Рекс Стаут - Где Цезарь кровью истекал… [litres]

Стоял ясный день, и толпы народа поднимали тучи пыли. Ярмарка бурлила: торговцы флажками и воздушными шариками, игорные павильончики бойко делали свое дело, не говоря уже о разносчиках сосисок, прохладительных напитков и воздушной кукурузы, заклинателях змей, владельцах рулетки и тиров, лоточников с двухцветными авторучками и мадам Шастэ, готовой предсказать ваше будущее за каких-нибудь десять центов. Я прошел мимо помоста, на котором красовалась улыбающаяся девушка в раззолоченном лифчике и мохнатой юбке длиной дюймов одиннадцать, а зазывала в черном котелке осипшим голосом возвещал, что через восемь минут в их шатре будет показан таинственный и мистический танец Дингарулы. Человек пятьдесят толпились вокруг помоста, глазея на девицу. Лица мужского пола всем своим видом являли, что не прочь приобщиться к мистике, женщины же глядели с презрением и деланым безразличием. Я не спеша потопал дальше. По мере продвижения по главной аллее, ведущей к входу на трибуны, народу становилось все больше. Я споткнулся о мальчугана, норовившего проскользнуть у меня между ног и догнать свою мамашу, удостоился свирепого взгляда пышной доярки (довольно, кстати, симпатичной), которой наступил на ногу, увернулся от игрушечного зонтика, который пыталась воткнуть мне в ребра миленькая девчушка, и наконец, пробившись через веселую толпу, добрался до палатки, в которой помещалась методистская закусочная. Закусочную баптистов я миновал с высокомерным видом светского льва, знающего толк в еде.

Хотите верьте, хотите нет, но Лили уже расположилась за дальним от входа столиком возле полотняной стены. Скрывая удивление, я величаво продефилировал к ней по посыпанному опилками полу. В светло-коричневом трикотажном костюмчике, с синим шарфом и в изящной синей шляпке, она выглядела в окружении простоватых сельских жителей как газель среди стада гернзейских коров. Я сел напротив и поделился с ней этой мыслью. Лили зевнула и заметила, что, представив себе форму ног газели, к сожалению, вынуждена вернуть мой комплимент на доработку. Не успел я придумать остроумную реплику, как нас прервала методистка в белоснежном фартуке, которой не терпелось выяснить, что мы желаем есть.

– Два куриных фрикасе с клецками, – заказала Лили Роуэн.

– Подождите! – запротестовал я. – Здесь написано, что у них есть говядина, запеченная в горшочках, и телячьи…

– Нет! – Лили была непреклонна. – Фрикасе с клецками готовит миссис Миллер, которую четыре раза бросал муж из-за ее несносного характера и все четыре раза возвращался из-за ее кулинарных способностей. Так, во всяком случае, рассказал мне вчера Джимми Пратт.

Методистка ретировалась. Лили улыбнулась уголками рта и словно невзначай обронила:

– Вообще-то, я пришла только для того, чтобы посмотреть, как вы удивитесь, застав меня здесь. Вы же не только не удивились, но еще вдруг принялись сравнивать мои ноги с газельими.

Я пожал плечами:

– Придирайтесь, придирайтесь. Признаюсь, мне приятно, что вы пришли, так как в противном случае я не узнал бы об этом фрикасе. Нападки из-за ног – чистое кокетство. У вас необычайно стройные ножки, и вам это известно так же, как и мне. Ноги нужны для того, чтобы на них ходить или любоваться ими, но не рассуждать о них, тем более в методистской цитадели. Вы, кстати, католичка? Знаете, в чем разница между католиком и рекой, текущей в гору?

Она не знала, я рассказал, и мы разговорились. Принесли фрикасе, и первый же кусочек с подливкой заставил меня затрепетать: каким чудовищным характером должна обладать миссис Миллер, чтобы вынудить мужа раз за разом бросать ее. Это всерьез меня озаботило, поэтому, когда несколько минут спустя я заметил, что в палатку вошли Вулф и Чарльз Э. Шенкс и устроились за столиком в стороне от нас, я извинился, подошел к ним и рассказал о фрикасе. Вулф кивнул с серьезным видом.

Я дожевывал последний восхитительный кусочек, как вдруг Лили спросила, когда я уезжаю в Нью-Йорк. Я ответил, что все зависит от того, в котором часу в среду огласят решение судей на конкурсе орхидей. В любом случае мы уедем либо в среду вечером, либо в четверг утром.

– Мы, конечно, увидимся в Нью-Йорке, – как бы между прочим заметила Лили.

– Да? – Я проглотил остатки риса. – А зачем?

– Просто так. Но я уверена, что мы увидимся, потому что, если бы я вам не нравилась, вы не держались бы так грубо. Кстати, вы меня заинтриговали еще до того, как я разглядела ваше лицо. Вы тогда шли через пастбище. У вас довольно своеобразная походка. Вы ходите, словно… Даже не знаю, как сказать…

– Своеобразно – вполне сойдет. А как вам понравилась моя своеобразная техника прыжков через забор после бега наперегонки с быком? Кстати, о быках: насколько я понимаю, пир отменяется?

– Да. – Девушка вздрогнула. – Естественно. Сегодня же отправляюсь домой… Когда я ехала сюда, у забора толпились зеваки. Они кишели повсюду, даже там, где стояла ваша машина… где мы встретились вчера вечером. Спасибо, что там дежурил полицейский, не то они разбрелись бы по всему пастбищу.

– Несмотря на быка?

– Бык в дальнем конце. Там, где его привязал Макмиллан. – Лили поежилась. – Никогда не приходилось видеть подобного… Я вчера чуть не потеряла сознание… А зачем они задают все эти вопросы? Почему хотят знать, была ли я с вами? Какое это имеет отношение к тому, что бык забодал Клайда?

– Так положено, когда расследуют смерть от несчастного случая. Берут показания у всех очевидцев. Кстати, если они решат начать дознание, вам не позволят уехать сегодня. Вас спрашивали, видели ли вы Клайда после ужина? До встречи со мной.

– Да. Но я его не видела. Почему их это интересует?

– Не знаю. – Я положил в чашечку с кофе сахар и размешал. – Может быть, подозревают, что вы отняли у него последнюю надежду и он полез к быку, чтобы покончить жизнь самоубийством. Им порой такое в головы взбредет… Они спросили, не из-за вас ли Клайд заявился в дом к Пратту?

– Да… – Она посмотрела на меня и тут же опустила глаза. – Этого я тоже не понимаю. Почему они решили, что он пришел повидаться со мной?

– Возможно, отец Клайда их навел. Вчера вечером, узнав, что вы здесь, он чуть не лопнул от злости. Такое впечатление, словно вы являлись ему в ночных кошмарах. Я, конечно, далек от мысли, что с такой смазливой внешностью вам место в кошмарах, но впечатление осталось такое.

– Он просто зануда, – Лили небрежно махнула рукой, – и не имеет права злословить обо мне. Тем более при вас. – Она одарила меня оценивающим взглядом. – При тебе, Эскамильо.

У меня вдруг руки зачесались дать ей оплеуху. Под ее взглядом я ощутил себя картофелиной, с которой счищают кожуру.

– А что он говорил? – как ни в чем не бывало спросила Лили.