Дороти Сэйерс - Пять красных селедок. Девять погребальных ударов

– Вот как, сэр? Что ж, если выйдете в сад, то сможете сами его увидеть.

Рассмеявшись, Уимзи двинулся на улицу с кружкой в руках. Он прошел сквозь небольшую арку, увитую плетями увядающей розы, и заметил сидевшего на перевернутом ведре Хью Фаррена. К стоявшему перед ним табурету была прислонена вывеска. Весело насвистывая себе под нос, Фаррен выдавливал на палитру краски.

Художник сидел спиной к Уимзи, и не повернул головы. Трое мальчишек наблюдали, как из тюбиков на палитру выползают разноцветные краски.

– Что это, мистер?

– Зеленая краска, чтобы раскрасить куртку джентльмена. Нет, не нажимай так сильно, а то весь перепачкаешься. Да, можешь закрутить колпачок. Это защитит краску от высыхания. Положи тюбик обратно в коробку. А теперь желтая… Да, я знаю, что на вывеске нет ничего желтого, но хочу смешать желтую краску с зеленой, чтобы та стала ярче. Не забывай про колпачки. Что? Наверное, где-то в ящике. Белая, да. В большом тюбике, верно? Белую краску почти всегда добавляют во все цвета. Зачем? Иначе получится не совсем то. Вы увидите, когда я буду раскрашивать небо. Что? Хотите, чтобы собака была полностью белой? Нет, я не могу нарисовать маленького пушистого щенка. Почему? Потому что с такими собаками не ходят на охоту. Нам нужно изобразить охотничьего пса. Ладно. Нарисую каштанового с белыми пятнами спаниеля. Это симпатичная собака с длинными ушами. Да, пожалуй, как у полковника Эмери. Нет, я его не знаю. Ты закрыл тюбик с белой краской? Вот черт! Если ты будешь терять нужные вещи, я отошлю тебя к матери, и она тебя отшлепает. Что? Ну хорошо, у джентльмена зеленая куртка, потому что он егерь. Может, у егеря полковника Эмери и нет такой, а у этого будет. Я не знаю, почему егеря носят зеленые куртки. Полагаю, для того, чтобы не замерзнуть. Нет. У меня нет такой коричневой краски, как ствол этого дерева. Но я получу нужный оттенок, смешав другие цвета. Теперь у меня есть все краски, которые мне нужны. Можешь собрать тюбики и положить их в ящик. Да, я могу точно определить, сколько краски мне понадобится перед началом работы. Этот предмет называется мастихин. Нет, он не должен быть острым. Он необходим для того, чтобы очистить палитру. А некоторые художники им рисуют. Да, он очень тонкий и не выдержит, если ты будешь так с ним обращаться, приятель. Да, конечно, можешь им порисовать. Ты даже можешь рисовать пальцами, но не советую этого делать. Такой способ позволяет получить более неровную поверхность. Хорошо. Скоро покажу. Да, я собираюсь начать с неба. Почему? А ты как думаешь? Верно, потому, что оно находится вверху. Да, конечно, этот синий цвет слишком темный, поэтому я собираюсь добавить в него белой краски. Да, и немного зеленой. Вы не знали, что небо может быть зеленоватым? А иногда оно становится лиловым или розовым. Но я не собираюсь рисовать розовое или лиловое небо. Джентльмен и собака только вышли из дома. На рисунке утро. Да, знаю, на другой стороне они возвращаются с добычей. Я нарисую лиловый закат, если будете вести себя хорошо и не станете задавать слишком много вопросов. Ну же, будь хорошей девочкой и не толкай меня под руку. О господи!

– Привет, Фаррен! – воскликнул Уимзи. – Считаете, эти юные создания слишком любопытны?

– Бог мой! Уимзи, черт бы вас побрал! Как вы здесь оказались? Только не говорите, что вас подослала моя жена!

– Не совсем так. Но раз уж вы упомянули об этом, по-моему, она пыталась сделать нечто подобное.

Фаррен вздохнул:

– Давайте выкладывайте, что там у вас, и покончим с этим. Бегите к маме, ребята. Мне нужно поговорить с этим джентльменом.

– Послушайте, – произнес Уимзи, когда они остались одни. – Прежде всего должен вам сказать, что не имею ни малейшего права задавать вам вопросы. Но я был бы рад, если б вы поведали мне, что делали, начиная с вечера понедельника.

– Полагаю, мое поведение в Керкубри не одобряют? Оставил дом, и все такое, да?

– Нет, – ответил Уимзи. – Миссис Фаррен утверждает, что в вашем исчезновении нет ничего необычного. Но, если честно, полицейские устроили на вас охоту.

– Полицейские? А при чем здесь…

– Я закурю, пожалуй, – промолвил Уимзи. – Проблема в том, что вы весьма горячо разглагольствовали о самоубийстве и подобных вещах. Неужели не помните? А потом ваш велосипед обнаружили рядом с заброшенным рудником в Критауне. Это… наводит на разные мысли.

– Я совсем забыл про велосипед. Да, но Гильда… Я же ей написал.

– Теперь она уже не беспокоится.

– Но сначала наверняка места себе не находила. Мне следовало сообщить ей раньше. Черт возьми! Мне и в голову не пришло, что велосипед могут найти. Боже мой! Старина Стрэчен, конечно, как на иголках.

– При чем тут Стрэчен?

– Но ведь он уже все рассказал?

– Фаррен, о чем вы говорите?

– О вечере понедельника. Бедный старина Стрэчен! Вероятно, он решил, что я действительно это сделал.

– Когда вы видели Стрэчена?

– Той ночью, возле рудника. Вы не знали?

– Нет, – ответил Уимзи. – Полагаю, вы расскажете мне все от начала и до конца.

– Не возражаю. Уверен, вам известно, что тем вечером я слегка повздорил с Кэмпбеллом. Да, кстати, в газетах пишут про него какую-то чепуху. Якобы его нашли мертвым.

– Его убили.

– Убили? Но написано было совсем не так. Впрочем, я уже несколько дней не держал в руках газет. Мне на глаза попалась статья… Когда же это было? В среду утром. Так вот, там было написано про известного шотландского художника, найденного в реке мертвым.

– Тогда еще не выяснили причину смерти, но потом стало понятно, что его ударили по голове и столкнули в реку. Случилось это в Миннохе либо в ночь понедельника, либо во вторник утром.

– Правда? Так ему и надо. А полицейские подозревают, будто это сделал я?

– Не знаю. Хотя ожидалось, что вы появитесь и проясните ситуацию. Ведь в понедельник вечером вы искали Кэмпбелла.

– Я этого не отрицаю. И если бы нашел, то наверняка прибил бы. Только вот дело в том, что я его не нашел.

– Вы можете это доказать?

– Ну… Честно говоря, не знаю, как это сделать.

– Просто расскажите, что случилось, Фаррен.

– Хорошо. Итак, я пришел домой примерно в шесть часов вечера понедельника и увидел, как этот негодяй ухаживает за моей женой. Я понял, что с меня хватит, Уимзи, и вышвырнул его вон. Хотя выглядел я при этом весьма глупо.

– Подождите. Вы действительно видели Кэмпбелла?

– Он как раз собирался уходить, когда я вошел. Я велел ему убираться и высказал все, что о нем думаю. А Гильде заявил, что не потерплю этого человека в своем доме. Жена начала за него заступаться, и я рассвирепел. Уимзи, я не говорю о своей жене ничего дурного, кроме одного. Она не может и не хочет понять, что Кэмпбелл… был… самым отвратительным из негодяев, и, водя с ним дружбу, она выставляет меня на посмешище. Жена считает, что ко всем без исключения людям нужно относиться по-доброму и быть милосердным. Только вот не понимает, что на таких людей, как Кэмпбелл, подобные методы не действуют. Черт возьми, я уверен, что этот мерзавец был от нее без ума. И когда я попытался – очень мягко, заметьте, – указать ей на то, что она ведет себя глупо и неразумно, Гильда лишь задрала нос и… Черт возьми, Уимзи! Я совсем не хочу выставить себя негодяем, говоря так о собственной жене, но проблема в том, что она слишком хороша и одержима своими идеалами, чтобы понять, каковы на самом деле люди. Вы понимаете, что я хочу сказать?