Агата Кристи - Врата судьбы

– Не совсем так. Я слышала, как ее имя упоминалось пару раз, но это было очень давно. Она была немкой – одна из этих фройлен [23] Фройляйн – вежливое обращение к девушке в Германии. , как их тогда называли. Присматривала за детьми – вроде как няня. Жила где-то в Шотландии с семьей моряка – так, кажется. А потом переехала сюда. В семью… то ли Перксы, то ли Перкинсы… Каждую неделю у нее был один выходной день, и она ехала в этот день в Лондон и отвозила туда вещи.

– Что за вещи? – заинтересовалась Таппенс.

– Не знаю, об этом никто не говорил. Ворованные, скорее всего.

– А ее что, поймали на воровстве?

– Нет. Не думаю. Ее начали было подозревать, но она заболела и умерла.

– А отчего она умерла? Она умерла прямо здесь или в больнице?

– Нет. Я не думаю, что в те времена здесь имелись больницы. Ведь тогда не было никакой программы медицинского обслуживания. Кто-то говорил, что все произошло из-за глупейшей ошибки поварихи. Она случайно принесла в дом листья наперстянки – перепутала их то ли со шпинатом, то ли с салатом… Хотя нет, кто-то говорил, что это был паслен. Все равно я в это ни на секунду не поверила. Понимаете, все слишком хорошо знают про этот смертельный паслен, да? И ведь там ягоды, а не листья. Так вот, как я понимаю, листья наперстянки принесли по ошибке. А наперстянка – это ведь дигоксо… или что-то похожее на дигит… В общем, в ней есть что-то очень опасное. Доктор приехал и сделал все, что смог, но, мне кажется, было уже слишком поздно.

– А в доме было много людей, когда это произошло?

– Ну да, мне кажется, вполне достаточно. Там ведь всегда жили какие-то люди, как мне говорили, – и дети, и гувернантка, и няня, и всякие приезжавшие на уик-энд. А кроме того, все эти вечеринки… Только имейте в виду – все это рассказала мне моя бабушка. Да еще время от времени откровенничает мистер Бодликотт. Знаете этого старого садовника, который работает здесь время от времени? Он всегда был здесь садовником, и сначала именно его обвинили в том, что он сорвал не те листья, но он этого совсем не делал. Это был кто-то, кто вышел из дома и, намереваясь помочь, нарвал листьев в огороде и отнес их кухарке. Знаете, всякий там шпинат, салат и все такое прочее и… мне кажется, что этот человек просто ошибся, так как не слишком хорошо разбирался в этом деле. Кажется, во время предварительного расследования, или как там это называется, сказали, что такую ошибку мог совершить кто угодно, потому что шпинат и щавель росли совсем рядом с этой диги… тали-как-ее-там… Так что человек просто нарвал две горсти листьев и соединил их все вместе. В любом случае, все это было очень печально, потому как бабушка говорила, что Мэри была очень хорошенькая, с золотистыми волосами и все такое, вы меня понимаете?

– И она каждую неделю ездила в Лондон? Конечно, для этого ей был необходим выходной.

– Ну да. Она еще говорила, что у нее друзья в Лондоне. Иностранка – и бабушка говорила, как слышала, что кто-то назвал ее немецкой шпионкой.

– И она действительно была немецкой шпионкой?

– Не думаю. Хотя джентльменам она очевидно нравилась. Знаете, морским офицерам и этим, из военного лагеря в Шелтоне. У нее там была даже парочка друзей. В этом военном лагере.

– Так, значит, она была шпионкой.

– Не думаю. Бабушка говорила, что так говорили люди. И это не было во время последней войны. Все это было давным-давно.

– Удивительно, – заметила Таппенс, – как легко люди путаются с этими войнами. Я знавала одного старика, друг которого принимал участие в битве при Ватерлоо.

– Подумать только. Задолго до девятьсот четырнадцатого года… В те времена было модно иметь иностранных нянь. Люди называли их или мадмазель , или фройлен , что бы это ни значило. А она умела обращаться с детьми, как говорила мне бабушка. Все были ею довольны и очень ее любили.

– И это все было тогда, когда она жила здесь, в «Лаврах»?

– Тогда дом так не называли – по крайней мере я так думаю. Она жила то ли у Паркинсонов, то ли у Перкинсов – что-то в этом роде, – ответила Гвенда. – В наше время таких называют au pair . Она приехала из города, в котором делают такие пироги – продаются у нас в «Фортнуме и Мейсоне», может, слыхали, – дорогие пироги для всяких приемов… Кто-то говорил, что город наполовину немецкий, наполовину французский.

– Страсбург? – предположила Таппенс.

– Именно так [24] Имеется в виду «страсбургский пирог» – паштет из гусиной печени с различными добавками. . Она еще рисовала портреты. И сделала портрет моей старой двоюродной тетушки. Та выглядела на нем совсем старой – так всегда говорила тетя Фанни. А еще она написала портрет одного из мальчиков Паркинсонов. Он все еще у старой миссис Гриффин. Мальчик Паркинсонов что-то узнал про Мэри – по-моему, тот, чей портрет она нарисовала. Мне кажется, что он был крестным миссис Гриффин.

– Вы имеете в виду Александра Паркинсона?

– Именно его. Того, кого похоронили рядом с церковью.

На следующее утро Таппенс отправилась на поиски хорошо известной в округе личности, которую все знали под именем старого Исаака, или, если кто-то помнил его официальное имя, мистера Бодликотта. Исаак Бодликотт был одной из местных достопримечательностей. Прежде всего из-за его возраста – он говорил, что ему девяносто (правда, мало кто ему верил), – и из-за его способности чинить всякие вещи. Если вы не могли дозвониться до водопроводчика, то шли к старине Исааку. Мистер Бодликотт – хотя никто не знал, есть ли у него соответствующая квалификация на проведение ремонта, – за долгие годы усвоил все о возможных поломках канализации, нагревателей воды, кранов и вдобавок различных электрических приборов. Его цены приятно отличались от цен, которые выставлял квалифицированный сантехник, а результаты работы удивляли своей эффективностью. Он был плотником, мог врезать замок, вешал картины – хотя иногда это получалось у него довольно криво – и разбирался в реликтовых пружинах старых кресел. Основным недостатком мистера Бодликотта была его неискоренимая привычка постоянно рассказывать что-то во время работы; отрицательный эффект от его болтовни усугублялся плохо подогнанными вставными челюстями. Его знания о тех, кто населял окрестности в прошлом, казались поистине бездонными. Правда, было не совсем понятно, насколько можно этим воспоминаниям доверять. Мистер Бодликотт был не тем человеком, который был готов ограничивать себя при рассказе какой-нибудь любопытной истории из прошлого. И полеты его фантазии, которые он обычно называл «потоком воспоминаний», выглядели, как правило, следующим образом: