Викторьен Сарду - Черная жемчужина

— Самое крупное… — сказал с серьезным видом Корнелиус.

— Вот это-то обстоятельство, что она стала слишком богата, и раздражало меня, и мешало мне видеться с моею Сусанной. Можно было бы подумать, что я добиваюсь ее денег. Ты не можешь себе предоставить, какая масса народа стремится теперь жениться на ней. Первый раз после того как ее обстоятельства переменились, я встретился с нею в зоологическом саду. Ее окружало с полдюжины господ разного возраста. То-то они были любезны и внимательны к ней… Я никогда бы не посмел подойти к ней. Но, право, она сама меня позвала: «Так вот как, господин Бальтазар, вы даже не желаете кланяться вашим старым друзьям?» Я рассыпался в извинениях… Остальные кавалеры посмеивались исподтишка, но когда она взяла меня под руку, а ее мать пригласила меня обедать к ним, они перестали смеяться: их ведь не пригласили… И какой вечер я провел тогда!.. Боже! какой прекрасный вечер!..

— Ну и затем?.. — сказал Корнелиус.

— Затем я уже почти не покидал их дома. Я как безумный любил ее, но никогда бы я не сказал ей ничего, ее мать заставила меня высказаться… Ты знаешь, она славная женщина и любит меня за то, что я был с нею очень вежлив, когда она еще была бедна. Раз, провожая меня, она сказала мне: «Да объяснитесь же, г. Бальтазар, ведь вы гораздо лучше, чем весь этот народ, и я так была бы счастлива, если бы могла назвать вас моим сыном!..» Это заставило меня решиться, я собрался с духом и в тот же вечер, оставшись вдвоем с Сусанной, я высказался… По-видимому, она отчасти ожидала этого, но это не помешало ей также взволноваться, как и мне… она покраснела… и все-таки продолжала смотреть на меня… О! взгляд ее так проникал мне в душу, что все окружавшие предметы заплясали в моих глазах. Наконец она ответила: «Г. Бальтазар, не принимайте в дурную сторону того, что я вам скажу, но уверяю вас, что с тех пор как я стала богата, я очень несчастна. Я теперь не умею различать, кто меня любит и кто не любит. Я вижу вокруг себя столько обожателей, что начинаю сомневаться во всех; но я скорей брошу все мое богатство в Амстель, чем выйду замуж за человека, которого я заподозрю в низких расчетах!» Ты понимаешь, что я не мог удержаться от возражения. «Я отлично знаю, — сказала она, — что вы не принадлежите к числу таких людей, г. Бальтазар… Это было бы слишком печально!.. Но этого недостаточно: я сейчас скажу вам то, о чем я мечтаю. Я желала бы выбрать себе в мужья человека, который любил меня еще тогда, когда я была бедна… Вот в его любви я была бы твердо уверена и сумела бы отплатить ему тем же!..»

«Но в таком случае, — воскликнул я, — ведь это я… вот уже шесть лет, как я люблю вас, и если я никогда не осмеливался высказать вам это, вы все-таки легко могли это заметить!»

Она кротко отвечала мне: «Да, может быть…»

И продолжала смотреть на меня с таким странным выражением… Я ясно видел, что она от всей души рада была бы поверить мне, но не решается.

«Послушайте, — снова начала она, — хотите ли вы, чтоб я убедилась в истине того, что вы говорите? Помните ли вы, как однажды летом я с матерью работала у вас? В сад принесли новые цветы».

«Как же, отлично помню, это были орхидеи».

«Да, и мне позволили пойти с вами посмотреть эти цветы. Их было множество и притом самой оригинальной формы!.. Один походил на бабочку, другой пафосу, третий… представлял из себя какую-то маленькую фигурку, но один в особенности затмевал собой остальные, и из десяти цветков на одном и том же стебле ни один не походил на него, он представлял из себе что-то в роде розового сердечка с двумя голубыми крылышками с каждой стороны!.. и этот розовый и голубой цвета были так красивы!.. Я никогда не видала ничего подобного. А затем!..»

«Затем позвольте мне рассказать, что было дальше… Затем, когда мы оба наклонились, чтобы поближе рассмотреть этот цветок, я не знаю, каким образом это произошло, но ваши волосы коснулись слегка моих, и когда вы сделали резкое движение, чтобы отклониться, рука ваша, придерживавшая цветок, чтобы получше рассмотреть, сорвала его со стебля… Я как сейчас слышу, как вы вскрикнули… Я как сейчас вижу, как вы чуть не заплакали от этой несчастной случайности и стали извиниться, как вдруг ваша мать, выглянув в окно, позвала вас, а я…»

«Что же вы?»

«Я поднял упавший цветок!»

«Вы подняли его?..»

«И сохранил на память об этой краткой счастливой минуте…»

«Вы сохранили его?..»

«Да, конечно, и готов показать вам его, когда вы этого пожелаете!»

— Ах, друг мой, если бы ты мог видеть в это время Сусанну… Это уже не была она, нет, это было какое-то новое создание и во сто раз прекраснейшее, если только это возможно… Глаза ее блестели, все лицо сияло. Она таким ангельским движением протянула мне обе руки.

«О! — сказала она, — это все, что я хотела знать, мой друг, и я так счастлива!.. Если вы подняли цветок на память обо мне, значит, вы уже тогда любили меня, а раз вы сохранили его до сих пор, значит, вы и теперь любите меня. Принесите мне завтра наш цветочек с голубыми крылышками… это для меня самый лучший подарок, какой вы только можете положить в свадебную корзинку!..»

— Друг мой! Когда я услыхал эти слова: « свадебная корзинка », я чуть было не лишился чувств… Я вскочил и, наверное, наделал бы каких-нибудь глупостей, но вошла ее мать. Я от души обнял эту добрую женщину и расцеловал ее дочь в обе щеки; это меня успокоило. Я схватил шляпу и бегом бросился домой, в надежде еще сегодня вечером отнести Сусанне цветок… Но проклятая гроза испортила все дело, и я отложил этот счастливый миг до завтра… И вот тебе вся история.

— Ах, Боже мой, — воскликнул Корнелиус, обнимая его. — Две свадьбы сразу!

Тут этот славный малый, подражая уличным мальчишкам у дверей церкви, принялся подбрасывать кверху свою шляпу и кричать:

— Да здравствует свадьба!.. Да здравствуют новобрачные! Да здравствует госпожа Бальтазар!.. Да здравствует госпожа Корнелиус!.. Да здравствуют их будущие дети!

— Да замолчи же, — сказал Бальтазар со смехом, зажимая ему рот. — Ты разбудишь Христиану…

— А, — сказал Корнелиус, понизив голос, — не будем будить Христиану; теперь покажи мне твой цветочек с голубыми крылышками, чтобы я мог им полюбоваться…

— Он спрятан, — сказал Бальтазар, — в маленьком стальном ящичке в моем секретере, вместе со всеми драгоценностями моей покойной матери. Я его вделал в хрустальный оправленный в золото и осыпанный черными жемчужинами медальон. Я еще сегодня утром любовался им. Он прелесть как мил… Вот ты увидишь!

Сказав это, он взял лампу, вытащил из кармана связку ключей и отпер дверь в кабинет…

Едва он вошел туда, как Корнелиус услыхал крик… Он вскочил с места… Бальтазар, весь бледный, показался на пороге: