Роберт Гулик - Золото Будды

— Какой я тебе господин? — мрачно проговорил Цзяо Тай. — На севере я попал в такую переделку, что пришлось отказаться от имен и чинов. Теперь зовусь Цзяо Тай. Можешь принести нам что-нибудь поесть?

— Глазом не успеете моргнуть, господин, — с готовностью кивнул содержатель харчевни.

Он скрылся на кухне и вскоре вернулся в сопровождении дородной женщины с подносом, на котором поместились два кувшина с вином и блюдо соленой рыбы с овощами.

— Так-то лучше! — удовлетворенно вздохнул Цзяо Тай. — Садись, солдат, пусть твоя старуха поработает вместо тебя.

Хозяин сел к столу, а его жена заняла место у прилавка. Двое друзей приступили к еде, а хозяин сообщил им, что он уроженец Пэнлая, воевал в Корее, а выйдя в отставку, на скопленные деньги купил это заведение и ни разу об этом не пожалел.

Поглядывая на коричневые халаты бравых молодцев, он, понизив голос, спросил:

— С чего это вы подались в судейские?

— А с чего ты варишь лапшу? — отозвался Цзяо Тай. — На жизнь зарабатываем.

Оглядевшись по сторонам, однорукий перешел на шепот:

— Чудные дела творятся в вашем суде! Известно ли вам, что две недели назад там задушили судью, а потом порубили на мелкие кусочки?

— Я думал, его отравили! — заметил Ма Жун, основательно приложившись к чаше с вином.

— Так они говорят! — сказал хозяин. — Котелок фарша, вот и все, что осталось от судьи! Уж поверь мне, народ там прескверный.

— Нынешний судья — парень хоть куда, — заметил Цзяо Тай.

— Про него ничего сказать не могу, но Тан и Фань — мерзкие типы.

— А что не так с этой старой развалиной Таном? — удивился Цзяо Тай. — С виду он и мухи не обидит.

— Держитесь от него подальше! — мрачно проговорил хозяин. — Он, знаете… совсем не тот, кем кажется. Про него такое говорят!

— Что же именно? — спросил Ма Жун.

— Я вам так скажу, в этом округе творится больше, чем на первый взгляд кажется, — сказал однорукий. — Я-то местный, я знаю! С давних времен здесь проживают странные люди. Старик отец нам такое рассказывал…

Он не договорил, а только уныло покачал головой и залпом осушил чашу, которую пододвинул к нему Цзяо Тай.

— Ладно. Дай время, сами во всем разберемся, — пожал плечами Ма Жун. — А потом займемся и этим Фанем, о котором ты говорил. Стражники сказали, что он куда-то запропастился.

— Пусть бы там и остался! — с чувством проговорил однорукий. — Этот бандит дерет деньги со всех подряд без исключения. Сквалыжней начальника стражи, а уж куда дальше. А хуже всего, что ни одной юбки не пропускает. Смазливый шельмец, только Небесам известно, сколько уже набедокурил! Но они с Таном закадычные друзья, и тот его всегда прикрывает.

— Что ж, — пожал плечами Цзяо Тай, — кончились его славные денечки. Теперь ему придется служить под нашим началом. Должно быть, мздоимец сколотил немалое состояние.

Я слышал, на западе города у него есть небольшое имение.

— Ну, его-то он унаследовал от дальних родственников, — сообщил хозяин. — Да и ничего в нем хорошего, клочок земли на отшибе, да еще рядом с заброшенным храмом. И если он пропал оттуда, так они, выходит, его и утащили.

— Можешь ты наконец говорить толком? — нетерпеливо воскликнул Ма Жун. — Что за такие «они»?

Однорукий подозвал слугу. Когда тот водрузил на стол две огромные миски лапши, хозяин принялся объяснять:

— К западу от имения Фаня, там, где проселок упирается в большую дорогу, стоит старый храм. Девять лет назад в нем жили четыре монаха из храма Белого облака, что за восточными воротами. Как-то утром всех четверых обнаружили мертвыми, с горлами, перерезанными от уха до уха! Их место никто не занял, так что с тех пор храм стоит пустой. Но духи убиенных монахов все еще обитают в тех местах. Ночами крестьяне видят свет в окнах, так что люди стараются держаться от него подальше. Только на прошлой неделе мой кузен, поздним вечером проходивший мимо, заметил в лунном свете крадущегося монаха без головы. Он ясно видел отрезанную голову, которую тот нес под мышкой.

— Святые Небеса! — возопил Цзяо Тай. — Ты когда-нибудь закончишь эти жуткие россказни? Дай нам спокойно поесть!

Ма Жун расхохотался, и оба с удовольствием принялись за лапшу. Когда в мисках ничего не осталось, Цзяо Тай встал и полез в рукав. Хозяин схватил его за руку и воскликнул:

— Ни за что, господин! Эта харчевня ваша, со всем ее содержимым. Если бы не такие, как вы, те корейские всадники…

— Ладно! — прервал его Цзяо Тай. — Благодарим за гостеприимство. Но если хочешь увидеть нас снова, то в следующий раз мы обязательно заплатим.

Однорукий принялся бурно протестовать, но Цзяо Тай только похлопал его по плечу, и друзья покинули гостеприимное заведение.

На улице Цзяо Тай обратился к Ма Жуну:

— Теперь, когда мы основательно подзаправились, пора приниматься за работу. И как же положено получать впечатление от города?

Ма Жун посмотрел на сгущающийся туман и, почесав затылок, ответил:

— Полагаю, только ножками, братец!

И они отправились бродить, держась поближе к освещенным лавкам. Несмотря на не слишком приятную погоду, улицы были заполнены народом. Друзья праздно разглядывали товары, выставленные на всеобщее обозрение, время от времени осведомляясь о ценах. Они зашли в храм бога войны, за несколько медяков купили связку благовонных палочек и с молитвой о душах солдат, павших в бою, зажгли их перед алтарем. Когда они вышли из храма, Ма Жун спросил: — Ты не знаешь, почему мы вечно воюем с варварами на чужих землях? Почему бы не оставить их вариться в собственном соку?

— Ты, братец, совсем ничего не смыслишь в политике, — снисходительно бросил Цзяо Тай. — Наш долг — вытащить их из варварства и приобщить к нашей культуре.

— Ну, эти монголы тоже не дураки. Тебе известно, почему они не настаивают на девственности своих невест? А потому, друг мой, что они берут в расчет то, что монгольские девушки с ранних лет скачут на лошадях! Только не говори об этом нашим девицам!

— Хватит уже молоть всякую чушь! — с досадой воскликнул Цзяо Тай. — Мы, похоже, забрели невесть куда.

Друзья очутились в каком-то отдаленном квартале, на улице, вымощенной гладкой плиткой. Сквозь туман они различали стены больших домов по обе стороны улицы. Здесь царила полная тишина: туман поглощал все звуки.

— Там, впереди, кажется, мост? — сказал Ма Жун. — Должно быть, это канал, который пересекает южную часть города. Если мы двинемся вдоль этого канала на восток, то рано или поздно снова выйдем на торговую улицу.

Они перешли через мост и побрели по набережной.

Вдруг Ма Жун положил руку на плечо Цзяо Тая. Ни слова не говоря, он показал пальцем на противоположный берег, едва видимый в густом тумане.

Цзяо Тай присмотрелся. Несколько человек несли маленький открытый паланкин. В призрачном лунном свете, просачивающемся сквозь туман, он разглядел в паланкине мужчину с непокрытой головой, сидящего скрестив ноги и сложив руки на груди. Казалось, человек этот был весь закутан во что-то белое.