Агата Кристи - Десять негритят / And Then There Were None

– У меня тоже с собой снотворное – сульфонал, кажется, – сообщил Уоргрейв. – Думаю, в достаточно большой дозе он может оказаться летальным. А у вас, мистер Ломбард, револьвер…

– И что с того? – огрызнулся тот.

– Ничего. Предлагаю взять чемоданчик доктора, мои таблетки сульфонала, ваш револьвер и любые другие предметы, могущие представлять угрозу для жизни и находящиеся в данный момент в распоряжении каждого из нас, и спрятать в надежном месте. Когда это будет сделано, нам придется согласиться на обыск – как нас самих, так и наших вещей.

– Черта с два я отдам вам револьвер! – отрезал Ломбард.

– Мистер Ломбард, – резко возразил судья, – вы человек молодой, энергичный, крепкий, однако бывший инспектор Блор в силе вам не уступит. Не знаю, каков будет исход борьбы между вами, но точно могу сказать одно: на стороне Блора буду я сам, доктор Армстронг и мисс Клейторн, и мы поможем ему, чем сможем. Так что, как видите, избранный вами путь сопротивления ни к чему хорошему не приведет.

Ломбард, запрокинув голову, процедил сквозь зубы:

– Ну, что ж, ладно. Раз уж у вас все расписано…

Уоргрейв кивнул.

– Благоразумное решение, молодой человек. Где ваш револьвер?

– В ящике стола рядом с моей кроватью.

– Хорошо.

– Сейчас принесу.

– Думаю, нам лучше пойти с вами, – сказал судья.

Филипп с улыбкой, до крайности напоминавшей оскал, заметил:

– Вот ведь подозрительный старый черт, а?

Они вышли в коридор и направились в комнату Ломбарда. Филипп подошел к прикроватному столу и рывком открыл ящик.

И тут же с ругательством отпрянул.

Ящик был пуст.

– Довольны? – спросил Ломбард.

Он разделся, двое мужчин тщательно обыскали его комнату. Вера Клейторн ждала за дверью.

Они работали методично. Осмотру поочередно подвергались Армстронг, судья и Блор.

Наконец четверо мужчин вышли из комнаты Блора и приблизились к Вере.

– Надеюсь, мисс Клейторн, вы понимаете, что мы не можем допускать исключений, – сказал Уоргрейв. – Револьвер надо найти. Полагаю, вы привезли с собой купальный халат?

Вера кивнула.

– Тогда я попрошу вас пройти в вашу комнату, надеть халат и выйти к нам сюда.

Вера прошла к себе и заперла дверь. Не прошло и минуты, как она появилась перед ними в плотно прилегающем шелковом платье для купания.

Уоргрейв одобрительно кивнул.

– Благодарю вас, мисс Клейторн. Теперь оставайтесь здесь, а мы пока осмотрим вашу комнату.

Вера терпеливо ждала окончания процедуры в коридоре. Затем она снова вошла к себе, переоделась и вернулась к остальным.

– Теперь мы можем быть уверены в одном: ни у кого из нас нет больше никакого оружия, ядов или иных предметов, представляющих смертельную опасность. Это хорошо. Лекарства мы сейчас спрячем, для сохранности. Если не ошибаюсь, я видел чемодан с серебром в буфетной?

– Все это хорошо, – сказал Блор, – только вот у кого будет ключ? У вас, наверное?

Судья Уоргрейв не ответил.

Он пошел в кладовую, остальные за ним. Там действительно оказался небольшой чемоданчик, предназначенный для хранения серебра и тарелок. Под руководством судьи в него уложили также разные лекарства и закрыли. Затем, также по указанию Уоргрейва, чемодан поставили в буфет, а буфет заперли. После этого судья отдал ключ от чемодана Филиппу Ломбарду, а ключ от буфета – Блору.

– Вы двое физически намного сильнее нас, – сказал он. – Поэтому вам будет трудно отнять второй ключ друг у друга. Для нас же троих это останется невозможным. Конечно, вскрыть буфет – а также чемодан – можно и без ключа, но это будет шумная и трудоемкая операция, осуществить которую незаметно не получится.

Он помолчал, затем продолжил:

– И все же перед нами стоит еще одна очень серьезная проблема. Куда все-таки девался револьвер мистера Ломбарда?

– Кому ж это знать, как не владельцу, – сказал Блор.

У Филиппа Ломбарда побелели ноздри.

– Вы, чертов болван! Говорю вам, его украли! – вспыхнул он.

– Когда вы видели его в последний раз? – спросил Уоргрейв.

– Вчера вечером. Он был в ящике, когда я ложился спать, – под рукой, на всякий случай.

Судья кивнул.

– Должно быть, его похитили утром, пока все искали Роджерса, или уже после того, как нашли его тело.

– Он наверняка где-то в доме, – сказала Вера. – Надо поискать.

Уоргрейв, поглаживая подбородок, проговорил:

– Сомневаюсь, что наши поиски к чему-то приведут. У убийцы была масса времени, чтобы найти подходящее укрытие. Не думаю, что нам удастся обнаружить этот револьвер.

– Не знаю, где может быть револьвер, – с нажимом произнес Блор, – зато я точно знаю, где сейчас кое-что другое – шприц. За мной!

Он открыл входную дверь, вышел из дома и обошел его кругом.

Недалеко от окна столовой действительно был обнаружен шприц. Рядом лежала расколотая фарфоровая фигурка – шестой негритенок.

– Где еще ему было быть? – довольным голосом произнес Блор. – Он убил старуху, открыл окно, выбросил шприц, потом взял со стола фигурку и отправил туда же.

Никаких отпечатков на шприце не нашли – тот был тщательно вытерт.

– А теперь давайте поищем револьвер, – решительно сказала Вера.

– Разумеется, – кивнул Уоргрейв. – Только давайте будем соблюдать осторожность и держаться вместе. Помните: как только мы разделимся, убийца получит шанс.

Они прочесали дом от чердака до подвала, но безрезультатно. Револьвера нигде не было.

«Кто-то из нас… Кто-то из нас… Кто-то из нас…»

Люди, которым грозила смертельная опасность, не могли думать ни о чем другом.

Их осталось пятеро – и они были перепуганы насмерть. Они следили за каждым шагом друг друга, даже не пытаясь скрывать своей взвинченности.

От прежнего притворства не осталось и следа. Никаких светских бесед, никакой учтивости. Теперь это были враги, которых объединяло лишь одно – могучий инстинкт самосохранения.

И – удивительное дело, но в них как будто стало меньше человеческого. Зато отчетливо проступило то или иное животное начало. Судья Уоргрейв сидел в своем кресле, не двигаясь, как старая осторожная черепаха; лишь глаза, хищные и подозрительные, жили на его лице. Бывший инспектор Блор стал как будто еще коренастее и неуклюжее в движениях. Его походка напоминала тяжелую поступь тяглового животного. Глаза налились кровью. Во взгляде тупость мешалась со свирепостью. Он походил на кабана, укрывшегося в чаще и готового в любую минуту кинуться на своих преследователей из засады. У Филиппа Ломбарда, напротив, обострились все чувства. Его ухо чутко ловило малейший звук. Шаги стали легче и пружинистее, тело налилось упругой силой. Он чаще улыбался, показывая острые белые зубы.