Николас Блейк - «Улыбчивый с ножом». Дело о мерзком снеговике

Только в последнюю неделю ноября наступил прорыв. Чилтон снова пригласил Джорджию на вечеринку в свое поместье, и она летела вместе с ним до Чилтон-Эшуэлла на его личном самолете. В тот день Кэнтелоу пребывал в прекрасном расположении духа, как школьник, которого неожиданно пораньше отпустили с уроков. Он сам вел самолет. От избытка эмоций Чилтон заставлял самолет нырять, а потом поворачивал к Джорджии раскрасневшееся, с горящими глазами лицо, словно желая убедиться, что и она разделяет его веселье. Желто-зеленая шахматная доска земли плыла и накренялась под ними. Чилтон указал вниз и произнес в переговорное устройство:

– Все царства мира, Джорджия. Вы не испытываете искушения? Или предпочли бы Солнце и Луну? Смотрите, я кладу их к вашим ногам.

Он перевернул самолет, и они летели так, а бескрайнее небо расстилалось под ними. Джорджия невольно поддавалась очарованию, оживленная ухаживаниями своего врага. Он делал это с размахом. Вскоре они пролетали над широко раскинувшимся промышленным городом. Чилтон медленно спустился, чтобы Джорджия яснее разглядела паутину улиц и дома́. Ближе к окраине лежал открытый зеленый участок, по которому бегали маленькие фигурки.

– Смотрите, они играют в футбол! – воскликнула Джорджия. – Тысячу лет не была на футболе.

– Что ж, сейчас побываете.

Сначала Джорджия подумала, что Чилтон собирается полетать над игровым полем, но он выключил мотор и начал кругами снижаться. Она поняла, что Чилтон намерен приземлиться там, среди всех этих крохотных человечков, которые уже поднимали к ним лица, будто белые цветы, раскрывающиеся на солнце.

– Нет, Чилтон, не надо! Я не имела в виду… это слишком опасно. У вас будут жуткие неприятности.

– «Гроза и борьба были ее стихией». Еще одно приключение для вас, моя дорогая. Кроме того, мотор заглох. Думаю, засорился бензопровод. Лучше приземлиться здесь, чем на одну из тех крыш.

Чилтон лукаво посмотрел на Джорджию. Вот, значит, как он собирается это обставить. Притвориться, будто это вынужденная посадка. Наверно, он сумасшедший. Разумеется, сумасшедший.

– Перестаньте рисоваться, Чилтон! – крикнула она. – Это просто возмутительно.

Но он не обратил внимания на ее слова. Оставалось лишь изумляться его способности производить эффект в подобном масштабе. С таким же успехом можно было обвинять в рисовке импресарио Зигфелда.

Теперь они летели совсем низко. Футбольное поле и эти фигурки, некоторые в панике разбегающиеся во все стороны, остальные – застывшие, видимо, в ступоре на пути самолета, неслись им навстречу с нарастающей скоростью. Фигурка покрупнее метнулась в сторону, оттащив за собой две фигурки поменьше. Джорджия поняла, что это были игравшие здесь дети, и их в любой момент могла снести надвигавшаяся машина.

Когда самолет остановился и Чилтон открыл дверь самолета, перед ним предстала группа рассерженных людей. Судя по их виду, они готовы были линчевать его. При всем своем гневе, Джорджия невольно восхитилась тем, с каким сочетанием вызова и властности держался лорд Кэнтелоу. Нагнувшись в узкой двери, он все равно доминировал над этой группой людей. Чилтон спрыгнул на землю, поздоровался за руку с мужчиной, который оттащил в сторону от катившегося самолета двоих детей, извинился за вынужденную посадку, убедился, что никто не пострадал, объяснил, почему вынужден был приземлиться тут, пригласил двух детишек в самолет, поцеловал их и помог подняться на борт – все за несколько минут. Затем он приступил к починке воображаемой поломки в моторе. К тому времени, когда появился непременный полицейский, Чилтон закончил «ремонт».

– Я лорд Чилтон Кэнтелоу, – сообщил он полицейскому, и после этого проблема превратилась в обычную формальность.

«Если бы он убил полдюжины этих детей, то все равно сумел бы откупиться», – подумала Джорджия.

– Ну, теперь вы не очень на меня сердитесь? – спросил он, беря ее за руку. – Я же говорил вам, что ничего не случится.

И Джорджия, не смевшая слишком сильно отталкивать его, позволила Чилтону подвести ее к боковой линии, откуда они смотрели, как играли в футбол мальчики постарше.

– Вы могли убить некоторых из них, – произнесла она.

– Ну не убил же. Не суетитесь по пустякам, моя дорогая, это на вас не похоже, – равнодушно заметил он.

В тот момент Джорджии открылась вся глубина и тайный смысл его безответственности. Чилтон был намного опаснее человека, который просто испытывает страсть к убийству и разрушению. Такого человека рано или поздно выдает или губит его же собственная мания. Но Чилтону так или иначе было безразлично. Без злости и сожаления он сметет людей, вставших у него на дороге, как едва не сбил детей, оказавшихся на пути самолета. Чилтон относился с глубочайшим равнодушием к любой человеческой жизни, кроме своей. В сердце у него сидел осколок льда.

Но как же умело он это скрывал! Кто бы догадался, что эти дети значили для него не больше жужжавших пчел, когда он и Джорджия возвращались к самолету. Они сбегались со всего поля. Чилтон весело помахал им рукой, кому-то дал дружеского шлепка и в одну минуту убедил их разойтись в стороны, чтобы самолет мог взлететь. Дети восторгались им. Открыв записную книжку, Чилтон крикнул мальчишкам:

– Я еще раз пролечу над полем и брошу эти две банкноты по десять шиллингов из самолета. Тот, кто первым дотронется, забирает себе. Никакого грабежа, маленькие бандиты. И не тратьте все на выпивку.

Самолет поднялся под пронзительные, резкие крики. Чилтон сделал круг и вернулся, бросил банкноты. Джорджия видела, как они, порхая, стали опускаться, и как дети внизу бросались, качнувшись, то в одну сторону, то в другую, похожие на цветы с этими их белыми, поднятыми кверху лицами.

Позднее, оглядываясь назад на события того трудного года, Джорджия невольно размышляла над тем, насколько хрупки были флюгера, показывавшие ей, в какую сторону дует ветер. Неподрезанная изгородь стала ее знакомством с заговором «А.Ф.»; полуоткрытая дверь явила ей наконец правду и провела в самую напряженную и опасную неделю за всю ее жизнь. В течение этой недели все силы «А.Ф.» были подняты против Джорджии. Она была беглянкой, которая буквально несла у сердца безопасность цивилизации. Хотя Джорджия всегда это отрицала, сэр Джон был, наверно, прав, сказав впоследствии, что ни одна из ныне живущих женщин не сумела бы защитить родину при таком неравенстве сил.

Был ранний вечер, и туман начинал ложиться на дубы и побуревший папоротник Чилтон-Эшуэлла, когда они приземлились на посадочную площадку. В сером тумане дом поблек, а воды озера – потускнели. Но хорошее настроение Чилтона, состояние сдерживаемого возбуждения, которое он демонстрировал целый день, нисколько не ослабели. Позднее, когда прибыли другие гости, Джорджия догадалась о его причине. Это было собрание преступного синдиката. Мистер Лиминг, банкир, с его морщинистым лицом и непременной трубочкой с таблетками для пищеварения; Харгривз Стил, проказливый рот и глаза фанатика; крупный производитель оружия Олмейн Кеннеди, похожий на церковного служителя в фешенебельной церкви – а может, он и являлся им. Все они были здесь.