Фергюс Хьюм - Зеленая мумия [сборник]

– Боже мой, госпожа моя, да в каком мире вы живете?! – наконец взорвался он. – Неужели вы и в самом деле так глупы или вы просто мало осведомлены в исторических вопросах? Мы ведь с вами рассуждаем о доисторических временах, о том, что происходило три тысячи лет назад, а вы спрашиваете про каких-то янки!

– Почему вы так грубо отзываетесь обо мне?! – в свою очередь возмутилась его собеседница, собираясь высказать профессору еще что-то неприятное, но тут двери кабинета распахнулись.

– Как дела, госпожа Джашер? – любезно спросила Люси, заходя в комнату. – Мы с Арчи ждем вас. Ужин готов, и вы…

– Я очень голодна, – обрадовалась Селина удачному выходу из неловкой ситуации. – А то мистер Браддок, судя по всему, сейчас спустит на меня свору собак. – И она со смешком подхватила Хоупа под локоть.

Мисс Кендал не нравилась привычка вдовы Джашер «присваивать» себе любого мужчину, оказавшегося рядом, но как гостеприимная хозяйка Люси не подала виду.

В особняке Браддока наряду с прочими жил его личный слуга, смешных пропорций канак [6] Уроженец тихоокеанских островов, обычно Гавайских. : пигмей по росту, но невероятно широкий в плечах, с короткими и толстыми ногами и длинными, могучими руками. У него была большая голова и смазливое лицо с меланхоличными черными глазами и сверкающими белыми зубами. Как и у большинства жителей Полинезии, всю его кожу цвета бледной бронзы украшали татуировки. Даже щеки и подбородок канака покрывали сложные узоры. Но самой примечательной особенностью его внешности являлась огромная копна вьющихся волос, которые он красил в ярко-желтый цвет способом, известным лишь ему одному. Искрящаяся шевелюра слуги напоминала блеск перуанского солнца, и, наверное, именно поэтому полинезийца прозвали Какаду. Это колоритное создание неизменно носило белый хлопковый костюм, подчеркивавший сходство его владельца с белым австралийским попугаем.

В детстве Какаду привезли в Квинсленд с Соломоновых островов. Он счастливо избежал работы на плантациях, попавшись на глаза профессору. Браддок как раз возвращался домой, чтобы жениться на госпоже Кендал, и мальчик упросил взять его с собой, хотя для цивилизованной Англии он был сущим дикарем. Египтолог согласился и не пожалел об этом, так как Какаду стал ему не просто преданным слугой, а поклонялся, словно богу. Еще мальчишкой, попав в руки работорговцев, полинезиец сносно научился изъясняться по-английски и, усвоив нормы европейского поведения, вел себя достаточно прилично. Правда, если его начинали дразнить деревенские жители или другие слуги профессора, он взрывался в ребячьем гневе, который порой грозил вылиться в нечто опасное. Но доброе слово Браддока всегда успокаивало Какаду, и тогда, каясь, он подползал к ногам своего «божества», будто побитый пес. Жил он почти все время в «музее», заботясь о том, чтобы никто не тронул бесценную коллекцию профессора. За обедом или ужином Какаду обычно ждал, стоя возле стола, вдруг кому-то понадобится помощь. Этим вечером канак, как всегда, играл роль дворецкого, мягко скользя вдоль стола и стараясь всем угодить. Он был отличным слугой, подвижным и послушным, но его татуированное лицо, приземистая фигура и ярко-желтый ореол волос нервически действовали на госпожу Джашер. Да и Люси чувствовала себя неловко, когда этот разрисованный гном вертелся у ее локтя. Иногда ей казалось, будто один из идолов отчима, поселившихся в его «музее», ожил, поднялся на второй этаж и пришел прислуживать в столовую.

– Ну и чучело! – вздохнула Селина, когда Какаду отошел к буфету. – Мне мерещится, что он вот-вот набросится на меня.

– Воображение, моя дорогая, всего лишь нездоровое воображение, – покачал головой хозяин. – С какой стати ему на вас накидываться?

– Он гармонично смотрелся бы на банкете каннибалов, – усмехнулся Арчи.

– Ужасные фантазии, – пробормотала Люси. – Не надо так шутить, а то у меня пропадет аппетит.

– У господина Хоупа причудливый юмор, – произнес Браддок, обращаясь к миссис Джашер. – Но в чем-то он прав. Какаду жил на острове каннибалов и, несомненно, присутствовал при потреблении человеческого мяса. Нет-нет, дорогая леди, нисколько не тревожьтесь! Я не думаю, что он пробовал человечину: его привезли в Квинсленд задолго до того возраста, когда его соплеменников допускают к такого рода трапезе. Какаду у меня – воспитанная зверушка.

– По-моему, он опасен, – парировала гостья, сильно побледнев.

– Даже если он выходит из себя, я способен привести его в состояние равновесия, – заверил профессор. – Почему вы не притронулись к мясу, дорогая?

– И вы спрашиваете об этом, заведя разговор о каннибалах?

– Давайте лучше побеседуем о зерне, – предложил Хоуп, аппетит которого ничто не могло испортить. – О пшенице, например. Я заметил, что в деревне поля разделены полосой пшеницы. Это как-то неправильно. Почему ее выращивают рядом с жилым зданием?

– Это старый фермер Дженкинс, – живо отозвалась Люси. – У него три-четыре акра возле трактира, и он не отдает их на застройку ни за какие деньги. Я тоже заметила, как странно выглядит поле, окруженное коттеджами. Напоминает «Алису в Стране чудес».

– Кто же захочет купить землю здесь? – заметил Хоуп, выпив бокал кларета, который внимательный Какаду тотчас вновь наполнил. – Прямо Зазеркалье какое-то. Я бы не согласился жить в такой глуши.

– Однако вы живете здесь! – энергично и ловко вставила госпожа Джашер и бросила на мисс Кендал плутоватый взгляд.

Арчибальд покосился на невесту и увидел, что она покраснела.

– Вы сами ответили на свой вопрос, мэм, – с улыбкой сказал он. – У меня есть причина, на которую вы намекаете. Я живописец, меня привлекают местные болота, рассветы и закаты, кроме того, я помолвлен. В противном случае я не задержался бы здесь ни на час. Но вот почему изысканная леди вроде вас предпочитает такое захолустье…

– У меня тоже есть определенные причины оставаться в этих краях, – объявила вдова, хитро посмотрев на рассеянного профессора, который чертил вилкой на скатерти воображаемые иероглифы. – Во-первых, мой дом сравнительно дешевый и комфортный. Во-вторых, господин Джашер не оставил мне достаточно денег для того, чтобы я жила в Лондоне. Он был консулом в Китае. А консулам, знаете ли, никогда хорошо не платили. Тем не менее мне хватает дохода. Впрочем, вскоре я надеюсь поправить свое состояние.

– В самом деле? – удивилась Люси и мысленно задалась вопросом, что же имела в виду Селина. – И как же скоро?

– Вероятно, в ближайшем будущем. Мой брат торговал в Пекине и сейчас сильно болен. Почувствовав приближение смерти, он вернулся на родину. Он холост, других наследников у него нет. Когда он умрет, я переберусь в Лондон. Но… – вздохнула вдова, томно глядя на Браддока, – мне будет жаль оставить милый Гартли. Я всегда буду помнить о тех счастливых часах, которые мы провели в этом доме. Ах! Ах! – приложила она платочек к уголку сначала правого, а потом левого глаза.