Дороти Сэйерс - Пять красных селедок. Девять погребальных ударов

– На следующий день, – продолжил Гоуэн, – мы узнали о смерти Кэмпбелла. Мы были уверены, что это несчастный случай, однако прекрасно понимали, что кто-то захочет поговорить со мной и выяснить, видел ли я покойного накануне вечером. Вот тогда-то Элкоку и пришла в голову замечательная идея. Накануне вечером Хаммонд ездил в Дамфрис с поручением, и Элкок предложил сообщить всем интересующимся, что я уехал в Карлайл в восемь сорок пять. Хаммонд, конечно же, согласился подыграть нам. Тем более что кто-нибудь наверняка видел его машину, так что наш рассказ звучал вполне достоверно. Естественно, нельзя было исключать, что кто-то заметил, как я возвращался домой гораздо позднее этого времени, но мы решили всем говорить, что случайный свидетель просто обознался. Надеюсь, у вас нет ко мне никаких вопросов?

– Это может показаться странным, но нет, – ответил Макферсон. – Во всяком случае, пока.

– Нет, Элкок был поистине великолепен. Во вторник днем он предложил мне отправить письмо другу в Лондон. Это майор Эйлвин, инспектор, с его помощью вы напали на мой след. В конверте лежало письмо, адресованное Элкоку, и просьба отправить послание немедленно. Получалось, что письмо написано из клуба. В нем говорилось, что мой дворецкий и водитель могут взять выходной и воспользоваться автомобилем, поскольку я задержусь в городе на несколько дней. План состоял в том, чтобы провезти меня с собой в машине и высадить за пределами Касл-Дугласа, где я мог бы сесть в поезд до Лондона. Я знал, что без бороды меня никто не узнает, в то время как Хаммонда и автомобиль опознают. Письмо для Элкока, как и ожидалось, пришло в четверг днем. А ночью мы осуществили задуманное. Наш план сработал?

– Не совсем, – сухо промолвил Макферсон. – Со всем этим мы разобрались достаточно быстро.

– Конечно, все это время я не подозревал о том, что Кэмпбелла убили. Элкок наверняка слышал, и было бы гораздо лучше, если бы он сообщил мне об этом. Но дворецкий знал, что я не имею к убийству никакого отношения, и ему наверняка не пришло в голову, что на меня могут пасть подозрения. Я ведь оставил Кэмпбелла в полном здравии. – Гоуэн поморщился. – Больше мне нечего добавить. Весь вторник и среду меня мучила слабость, а лицо было исцарапано гравием. Негодяй возил меня лицом по дороге, черт бы его побрал! Из Элкока получилась замечательная сиделка. Он тщательно промыл раны и положил на них лечебный состав. Действовал весьма профессионально. Приступал к обработке ран лишь после того, как вымоет руки в лизоле, трижды в день измерял мне температуру, и все такое. По-моему, этот вид деятельности доставлял ему удовольствие. К вечеру четверга я чувствовал себя гораздо лучше и был готов отправиться в путь. Я без проблем добрался до Лондона и все это время жил у майора Эйлвина, очень порядочного человека. Мне остается лишь надеяться, что вы не потребуете от меня немедленно вернуться в Керкубри. Когда сегодня утром к нам пришел мистер Паркер… Кстати, мистер Паркер, как вы напали на мой след?

– Легко. Мы связались с вашей школой и получили фотографию без бороды. Потом разыскали носильщика, помогавшего вам с багажом в Юстоне, таксиста, подвозившего вас до квартиры майора, и швейцара. Все вас опознали. После этого нам оставалось лишь позвонить в дверь и войти.

– Господи! – воскликнул Гоуэн. – Никогда бы не подумал о тех старых фотографиях.

– Сначала люди испытывали определенные сомнения, – добавил Паркер, – но мы догадались красочно описать ваши брови. Ведь они делают вашу внешность, простите, весьма специфической. В общем, после этого все сразу узнали вас.

– Что ж, – вздохнул Гоуэн, – это все мои показания. А теперь могу я пойти домой?

Макферсон, посмотрев на Паркера, пояснил:

– Мы запишем все, что вы сказали, и вам придется поставить свою подпись. А после этого не вижу причин, по которым вы не могли бы вернуться в квартиру майора. Но мы просим вас оставаться на связи и не менять адрес без предупреждения.

Гоуэн кивнул. Секретарша напечатала его показания, он поставил под ними свою подпись и удалился все с тем же озадаченным выражением на безбровом лице.

Прокурор созвал совещание, на которое сэр Максвелл Джеймисон привез лорда Питера Уимзи. По долгу службы здесь также находились инспектор Макферсон и сержант Дэлзиел. Доктор Кэмерон тоже присутствовал, чтобы ни одно утверждение не шло вразрез с медицинским заключением. Пригласили констебля Росса и молодого констебля Дункана. Весьма великодушный жест, учитывая, что последний доставил начальству немало проблем. Однако складывалось впечатление, что в этом запутанном и сложном деле может быть полезным даже мнение подчиненных.

Прокурор открыл совещание, предложив начальнику полиции высказать свою версию развития событий, однако тот сомневался. Он счел, что присутствующие сумеют изложить свои версии более свободно, если не будут опираться на его мнение. В результате высказаться пожелали сразу двое – Макферсон и Дэлзиел. Однако схватку выиграл последний, поскольку труп был обнаружен в Ньютон-Стюарте, подведомственном ему районе.

Дэлзиел нервно откашлялся.

– Итак, милорд, господин прокурор, сэр Джеймисон и джентльмены, – начал он тоном, в котором внезапно прозвучали нотки торжественных речей на обедах футбольного клуба, – неопровержимо доказано, что несчастный джентльмен принял свою смерть в ночь с понедельника на вторник от удара тупым предметом, и его тело было перевезено на то место, где впоследствии его и обнаружили. К тому же мы согласились с тем, что предполагаемый убийца является художником. Лорд Питер Уимзи указал на то, что красивый пейзаж, найденный на месте гибели мистера Кэмпбелла, скорее всего нарисовал преступник. Благодаря тщательному расследованию инспектора Макферсона мы можем утверждать, что на момент убийства в нашем районе находилось пять или шесть художников, на которых и пало подозрение. Это мистер Фаррен, мистер Гоуэн, мистер Уотерс из Керкубри, мистер Стрэчен, мистер Грэм и, возможно, мистер Фергюсон из Гейтхауса. У всех шестерых был мотив для убийства, каждый так или иначе, угрожал покойному, и по стечению обстоятельств ни у одного из них нет твердого алиби на рассматриваемый нами период времени.

Все шестеро заявили, что не имеют никакого отношения к убийству, но если вина действительно лежит на ком-либо из них, то один или два человека точно лгут. Принимая во внимание вышесказанное, я считаю, что дальнейшее расследование должно сосредоточиться на передвижениях мистера Фаррена, и я объясню вам почему. У этого человека был самый веский мотив для убийства. Судя по всему, он решил, что Кэмпбелл уделял слишком много внимания его супруге миссис Фаррен. У нас нет никаких доказательств неверности вышеозначенной леди, однако ее муж искренне уверовал в это. Вряд ли один джентльмен мог убить другого из-за двух-трех нелестных слов о картине, разницы взглядов на стиль игры в гольф, пары лососей или ссоры, касающейся национального вопроса. Но если на карту поставлено личное счастье и семейное благополучие, то тут, по моему мнению, кто угодно может решиться на убийство.