Рекс Стаут - Острие копья [litres]

Корбетт хрюкнул и сверкнул на меня глазами:

– Может, хочешь прокатиться в Уайт-Плейнс?

– Нет, – покачал я головой. – Мне не понравился городок, он такой сонный, что даже пари не заключить. – Я двинулся дальше. – Счастливо, Корбетт. Не буду желать вам неудачи, потому что даже при удаче вы не многого добьетесь от могильной плиты.

Не утруждая себя ответом на угрозы и предупреждения, которые он щедро расточал за моей спиной, я подошел к поджидавшему меня «родстеру», сел в него и покатил прочь.

Сначала я отправился к Робертсонам, так как знал, что много времени на них не уйдет, достаточно одной встречи с ними. Миссис Робертсон и обе дочери оказались дома и ожидали меня после звонка Сары Барстоу. Они сообщили, что были у Барстоу вечером пятого июня, за день до похорон, явившись к ним задолго до восьми и уйдя лишь после двенадцати. Они уверили, что Ларри, Сара и миссис Барстоу присутствовали весь вечер. Я убедился, что они не перепутали дату, а потом попытал счастья с несколькими вопросами наугад о семье Барстоу, но быстро оставил это. Тем днем Робертсоны не были расположены обсуждать своих старых друзей с незнакомцем. Не ведая, насколько я проинформирован, они даже не проговорились бы, что миссис Барстоу отнюдь не пребывает в добром здравии.

В поместье Кимболлов я прибыл в начале шестого. Оно не было так облагорожено, как имение Барстоу, зато превосходило его по площади. Оказавшись на частной дороге, я проехал больше полумили. Угодья в основном лежали в низине, где через луга все еще бежали старинные каменные ограды и вилась пара ручьев. Слева виднелся лесок. Дом стоял на небольшом холме в окружении вечнозеленого парка с ухоженной, но не очень большой лужайкой и без всяких признаков цветов, которые были бы видны при подъеме. Дом, уступавший по размерам жилищу Барстоу, был совсем новым, обшитым досками и с высокой крутой шиферной крышей, в одном из тех стилей, которые я валил в одну кучу, называя стилем Елизаветы и Вильгельма.

За домом, у подножия холма, раскинулся огромный ровный луг. Толстяк в униформе дворецкого, вышедший из дома при моем появлении, отправил меня в том направлении по узкой гравийной дороге. Ничем не перегороженный луг был плоским, вычищенным и недавно выкошенным и идеально подходил для частного летного поля. Где-то посередине длины с краю располагалось приземистое бетонное здание с плоской крышей, и дорога вывела меня прямо к нему. Перед ним лежала широкая и длинная бетонная взлетно-посадочная полоса, на которой стояли два автомобиля.

Я обнаружил Мануэля Кимболла внутри, он мыл руки под краном. Бо́льшую часть внутреннего пространства занимал самолет – большая машина с черными крыльями и красным фюзеляжем, сидящая на хвосте. Внутри самолета возился какой-то мужчина в спецовке. Кругом было аккуратно и чисто, инструменты, канистры с маслом и прочие подручные материалы были расставлены по стальным полкам вдоль одной из стен. Рядом с раковиной даже оказалась вешалка с тремя-четырьмя чистыми полотенцами.

– Меня зовут Гудвин, – представился я.

– Да, я ждал вас, – кивнул Кимболл. – На сегодня я здесь закончил, мы могли бы перебраться в дом и устроиться поудобнее. – Он обратился к человеку в спецовке. – Скиннер, можешь оставить это до завтра, если хочешь, я все равно полечу только днем.

Он вытер руки, мы вышли наружу, расселись по машинам и двинулись назад к дому.

Мануэль Кимболл был, вне всяких сомнений, порядочен и вежлив, даже если и выглядел как иностранец и заставил меня понервничать за ланчем. Он провел меня в просторную комнату в передней части дома, усадил в большое удобное кожаное кресло и велел толстому дворецкому принести виски с содовой. Увидев, что я оглядываюсь по сторонам, хозяин сообщил, что дом по своему вкусу обставили он сам и его отец, поскольку женщин, с чьим желанием приходилось бы считаться, не было и они оба недолюбливают оформителей.

– Мисс Барстоу сказала, – кивнул я, – что ваша мать давно умерла.

Я произнес это ненароком, машинально, но я всегда смотрю на того, с кем беседую, и меня поразила перемена в его лице – оно буквально дернулось в конвульсии, по-другому это и назвать было нельзя. Судорога длилась всего долю секунды, но в этот миг он определенно испытывал боль. Я не знал, вызвана она упоминанием его матери или же внезапным физическим недомоганием. Как бы то ни было, развивать эту тему я не стал.

Он приступил к делу:

– Насколько я понимаю, вы расследуете смерть отца мисс Барстоу.

– Да. По ее просьбе в какой-то мере. Отца Ларри Барстоу тоже и мужа миссис Барстоу.

Он улыбнулся, и его черные глаза устремились на меня.

– Если это ваш первый вопрос, мистер Гудвин, то поставлен он ловко. Браво! Ответ – нет, у меня нет права определять покойного подобным образом. Не по праву, стало быть, но по собственному предпочтению. Я восхищаюсь мисс Барстоу… безмерно.

– Хорошо. И я тоже. Это был не вопрос, просто замечание. Что я действительно хочу спросить у вас, так это о произошедшем на площадке «ти» тем воскресеньем. Полагаю, вам уже доводилось рассказывать об этом.

– Да. Дважды детективу по имени Корбетт, кажется, и один раз мистеру Андерсону.

– Тогда вы знаете рассказ назубок. Не против пересказать еще раз?

Я откинулся на спинку кресла со стаканом виски в руке и выслушал его не прерывая. Пометок в блокноте не делал, потому как уже записал рассказ Ларри, а расхождения мог отметить позже. Мануэль Кимболл был точен и подробен. По окончании его повествования спрашивать было практически не о чем, однако один-два пункта меня не удовлетворили, в особенности тот, в котором у него выявились расхождения с Ларри. Мануэль поведал, что, когда Барстоу подумал, будто его ужалила оса, он уронил драйвер на землю, а мальчик-носильщик поднял клюшку. По словам же Ларри, его отец опирался о клюшку рукой, пока расстегивал рубашку, чтобы осмотреть ужаленное место. Мануэль заявил, что уверен в своей правоте, однако не настаивает на этом, раз Ларри помнит по-другому. Однако данное несоответствие как будто не представляло особой важности, поскольку, по заверениям обоих, драйвер потом убрали в сумку, и во всем остальном рассказ Мануэля совпадал с версией Ларри.

Воодушевившись, что хозяин велел принести еще виски, я несколько расширил тему разговора. Он как будто не возражал. Я выяснил, что его отец был брокером, посредничал по покупке и продаже зерна и ежедневно ездил в свою контору в Нью-Йорке на Перл-стрит, а он, Мануэль, подумывал об авиастроительном заводе. По его словам, Мануэль был весьма опытным пилотом и год проработал в мастерских «Фэклер» в Буффало. Его отец обязался предоставить необходимый капитал, хотя и сомневался в разумности начинания и вообще скептически относился к самолетам. По мнению Мануэля, Ларри Барстоу подавал надежды в конструировании самолетов, и Кимболл надеялся убедить приятеля принять участие в предприятии, правда потом он заметил: