Агата Кристи - Десять негритят / And Then There Were None

Мне виделось нечто театральное, немыслимое!

Я хотел убивать… Да, я жаждал убийства.

Однако во мне уживались несовместимые стремления, и не менее острая жажда справедливости взнуздывала и окорачивала меня. Невинный не должен был пострадать.

И вдруг меня осенило – идею подсказало одно незначительное замечание, прозвучавшее в банальном разговоре. Я говорил с доктором – обычным, ничем не выдающимся врачом общей практики. Он заявил – без всякой задней мысли, – что множество преступлений совершаются в той сфере, к которой закон вообще не имеет касательства.

И он рассказал мне об одном недавнем случае – у него умерла пациентка, пожилая леди. Он считал, что в ее смерти была виновна служившая в ее доме супружеская пара – они не дали ей вовремя лекарства, и они же получили по ее завещанию неплохое наследство. Подобные вещи, объяснил он тогда, вообще-то недоказуемы, но он, со своей стороны, не сомневался, что все было именно так. И добавил, что такое случается то и дело – преднамеренные убийства, не преследуемые законом.

Так все и началось. Мой будущий путь стал мне совершенно ясен с тех пор. И я решил, что совершу не одно убийство, но сразу несколько.

Мне вспомнился стишок, который я знал в детстве, – про десятерых негритят. Он очаровал меня еще в нежном возрасте двух лет – неумолимостью вычитания, ощущением безысходности.

И я начал втайне подыскивать жертвы…

Не буду занимать место подробностями того, как именно это происходило. Я разработал определенную модель разговора, которую применял всякий раз, с кем бы мне ни доводилось вступить в беседу, – и полученные результаты меня удивили. Так, лежа в больнице, я услышал историю доктора Армстронга – ее рассказала мне одна сестра, заклятый враг алкоголя. Она привела мне гибельный пример врача, который, оперируя под влиянием алкоголя, убил больную. Безобидные вопросы о том, где училась и проходила практику сама сестра, вскоре дали мне всю необходимую информацию. Я без труда узнал, кто была пациентка и как звали врача.

Сплетничая с двумя старыми офицерами у себя в клубе, я узнал о генерале Макартуре. Человек, недавно вернувшийся из джунглей Амазонки, выложил мне все о деяниях Филиппа Ломбарда. Негодующая мемсахиб с Майорки поведала мне историю набожной пуританки Эмили Брент и ее несчастной горничной. Энтони Марстона я сам выбрал из большой группы людей, совершивших аналогичные преступления. Его необоримая душевная черствость и полная неспособность признать свою ответственность за отнятые им жизни делали его, на мой взгляд, опасным для общества и не заслуживающим жизни. Бывший инспектор Блор возник на моем пути совершенное естественно – мои собратья по профессии откровенно и эмоционально обсуждали дело Ландора. То, что сделал Блор, показалось мне серьезным. Полицейские, как слуги закона, должны быть кристально честными людьми. Ведь им обычно верят на слово уже потому, что они одеты в мундир.

Последним в моей копилке стал случай Веры Клейторн. Его я приобрел, пересекая Атлантику. Как-то вечером я оказался в курительной один на один с молодым человеком по имени Хьюго Хэмилтон.

Этот молодой человек был несчастен. Пытаясь унять душевную боль, он много выпил и в тот момент как раз дошел до стадии слезливых признаний. Без особой надежды на успех я начал проводить его через обычную рутину своих вопросов. Результат поразил меня самого. Я до сих пор помню его слова. Вот что он говорил:

– Вы правы. Убийство совсем не такое, каким представляет его себе большинство людей. Чтобы убить, не обязательно вливать кому-то лошадиную дозу мышьяка в чай или толкнуть человека с утеса. – Он подался вперед так, что мы едва не столкнулись носами, и продолжил: – Я знал одну убийцу – лично знал, говорю вам. Более того, я был от нее без ума… Господи, помоги мне, иногда мне кажется, что я до сих пор ее не забыл… Это был ужас, настоящий ад, говорю вам. Понимаете, она ведь убила вроде как из-за меня… Хоть я и думать тогда не думал… Женщины – гарпии… абсолютные гарпии… кто бы мог подумать, что такая девушка – прямая, честная, веселая – способна убить? Что она способна заманить ребенка в море и дать ему утонуть… разве можно поверить, что женщина способна совершить такое?

Я спросил его:

– Вы уверены, что она это сделала?

Хэмилтон ответил, и мне даже показалось, что он протрезвел:

– Совершенно уверен. Никто больше об этом не подумал. Но я сразу понял, едва взглянув на нее – когда вернулся – после… И она поняла, что я все понял… Она не поняла одного – я любил этого ребенка…

Больше он ничего мне не сказал, но разузнать подробности этой истории, с кем она приключилась и когда, труда уже не составило.

Мне была нужна десятая жертва. Я нашел ее в человеке по имени Моррис. Мелкая тварь, мастер темных дел. Среди прочего он приторговывал наркотиками: втянул дочь моих друзей в зависимость, сделал ее наркоманкой. В возрасте двадцати одного года она покончила с собой.

Занимаясь поисками, я постепенно обдумывал план. Он почти созрел, когда я разговорился с одним врачом с Харли-стрит, и эта беседа увенчала мой замысел. Я упомянул, что уже перенес одну операцию. Специалист с Харли-стрит сказал, что вторая не принесет желаемого результата. Конечно, он постарался преподнести неприятное известие как можно мягче, но у меня профессиональная привычка проникать в суть любого обмана.

Я не сказал доктору о своем решении, о том, что моя смерть не будет мучительной и долгой, как диктует в таком случае природа. Нет, я умру, наслаждаясь. И проживу перед смертью целую жизнь.

А теперь о том, как именно было совершено преступление на Негритянском острове. Купить остров, пользуясь услугами этого типа, Морриса, который действовал от моего имени, оказалось легко. Он был эксперт в делах такого рода. Процедив всю информацию о будущих жертвах, которая имелась у меня, я сумел состряпать подходящую приманку для каждого. Клюнули все. Восьмого августа мои гости прибыли на остров. С ними приехал и я.

К тому времени Моррис уже открыл счет. Он страдал несварением. Покидая Лондон, я дал ему капсулу, которую посоветовал принять, ложась в постель вечером, – якобы точно такая же сотворила чудо с моим желудком. Он взял ее не колеблясь – этот тип имел легкую склонность к ипохондрии. Того, что он оставит компрометирующие меня записи, я не боялся. Моррис был не из тех, кто доверяет бумаге.

Порядок смертей на острове я продумал с особым тщанием. Я решил, что все мои гости различаются по степеням вины. Те, чье преступление показалось мне менее тяжким, должны были умереть первыми, не подвергаясь длительному давлению страха и тому нервному напряжению, которое ждало самых хладнокровных преступников.