Дмитрий Безуглый - Девонширский Дьявол

– А теперь расскажи мне все, что здесь происходит, – проскрежетал Хамиш, устало опускаясь в кресло.

Он медленно прислонил трость к быльцу, чтобы та не упала, и сложил длинные руки на своей тощей груди. Его сильно бледное лицо выражало утомленность, было видно, что все движения даются старику нелегко. Норберт, наблюдая за отцом, дождался, пока тот удобнее устроится в кресле, затем расположился рядом и рассказал ему все, что произошло за последние дни, начиная с исчезновения Элеонор Тоу. Несмотря на полуприкрытые веки и мерное дыхание, Хамиш Эддингтон внимательно слушал, а когда его сын окончил говорить, то продолжал молчать некоторое время. Виконт терпеливо ждал, понимая, что отец обдумывает услышанное.

– Теперь я понимаю твое беспокойство в отношении этого Нэша, – наконец произнес он. – Эта дура Милтон посеяла зерна подозрения, которые, взойдя, принесут смерть и хаос.

Говоря это, старик совершенно не смущался собственными резкими выражениями в адрес баронессы даже в присутствии Джейкоба Олдриджа, молчаливо сидевшего чуть в стороне, но все прекрасно слышавшего.

– Этого нельзя допустить. Хватит нам самосуда над бродягой.

– Я это прекрасно понимаю, отец.

– И если смерть никчемы, – продолжал Хамиш, не обращая внимания на слова сына, – останется незамеченной, то вторая не пройдет даром. И касаться будет уже не простого бродяги, а жителя графства. Будут большие проблемы, в том числе, как усмирять взбунтовавшуюся толпу. Не допусти этого.

– Да, отец, – Норберт кивнул. – Но есть еще одна малоприятная новость.

Глаза старика медленно поднялись на виконта, с трудом фокусируя взгляд на нем. Утомление было настолько сильным, что Хамиш едва держал себя в руках, дабы не отключиться.

– Говори, – шепотом захрипел он.

– Мне доставили телеграмму от главного констебля графства. Он со дня на день прибудет к нам с инспекцией.

Тяжелые веки старого Эддингтона прикрыли его водянистые глаза. Норберт видел, что отец услышал и понял то, о чем он хотел ему сказать. Встал с кресла и отошел в сторону.

– Майрон!

Через мгновение в гостиной появился дворецкий.

– Помоги отвести отца к себе – он сильно устал, и ему необходим сон, – кивнув в сторону Хамиша Фредерика, приказал виконт.

– Да, милорд.

Когда Норберт остался наедине с преподобным, тот спросил:

– Он ведь не часто балует вас своим присутствием?

– Все реже и реже, – чуть выдержав паузу, задумчиво ответил Эддингтон. – Последнее время он почти месяц не покидал своей спальни.

– Что говорит доктор Янг?

– Его болезнь прогрессирует. Остается лишь ждать.

– Все в руках Господа, – Олдридж перекрестился.

Норберт промолчал. Его волновала мысль о приезде главного констебля графства.

После того, как Королевская комиссия с предельной внимательностью исследовала вопрос о состоянии преступности и борьбы с нею на территориях графств, городов и в сельских местностях, была выявлена полнейшая несостоятельность приходских констеблей. Они подчинялись местным муниципалитетам и властям графств. Тут же на смену им парламент Англии, находясь под реальной угрозой чартистских беспорядков, принял закон о полиции графств, закон о сельской полиции, а спустя время – еще один, который его дополнял и в ряде статей исправлял. Суть законов состояла в том, что теперь мировым судьям разрешалось назначать констеблей. Это был первый шаг к централизованной организации института полиции, к обеспечению однородности всей полицейской системы. Далее парламент принял очередной закон о полиции графств и городов, которым уже обязывал учредить полицию во всех графствах Соединенного Королевства. И там, где ее еще не было. На практике единство полицейской системы после принятия закона обеспечивалось правительством путем назначения трех инспекторов полицейских сил Ее Величества, главной обязанностью которых было ежегодное посещение и беспристрастное инспектирование полиции всех графств. Эти инспектора направляли затем министру отчеты-сертификаты, в которых оценивали эффективность деятельности полиции. Получая такие сертификаты, казначейство решало, какую сумму затрат покрыть на жалование и экипировку констеблей. Чем эффективнее работала полиция графства, тем больше денег спускалось вниз. Для повышения результативности работы полиции из членов городского совета столицы того или иного графства избирался наблюдательный комитет, осуществлявший полный контроль над дисциплиной и исполнительностью констеблей, назначением и увольнением личного состава полиции. В результате этого в функции главного констебля графства волей-неволей вошла также задача инспектировать городских и сельских констеблей, от которых напрямую зависела результативность работы всей полиции графства. И если где-то была видна слабая и малорезультативная работа констебля, такое положение дел сразу же отражалось на размере финансирования, проходившего через прямое голосование всего городского совета столицы графства. Виконт Эддингтон понимал все это, и визит главного констебля с инспекцией был для него крайне неприемлем, ибо грозил проблемами – начиная от возможной смены вполне удобного, хоть и туповатого констебля, и заканчивая отказом покрывать расходы на полицию во вверенной ему территории со стороны казначейства. Это означало, что расходы могут перейти на карман самого виконта и еще нескольких крупных налогоплательщиков, таких, как тот же барон Милтон и состоятельный мистер Тернер. И если за их кошельки Норберт совершенно не волновался, то за свой переживал крепко, равно как и за собственную репутацию.

Убийство, похищение, самосуд и взбунтовавшаяся толпа ничего хорошего ему не сулили…

Все тело Агаты Абрамсон онемело, суставы и обездвиженные крепкой бечёвкой мышцы ныли от невыносимой боли. Девушка потеряла счет времени. Она так же лежала на твердом деревянном настиле, и все, что ей оставалось делать, – это смотреть на своды крыши и ждать. Агата то впадала в сон, то резко просыпалась от какого-либо звука, с ужасом понимая, какая участь ее ожидает. Ей даже не давали сходить в туалет, и она до последнего старалась сдерживаться. А когда стало невмоготу – ходила под себя. И от этого было очень стыдно перед собой, противно и мерзко. Однако еще больше она боялась Его. Страх придавал сил, и Абрамсон делала попытки освободиться. Они были безуспешными. Это чудовище накрепко связало ее, лишив возможности элементарно пошевелить рукой или ногой. Не сумев сдержать потребность организма, Агата сходила по большому и разрыдалась. Слезы текли по щекам, она истерично всхлипывала, затем кричала в тряпку, затыкавшую рот, что есть мочи, но выходило лишь бессильное мычание. В такие минуты девушка молила Бога о быстрой смерти. Потому что вдруг в полной мере осознавала каждой клеточкой своего тела, какая на самом деле смерть ее ожидает.