Юлия Ефимова - Никогда не играйте в смерть

С Дальнего Востока он рванул в Москву, к единственно родным ему людям, к его друзьям, но, к удивлению Алексея, встреча, что говорится, теплой не была.

– Прости, Леха, пожить нельзя.

– Рады видеть, но некогда, учеба, куча дел и т. д. и т. п.

– Прости, дружище, звони, если что, надо бежать, пока.

После той дружеской встречи Алексей сел на лавочку и стал пить, он был одет в форму ВДВ, поэтому никто не посмел сделать ему замечание. Когда бутылка водки подходила к концу, а состояние опьянения к своему апогею, на лавочку к нему подсел мужик.

– Привет, братан, что, хреново? – Алексей утвердительно мотнул головой. – Ну пошли, расскажешь, ВДВ своих не бросает.

Серега, а того парня звали Серегой, тогда ему крепко помог, как говорится, накормил и обогрел. Алексей такого не забывает, позже, когда он поднялся на ларьках, и дальше, когда он стал миллиардером, Серега всегда был с ним рядом. Сейчас он управляющий сети продуктовых магазинов в Москве, и это единственный человек, которому он полностью доверяет. Но ему всегда до зубного скрежета хотелось вернуть дружбу, ту, детскую, которой он жил, ему хотелось встретиться с ними, с родными, как он считал, людьми, и вот когда он заработал свой первый миллион, они встретились. Ребята на тот момент тоже стали оба преуспевающими бизнесменами, на этот раз обрадовались, и дружба восстановилась. Плюсом в их круг вошел Гарик Манукян, потомственный москвич и вообще талантливый человек. Дружба Гарика с Облачным и Заливным шла с института, но и тогда, и сейчас Алексей думал, что они позволяли ему с ними дружить, как когда-то маленькому Лехе.

Тогда, в тот злополучный день, Александр Облачный был жутко злой и раздражительный. Виски в его руке выпивались еще до того, как успевал таять лед в бокале. И играть он хотел больше всех, как будто предчувствовал что-то. На самом деле наговорил он гадостей всем, но они были такие не обидные, как казалось Алексею, стеб, одним словом. А вот ему он сказал ужасные вещи, даже сейчас, когда он стоял у окна своего шикарного номера и вглядывался в горизонт, у крутого мужика Алехи Ронина мурашки бежали по коже.

– Алексей, боже, что за пузо? С твоими деньгами можно было бы убрать его или деньги экономишь? А во что ты одет, ну да-да, не выпучивай глаза, бренды, конечно, пестрят, но вкуса-то так и появилось. Как был ты, Алеша, пролетарием, так ты им и остался. Знаешь поговорку: «Можно вывезти девушку из деревни, но деревню из девушки никогда»? Это прям про тебя. А ты знаешь, милый друг, хотя какой ты мне друг, ты знаешь, что мы с Ромкой с тобой дружили только из жалости. Ромка тогда вывел теорию, что если мы тебя пожалеем, то ты нам обязательно пригодишься, еще и подкреплял все это какими-то доводами. Уже потом я понял, что Ромка просто любил трескать пирожки, что готовила твоя маман, у него-то родители были высокоинтеллектуальные, и на всех кастрюлях в кухне была паутина, а в холодильнике даже мышь не висела, так пусто там было. Так что, Леша, никакой романтики, только жалость и пирожки.

На этих словах Алексей Ронин не выдержал и врезал ему по почкам, так как бил в старые добрые девяностые, чтоб следов не оставалось. Через четыре часа после этого кто-то убил Облачного, а может, и его жену? А может, это и правда я? – подумал Ронин и испугался, что кто-нибудь услышит его мысли.

Несмотря на все ужасы происходящего вокруг, Генка пришла на завтрак довольная. Правда, завтрак закончился, ведь время подходило к одиннадцати утра. Генку не хотели пускать, но врожденное обаяние и пара комплиментов женщине-администратору сделали свое дело, как-то уж очень хорошо получалось у нее ладить с женщинами среднего возраста. В пустом зале, где официанты уже гремели тарелками и убирали блюда шведского стола, завтракалось наиболее хорошо, как-то по-домашнему. Вроде как утро в воскресенье, бабушка моет посуду, мама убирает оставшиеся пироги в холодильник, а папа пылесосит пол. Скорее всего, Генка когда-то такое видела, ну почти такое, жаль, что уже забыла. Но именно таким в ее фантазиях было счастливое домашнее утро.

– Привет, Генка, – прозвучало над ухом и выдернуло ее из своего счастливого утра.

Возле столика стояла ее новообретенная бабушка и улыбалась.

– Привет, Лизи, или теперь мне называть тебя бабулей? – спросила Генка и тоже улыбнулась ей. Во-первых, у нее было прекрасное настроение, а во-вторых, она и вправду была рада ее видеть.

– Нет, давай останемся с именами, без родственных подробностей, – Елизавета Никитична была рада, что Генка именно так воспринимает все происходящее.

– Как мы вчера дали, а? – Генка еле сдерживала смех. – Мы выиграли?

– Прости за вчерашнее, как-то все понеслось, одно за другое, – тон у Лизи, конечно, был не извиняющимся, а довольным, – ну ты тоже хороша, зачем полезла к этому чудовищу.

– Кстати, про Николая второго, надо бы взять колбаски в номер, а то он от голода умрет, – Генка уже откровенно хохотала. – Но если говорить про кота, то ты-то зачем на этот старый стул полезла, я бы и сама справилась.

– Ну, во-первых, я решила, что у меня маленький вес и все пройдет отлично, но, видно, пора на диету; а во-вторых, я своих не бросаю, – и, сделав удивленные глаза, спросила: – А что Николай второй делает у вас в номере?

– О, это отдельная история, – и начала, подробно подключая жесты, рассказывать, как они вчера посидели в кафе.

Когда Жора зашел в ресторан, он увидел хохочущих во все горло Генку и ее бабушку. Причем Генка что-то рассказывала, показывала и танцевала, немного подпрыгивая, в общем, происходило настоящее веселье двух родственных душ.

– О, Жора, привет, – Генка помахала ему рукой, – присоединяйся, правда, кроме кофе и бутеров для Николая второго, ничего не осталось, но я думаю, один ты можешь съесть, император не обидится.

– Спасибо, Гена, я не буду, – Жора был настолько растерянным, что не мог сдержать своего расстройства, на нем не было лица. – Ася в полиции, ее обвиняют в убийстве Марьяны, она сказала, что теперь ты должна слушаться меня.

Генка замерла, не зная, как реагировать, потому что это не может быть правдой, а если это шутка, то она глупая и жестокая.

– Жора, скажи, что ты поел грибов и у тебя бред, и постарайся побыстрее это озвучить, иначе я впаду в панику, а я в панике, Ася может подтвердить, – только и произнесла она.

– А еще она сказала, – продолжил невозмутимый Жора, находящийся сейчас где-то в своей вселенной, – чтоб мы отвезли мазь Тамаре Борисовне, она лежит в ее сумке. Не товарищ капитан, а мазь, – как бы пояснил Жора.

На этих словах Генка поняла, что это правда, и заплакала крупными беззвучными слезами. Глядя, как странно плачет эта девочка, Жора понял.