелал даже разговаривать на эту тему. Следует пролить свет и на еще одно обстоятельство. Воспользовался ли Моески чьей-нибудь помощью? Нанимал ли убийцу или действовал сам? Это, конечно, можно проверить в Каракасе и на частных авиалиниях. Но я думаю, он лично убивал своих жертв. Проверьте его первый прилет в Нью-Йорк и убедитесь, что в Каракас он вернулся уже в среду, чтобы говорить по телефону с мистером Ирби. Потом ему предстояло опять покинуть Каракас в среду днем или вечером, чтобы вернуться в Нью-Йорк в четверг, и он отлично с этим справился. – Взгляд Вульфа впервые устремился на Моески. – Для меня, мистер Моески, не осталось никаких сомнений. Вы разработали план действий и держались за него с невероятным упорством. Вы устроили засаду миссис Джеффи, ударили ее и задушили точно так же, как мисс Идз, а еще раньше миссис Фомоз. Я сказал, что вы не вор, но правда такова… Арчи!

Я уже отмечал, когда Энди Фомоз захлопнул дверь перед моим носом, что он может двигаться быстро при желании. Он вскочил со стула и устремился к нашей маленькой группе с быстротой летающей тарелки. Очевидно, он собирался что-то сотворить с Моески голыми руками в качестве личного комментария к тому, что Моески сотворил с миссис Фомоз. Но на анализ намерений, в том числе и моих собственных, не было времени. Теперь, па досуге, я делаю это и, чтобы дополнить отчет, сообщаю о результатах.

Вопрос заключался в том, что поскольку ничего хуже, чем нанесение увечий Моески Энди Фомоз совершить не мог, то зачем мне было вмешиваться? Почему бы не расчистить ему путь, блокировав даже Перли? Отчего же я развернулся и отвесил Энди в правую челюсть удар такой силы, что Энди еще летел по воздуху прежде, чем растянулся, а моя кисть болела целую неделю?