Агата Кристи - Десять негритят / And Then There Were None

Энтони Марстон и миссис Роджерс первыми отправились в мир иной: один – мгновенно, другая – во сне. Марстон, как я понял, родился с дефектом – у него отсутствовало чувство моральной ответственности, обычно присущее всем людям. Он был аморальный тип – язычник по духу. Вина же миссис Роджерс состояла в том, что она слепо повиновалась мужу, – в этом я был уверен.

Нет нужды вдаваться в подробности того, как именно эти двое встретили свою смерть. Полиция разберется. Цианистый калий с легкостью покупают огородники для истребления ос. У меня было с собой немного этого яда, а подсыпать его в стакан Энтони Марстону во время всеобщей паники, которая началась, едва отзвучала пластинка, оказалось легко.

Кстати, пристально наблюдая за моими гостями в момент оглашения приговора, я по их лицам понял, что виновны все до единого.

В последнее время у меня начались ночные боли, и мне прописали снотворное – хлоралгидрат. Но я не принимал лекарство, а копил его до тех пор, пока не набралось достаточно для смертельной дозы. Когда Роджерс понес жене бренди, он сначала поставил стакан на стол, а я, проходя мимо, незаметно опустил в него снотворное. Это было совсем легко, ведь подозрительность тогда еще не проникла в умы приглашенных.

Генерала Макартура ждала почти безболезненная смерть. Он не слышал, как я подошел к нему сзади. Зато мне пришлось очень тщательно выбирать время, чтобы отлучиться к нему с террасы. Но все прошло удачно.

Как я и полагал, гости тщательно обыскали весь остров и убедились, что на нем нет никого, кроме нас семерых. Открытие привело к установлению атмосферы подозрительности. Согласно моему плану мне вскоре должен был понадобиться сообщник. Я выбрал на его роль доктора Армстронга. Он был легковерен, знал меня в лицо, много слышал обо мне, а следовательно, не мог представить, чтобы человек моего рода занятий и положения в обществе оказался убийцей! Все его подозрения были направлены против Ломбарда, и я поддерживал его в этом заблуждении. Я намекнул ему, что у меня есть план, как заставить убийцу выдать себя.

Тем временем в доме уже обшарили все помещения, но до личного обыска дело еще не дошло. Хотя и он был уже не за горами.

Утром десятого августа я убил Роджерса. Он рубил дрова для плиты и не слышал, как я подошел. Ключ от двери в столовую я нашел у него в кармане. Он запер ее накануне вечером.

В суматохе, последовавшей за обнаружением тела Роджерса, я проник в комнату Ломбарда и изъял его револьвер. Я знал, что он у него точно есть, – ведь я сам проинструктировал Морриса, чтобы тот намекнул ему на желательность его присутствия.

За завтраком я подсыпал оставшуюся у меня дозу хлоралгидрата в кофе мисс Брент, когда доливал ее чашку. Женщина осталась в столовой. Немного погодя я проник туда снова – она почти спала, и вколоть ей хорошую дозу цианида было совсем несложно. Шмель был совсем ни при чем – так, детская шалость, – но эта деталь грела мне душу. Я вообще старался как можно ближе придерживаться текста песенки.

Сразу после этого случилось давно предвиденное – да и как ему было не случиться, я же сам намекал на такую необходимость. Мы тщательно обыскали друг друга. Но я уже спрятал револьвер, а хлоралгидрат и цианид, бывшие в моем распоряжении раньше, закончились.

Именно тогда я намекнул Армстронгу, что пора привести в действие мой план. Он был прост – я выдавал себя за следующую жертву. Предполагалось, что мое внезапное убийство потрясет убийцу; кроме того, после своей «смерти» я смогу передвигаться по дому и шпионить за неизвестным злодеем.

Армстронгу пришлась по душе моя идея. Мы осуществили ее в тот же вечер. Маленькая нашлепка красноватой грязи на лоб, красная занавеска и серая шерсть – как театральный реквизит. Колеблющееся пламя свечей делало все вокруг размытым и нечетким, а единственным человеком, который осматривал меня, был Армстронг.

Все прошло как нельзя лучше. Мисс Клейторн орала, как резаная, когда нашла у себя в комнате водоросли, которые я заботливо подвесил к потолку. Все понеслись к ней, а я нарядился и вытянулся в кресле, точно мертвый.

Моя «смерть», когда все спустились и обнаружили меня внизу, произвела в точности желаемый эффект. Армстронг сыграл свою роль профессионально. Меня отнесли наверх и положили на кровать. А потом и думать обо мне забыли – так все боялись друг друга.

Без четверти два пополуночи у меня была назначена встреча с Армстронгом. Я отвел его за дом, на край утеса. Объяснил, что оттуда нам будет виден всякий, кто попытается приблизиться к нам, мы же не будем видны никому из дома, так как окна спален выходят на другую сторону. Он все еще ничего не подозревал – а ведь должен был бы, если бы помнил слова из песенки про крючок… Но он заглотал его, как миленький, – и был пойман.

Все прошло как нельзя проще. Я вскрикнул, наклонился над краем утеса и сказал, что вижу нечто, похожее на лаз в пещеру. Он тут же наклонился вслед за мною. Резкий толчок, он потерял равновесие и с плеском обрушился в море. Я вернулся в дом. Наверное, Блор слышал мои шаги. Покидая комнату Армстронга, я нарочно немного пошумел, чтобы меня наверняка кто-нибудь услышал. Спускаясь с лестницы, я услышал, как наверху отворилась дверь. Меня должны были заметить, когда я выходил на улицу.

Спустя минуту-другую они последовали за мной. Я обошел дом кругом и влез внутрь через окно столовой, которое заранее оставил открытым. Затем закрыл его, а позже разбил стекло. Потом я поднялся наверх и спокойно улегся на кровать.

Я предполагал, что они снова обыщут дом, но был уверен, что трупы трогать не станут – ну, разве что откинут простыню-другую, убеждаясь, что это не Армстронг маскируется под мертвое тело. Именно так все и было.

Я забыл сказать, что уже вернул револьвер в комнату Ломбарда. Многие наверняка заинтересуются, где он был во время обыска. В кладовой было множество упаковок с едой. Я открыл верхнюю – кажется, с печеньем, – положил на дно револьвер, а липкую пленку вернул на место.

Мой расчет оказался верным – никому и в голову не пришло рыться в куче не тронутых с виду упаковок, тем более что верхние были запаяны.

Красную занавеску я спрятал, сложив ее в несколько раз, под обивку стула в гостиной, а шерсть – в подушечку для сиденья, прорезав в том и в другом по небольшой дырочке.

И наконец, настал момент, который я предвкушал уже давно, – на острове были всего трое людей, смертельно боявшихся друг друга, причем один из них был вооружен револьвером. Я наблюдал за ними из окна дома. Когда Блор один появился на террасе, я уже ждал его с большими мраморными часами наготове. Это был его последний выход…

Из окна я видел, как Вера Клейторн застрелила Ломбарда. Смелая и изобретательная молодая особа. Я всегда считал, что она ему ни в чем не уступит, а в чем-то и перещеголяет. Как только это произошло, я отправился готовить декорацию в ее спальне.