Найо Марш - Мертвая вода. Смерть в театре «Дельфин»

– Разумный вопрос.

– Ну, полагаю.

– И ответить на него я не в состоянии.

– А?

– Да, – кивнул мистер Гринслейд. – Буду с вами откровенен, мистер Джей. Я сам теряюсь в догадках, почему мистер Кондусис делает то, что он делает. Впрочем, если я правильно понял ваши опасения, могу заверить вас, что они неуместны. Кондусис не по этому делу, – добавил он весело и грубовато и положил очки на место.

– Очень рад слышать.

– Вы примете поручение?

– Да, приму.

– Великолепно.

Эксперт сложил руки и откинулся на спинку кресла.

– Ну что ж, есть все основания сделать вывод, что перчатка пошита в конце шестнадцатого – начале семнадцатого века. Какое-то время – не слишком долго – она подвергалась воздействию соленой воды. Можно предположить, что она была защищена. Письменный прибор сильно протравлен. По поводу букв «Х» и «Ш» внутри манжеты я не вправе высказать авторитетного мнения, хотя, конечно, соображения есть. А что касается этих двух, несомненно, поразительных документов, их можно исследовать с помощью разнообразных методов – инфракрасные лучи, спектрография и так далее, – но это, знаете ли, не моя область. И любая подделка, безусловно, обнаружится.

– Не подскажете, как мне получить полное обследование?

– Это нетрудно организовать. Хотя потребуется письменное разрешение от владельца, полная страховка и так далее. Вы ведь пока ничего не рассказали мне об их истории…

– Не рассказал, – подтвердил Перегрин. – Но расскажу. С одним условием, если позволите: владелец, точнее поверенный, дал мне разрешение назвать вам имя, только если согласитесь держать его в тайне, пока не придете к окончательному выводу по поводу этих предметов. У него… почти патологическая боязнь публичности, и вы, думаю, поймете, когда узнаете, кто он.

Эксперт пристально посмотрел на Перегрина.

– Хорошо. Я готов хранить конфиденциальность относительно имени вашего патрона.

– Это мистер Василий Кондусис.

– Боже милостивый!

– Именно, – сказал Перегрин в стиле Гринслейда. – А теперь я открою вам всю известную предысторию. Итак…

И он рассказал все в подробностях.

Эксперт зачарованно слушал.

– Очень необычно, – покачал он головой, когда Перегрин договорил.

– Уверяю вас, я ничего не выдумывал.

– Нет, нет, я верю. Конечно, я слышал о Кондусисе. Да и кто не слышал? Вы представляете, какая будет сенсация, если все это подлинное?

– Я ни о чем больше думать не могу. Здесь лежат детская перчатка и письмо, которое заставляет предположить, что летним утром в 1596 году искусный ремесленник из Стратфорда сшил пару перчаток и подарил внуку, который носил их всего день, а потом…

– Горе заступило место сына [34] Намек на реплику « Мне горе заступило место сына ». У. Шекспир. «Король Иоанн». Перевод Е. Бируковой. ?

– Да. По прошествии времени – через двадцать лет – отец написал завещание. И оставил носильную одежду своей сестре Джоан Харт, для ее сведения написав вот эту записку. То есть это его рука водила пером по этому листку бумаги. А потом прошли еще два века, и некая М. Е. убирает перчатку и записку в викторианский письменный прибор с сообщением, что ее прапрабабушка получила их от Дж. Харт и это вещи Барда. Это действительно могла бы быть Джоан Харт. Умерла она в 1664-м.

– Я бы особо не рассчитывал, – сухо сказал эксперт.

– Согласен.

– А мистер Кондусис говорил что-нибудь об их стоимости? Если существует хоть малейшая возможность, что они подлинные, невозможно представить, сколько они могут стоить.

Перегрин и эксперт уставились друг на друга.

– По-моему, – произнес Перегрин, – мистер Кондусис размышлял об этом, но должен заметить, что он ко всему относился спокойно.

– Ну, у нас-то так не получится, – сказал эксперт. – Подготовлю вам расписку – и попрошу задержаться, посмотрите, как вещи уберут.

Он на мгновение склонился над маленькой сморщенной перчаткой.

– Если бы она была настоящей! – пробормотал он.

– Понимаю, понимаю. Страшно представить, что тогда начнется.

– Люди убивали и за меньшее, – беззаботно сказал эксперт.

Пять недель спустя Перегрин, бледный, с мешками под глазами, дописал последние реплики своей пьесы, а ниже добавил: «Занавес». Вечером он прочитал пьесу Джереми, и тот ее одобрил.

От мистера Гринслейда вестей не было. Корпус «Дельфина» по-прежнему виднелся в окне. Джереми обратился в агентство недвижимости за разрешением осмотреть здание, но ему ответили, что театр больше не в их распоряжении и, похоже, снят с продажи.

В предварительном отчете музея о перчатке и документах было сказано, что первые исследования не выявили наличия поддельных чернил или бумаги, так что пока нет никаких опровержений возраста документов. Эксперт-графолог сейчас в Америке и подключится после возвращения. Если его отчет будет благоприятным, понял Перегрин, соберется совещание специалистов.

– Что ж, – повел плечами Джереми, – очевидно, они не высмеяли идею с ходу.

– Очевидно.

– Отправишь отчет этому своему Гринслейду?

– Да, конечно.

Джереми положил веснушчатую руку на рукопись Перегрина.

– А что, если открыть «Дельфин» ровно через год «Перчаткой» – новой пьесой Перегрина Джея?

– Ну да!

– Давай набросаем примерный состав.

– Я уже.

– Покажи.

Перегрин достал потрепанный листок бумаги, исписанный неровным почерком.

– Послушай, – сказал он, – я знаю, что начнут говорить. Что все это уже было. Например, Клеменс Дейн. И больше того: я стану объектом травли и обвинений в фальшивом «шекспирстве». Взять хоть действующие лица. Энн Хэтэуэй и все-все-все. Боюсь, меня ждет провал. Все рухнет, еще не начавшись.

– Я, например, не нашел белиберды в диалогах.

– Да, но выводить на сцену Шекспира… Какая наглость!

– Он и сам так делал. Так что можешь причитать: «Ой-ой! Выводить на сцену Генриха VIII!» Давай: кого бы ты взял на роль Шекспира?

– Ну, это же очевидно, разве нет?

– Елизаветинский сердитый юноша. Одинокий. Удачливый. Хитрый. Яркий, как солнце. Пегас в стойле Хэтэуэй. Суперсексуальный и чтобы прямо с графтонского портрета. Который я считаю настоящим.

– И я. И? Кто так выглядит и играет?

– Боже! – сказал Джереми, читая список исполнителей.

– Да, – поддакнул Перегрин. – Как я и говорил. Все очевидно.

– Маркус Найт, господи.

– Разумеется. Точно с графтонского портрета, и сколько огня! Вспомни его Хотспура. И Генриха V. И Меркуцио. И, конечно же, его Гамлета. А помнишь Пера Гюнта?

– Сколько ему лет?

– Сколько бы ни было, он их умело скрывает. И может выглядеть, как подросток.

– Он будет стоить целое состояние.

– В любом случае, это только прикидки.