Артур Дойль - Шерлок Холмс. Все повести и рассказы о сыщике № 1

Это замечание было воспринято моим другом достаточно серьезно.

– Я не стану отрицать, что некоторые факты подтверждают вашу версию, – сказал он. – Только хочу заметить, что могут существовать и другие. Будущее покажет, как вы говорите. До свидания! Я думаю, что в течение дня еще загляну в Норвуд, чтобы узнать, как продвигается дело.

Когда полицейский ушел, мой друг стал собираться на дневную работу с видом человека, у которого есть определенный план.

– Как я уже сказал вам, Ватсон, первой целью моей поездки будет Блэкхит, где живут родители Мак-Фарлейна.

– Почему не Норвуд?

– Потому что в этом деле два странных события последовали одно за другим. Полиция делает ошибку, сконцентрировав свое внимание на втором из них, потому что это – преступление. Для меня же очевидно: чтобы подойти ко второму происшествию, необходимо разобраться с первым – с любопытным завещанием, сделанным в пользу человека, который совершенно не ожидал ничего подобного. Тогда это нам даст ключ к раскрытию преступления. Я думаю, вы, мой друг, вряд ли сможете сегодня помочь мне. Опасности не предвидится никакой, иначе я бы обязательно взял вас с собой. Надеюсь, вечером я смогу сообщить, что мне удалось что-нибудь сделать для несчастного молодого человека, доверившего мне свою судьбу.

Было уже поздно, когда мой друг вернулся, и по его измученному и расстроенному виду я понял, что его надежды не сбылись. Целый час он играл на скрипке, пытаясь успокоиться. Наконец он отложил инструмент и подробно рассказал о своих неудачах.

– Все идет скверно, так скверно, как только возможно, дорогой Ватсон. Я не показал вида Лестрейду, но, право, мне кажется, что в этот раз он напал на настоящий след, а мы идем по ложному. Меня мое чутье ведет в одну сторону, а факты указывают в другую, и я очень боюсь, что интеллект присяжных еще не достиг того уровня, чтобы отдать предпочтение моим предположениям перед фактами Лестрейда.

– Вы были в Блэкхите?

– Да, был и очень скоро убедился, что покойный Олдейкр был порядочная скотина. Отца Мак-Фарлейна не было дома – он отправился разыскивать сына. Дома оказалась мать – маленькая, кругленькая голубоглазая особа, вся взбудораженная от страха и негодования. Она, конечно, даже не допускала предположения о виновности сына. Судьба же Олдейкра не вызвала с ее стороны ни удивления, ни сожаления. Напротив, она говорила о нем с такою горечью, что бессознательно поддерживала подозрения полиции. Потому что если бы сын слышал ее отзывы о покойном, они вполне могли подтолкнуть его к насилию. «Он больше походил на злобную, хитрую обезьяну, чем на человека, – говорила она, – и всегда был таким, еще с молодости». – «Вы знали его в то время?» – спросил я. «Да, знала хорошо; он даже сватался за меня. Слава богу, у меня хватило благоразумия отвернуться от него и выйти за человека более порядочного и доброго, хотя менее состоятельного. Я была его невестой, когда однажды услыхала, как он впустил кошку в птичник; его жестокость так поразила меня, что я не захотела больше и слышать о нем». Она порылась в письменном столе и вынула женский портрет, страшно обезображенный и изрезанный ножом. «Это мой собственный портрет, – сказала она. – Он прислал мне его в день моей свадьбы вместе со своим проклятием».

«Но теперь он, видимо, простил вас, оставив все свое состояние вашему сыну», – возразил я. «Ни мне, ни сыну моему не надо ничего от Джонаса Олдейкра, живого или мертвого! – категорически отрезала она. – На небе есть Бог, мистер Холмс, тот самый Бог, который наказал этого злого человека, и докажет, когда наступит время, что сын мой не повинен в его крови». Я пробовал подойти к вопросу с разных точек зрения и не мог добиться ничего, что подтвердило бы наше предположение; наоборот, многое говорило против него. Наконец я смирился и отправился в Норвуд. Усадьба Дип-Дин-хаус – это большая кирпичная вилла в новом стиле, стоящая в глубине двора, который обсажен лавровыми деревьями. Направо, в некотором удалении от дороги, находился лесной склад, где произошел пожар. Вот наскоро набросанный план в моей записной книжке. Окно налево – из спальни Олдейкра. Как видите, в него можно заглянуть с дороги. Это единственное утешительное обстоятельство, добытое мною сегодня. Лестрейда там не было, всем управлял его первый помощник, старший констебль. Они сделали перед этим драгоценную находку. Разгребая все утро золу от сгоревшего штабеля леса, они вместе с обуглившимися костями нашли несколько почерневших круглых металлических бляшек. Я внимательно осмотрел их и убедился, что то были пуговицы от панталон. Я даже увидал на одной клеймо: «Хаймс» – фамилия портного Олдейкра. Потом я самым тщательным образом осмотрел площадку, стараясь найти следы, но при нынешней засухе земля тверда как железо. Ничего нельзя было рассмотреть, кроме того, что через живую изгородь, отделявшую склад, – как раз напротив сгоревшего штабеля – протащили какое-то тело или узел. Все это, разумеется, подтверждает предположения полиции. Я целый час ползал по площадке под палящим августовским солнцем, но ни на йоту не приблизился к разгадке.

Холмс на мгновение замолчал, словно заново переживая неудачу, затем продолжил:

– После этого я прошел в спальню и осмотрел ее тоже. Следы крови были очень незначительны, в виде небольших пятен, но без сомнения свежие. Палку унесли, но и на ней следы были слабые. Принадлежность палки нашему клиенту несомненна, он и сам признает это. На ковре удалось найти следы двух человек, но не трех, что опять оборачивается против нас. Полиция находила все больше и больше улик, а мы топтались на месте. И все-таки небольшой луч надежды блеснул для меня. Я рассматривал бумаги, хранившиеся в шкафу, большинство из которых осталось на столе. Бумаги находились в запечатанных пакетах, некоторые из них были вскрыты полицией. Насколько я мог судить, они не представляли большой ценности, и чековая книжка тоже не указывала на особенно блестящее положение дел Олдейкра. Но мне показалось, что не все бумаги налицо. Были ссылки на некоторые акты – может быть, наиболее ценные, – которых я не мог найти. Это, конечно, могло бы опровергнуть доводы Лестрейда, если бы нам удалось доказать их исчезновение. Кто стал бы красть вещь, зная, что скоро унаследует ее? Наконец, осмотрев все пакеты и не найдя каких-либо следов, я попытал счастья с экономкой. Миссис Лексингтон – маленькая, смуглая, молчаливая особа с недоверчивыми, искоса смотрящими глазами. Я уверен, что она могла бы сказать нам кое-что, если бы захотела. Но из нее почти ничего не удалось вытянуть. Она подтвердила, что впустила мистера Мак-Ферлейна в половине десятого, добавив, что «лучше бы ее руке отсохнуть, прежде чем сделать это». В половине одиннадцатого она ушла спать. Ее комната находилась на противоположном конце дома, и она ничего не слышала. Мак-Ферлейн оставил свою шляпу и трость, насколько помнит экономка, в передней. Позже ее разбудили крики «Пожар! Пожар!». Ее бедного дорогого хозяина, наверное, убили… Были ли у него враги? Конечно, у каждого человека они есть, но мистер Олдейкр держался совершенно особняком, встречаясь с людьми только по делам. Она видела пуговицы и признала, что они от костюма, который был на нем в последнюю ночь. Лес на складе был очень сух, так как за целый месяц не выпало ни капли дождя. Доски горели как порох, и к тому времени, как все прибежали, весь штабель был объят пламенем. И она, и пожарные чувствовали запах горелого мяса. О бумагах и делах мистера Олдейкра она ничего не знала.