Эрл Гарднер - Полное собрание сочинений. Том 35. Доступен каждому

Одинокая, богатая и разочарованная вдова… У нее были данные, чтобы стать приманкой для симулянта, если бы не чересчур интеллектуальный подход к жизни.

Кадры, на которых человек с травмированной шеей ныряет с вышки в бассейн, чтобы произвести впечатление на красотку в купальном костюме, могли бы потрясти присяжных, но кадры, где парень сиднем сидит в кресле у бассейна и обсуждает с дамой вопросы искусства, вряд ли достигнут необходимой цели.

Я внимательно изучил художницу-вдову и пришел к выводу, что Долорес была права, говоря, что подходящей приманки для симулянта пока нет.

Художницу звали Фэйт Кэллисон. Она сказала, что создает свои этюды с помощью кинокамеры и цветной пленки. У нее была целая коллекция слайдов, которые она зимой в своей студии, когда у нее будет больше времени, собиралась превратить в картины.

— Вы когда-нибудь продавали свои пленки или картины? — спросил я.

Она посмотрела на меня изумленно:

— Почему вы спрашиваете об этом?

Я задал этот вопрос только для того, чтобы как-то поддержать разговор, но было что-то в ее реакции, что заставило меня по-новому оценить ситуацию.

— Если я вас правильно понял, вы привезли с собой довольно много пленки, — сказал я. — Я сам люблю снимать, но стоимость пленки меня ограничивает.

Она быстро огляделась по сторонам, наклонилась ко мне и сказала:

— Удивительно, что вы спросили меня об этом, мистер Лэм. Я действительно иногда продаю свои работы. В прошлый сезон, например, я брала с собой восьмимиллиметровую кинокамеру с переменным фокусным расстоянием объектива и снимала, как гости проводят здесь время. Потом я предлагала им свои пленки. Разумеется, я специально не торговала своими фильмами, а старалась представить это как услугу одного кинолюбителя другому. Но в итоге я действительно продала довольно много.

— Людям, у которых не было своей кинокамеры?

— Не только. Большую часть фильмов купили люди, у которых была кинокамера. В такие места, как это, люди берут с собой кинокамеры, чтобы привезти домой кадры, которые произведут впечатление на их знакомых. Те, кто приехал с востока, хотят показать своим землякам, что представляет собой ферма-пансионат на западе. Но если будешь всегда только снимать, то сам никогда не попадешь в кадр. Поэтому они охотно покупают пленку, где сами запечатлены на колоритном фоне.

— Понятно, — сказал я задумчиво. — Я смотрю, вы хорошо подготовились.

Она кивнула.

— Случалось ли такое, что у вас покупали сразу много пленки?

Она опять сделала удивленные глаза.

— Ну… да. Два разд. Первый раз одна страховая компания пожелала иметь снимки какого-то человека, ныряющего с вышки, а второй заказ оказался самым удивительным из тех, которые у меня были: один адвокат из Далласа заказал копии всех фильмов, которые я сняла здесь во время отпуска. Именно поэтому я смогла приехать сюда в этом году. Денег, которые я получила за ту работу, с лихвой хватило на все мои расходы.

— Ну, черт возьми, вы ловко все провернули, — восхитился я.

Но тут она сменила тему и вновь заговорила об искусстве. Я заметил, что она испугалась своей откровенности с человеком, которого узнала совсем недавно.

Она сказала, что пишет портреты и что у меня интересное лицо. Она хотела, чтобы я рассказал о себе. Я сообщил, что я холостяк, что у меня не было времени жениться, что сегодня у меня выдался долгий и трудный день, извинился, отправился в свой коттедж и лег спать.

Тишина пустыни окутала все вокруг ватным одеялом, воздух был чист и свеж, я спал без всяких сновидений.

Утром, в половине восьмого, громко зазвенел большой железный будильник. Без пятнадцать восемь молоденький индеец в белом кителе принес, апельсиновый сок, в восемь подали кофе.

Долорес постучалась в мою дверь:

— Доброе утро, Дональд. Как вы спали?

— Как убитый.

— В восемь тридцать начинается верховая прогулка с завтраком, но вы, если не хотите ехать, в любое время можете позавтракать в столовой.

— Когда начинается эта прогулка?

— Примерно через двадцать минут. Она обострит ваш аппетит. Походная кухня уже на месте, огонь разожжен и кофе готов. Когда появятся отдыхающие, для них приготовят яичницу и предложат всем бекон, гренки, печенье, ветчину.

— Бедные лошади.

— Что?

— Их седоки здорово прибавят в весе после завтрака.

Она засмеялась:

— Лошадям это нравится. Пока эти бездельники — ах нет — гости утоляют голод, они отдыхают.

— Может, все-таки бездельники?

— Боже, нет. Слово «бездельники» применимо только к прислуге, постояльцы для нас всегда гости.

— Я готов к верховой прогулке.

— Я так и предполагала.

Мы прошли к месту, где седлали лошадей. Пару раз ее бедро коснулось моего. Она поглядывала на меня искоса, потом заговорила:

— Нам с вами придется часто видеться во время этого сезона, Дональд. Вы знаете, что ваша работа постоянная? За Хелманном Бруно последуют другие.

— Много?

— Целая процессия.

— Может быть, благодаря этому я научусь ездить верхом.

Она вновь бросила на меня косой взгляд.

— Вы многому научитесь здесь, Дональд.

Мы подошли к лошадям. Крамер смерил меня взглядом:

— Какую лошадь вы хотите, Дональд?

— Меня устроит любая, какая достанется.

— Хотите горячую лошадь?

— Позаботьтесь о других отдыхающих, я не буду выбирать.

— У нас есть разные лошади.

— Поступайте как знаете.

— Вон стоит оседланная гнедая. Садитесь на нее и примерьте стремена.

Я вскочил в седло, перенес весь свой вес на пятки, сместился влево, затем вправо и сел прямо. Слегка натянув поводья, повернул налево, потом направо и слез с лошади.

— Все отлично, — сказал я. — Стремена мне подходят.

— Стремена-то подходят, да лошадь не та, — возразил Крамер.

— Это почему?

— Вы заслуживаете лучшей лошади.

Он кивнул помощнику, поднял палец, и через минуту мальчик уже вел к нам коня, который очень осторожно и осмотрительно ставил копыта на землю.

Крамер оседлал коня и надел на него уздечку:

— Вы поедете на нем, Лэм… Где вы научились ездить верхом?

— Я не езжу, я только сижу в седле.

— Черта с два вы не ездите. Вы сидите в седле, как жокей. Этот конь имеет привычку вздрагивать, но это не значит, что он боится, — он так общается со своим седоком. Если он будет вздрагивать, подгоните его, но не сильно.

— О’кей, — сказал я.

Друг за другом стали подходить отдыхающие, некоторым пришлось помогать сесть в седло. В восемь тридцать мы отправились.

Ехали по дороге, средняя часть которой была изрыта конскими копытами, по бокам виднелись следы автомобильных шин. Мы поднялись по склону каньона, солнце скрылось, и мы продолжали путь в тени. Бак, ехавший впереди, пустил свою лошадь легким галопом.