Артур Дойль - Шерлок Холмс. Все повести и рассказы о сыщике № 1

– Его светлость никогда не бывает в дружественных отношениях ни с кем. Он весь погружен в обширные общественные вопросы, и ему, пожалуй, недоступны никакие обыкновенные чувства. Но он всегда был по-своему добр к мальчику.

– Симпатии же последнего на стороне матери?

– Да.

– Он сказал вам об этом?

– Нет.

– Так, значит, герцог?

– О, Боже мой, нет!

– Так откуда вы знаете?

– Я имел несколько конфиденциальных разговоров с мистером Джемсом Уайльдером, секретарем его светлости. Это он сообщил мне о чувствах лорда Сальтайра.

– Понимаю. Кстати, нашли вы последнее письмо графа в комнате мальчика после его исчезновения?

– Нет, он взял его с собой. Полагаю, мистер Холмс, что нам пора ехать.

– Я пошлю за каретой. Через четверть часа мы будем к вашим услугам. Если вы хотите телеграфировать домой, мистер Гюкстебль, то хорошо было бы предоставить людям по соседству с вами воображать, что расследование все еще продолжается в Ливерпуле, или где бы то ни было в другом месте. А пока я потихоньку поработаю у ваших собственных дверей, и, может быть, след еще не настолько остыл, чтобы такие старые собаки, как Ватсон и я, не почуяли его.

Вечером мы очутились в холодной бодрящей атмосфере горной страны, в которой расположена знаменитая школа доктора Гюкстебля. Было уже темно, когда мы добрались до нее. В передней на столе лежала карточка. Лакей что-то шепнул своему господину, и последний повернул к нам свое лицо, каждая черта которого выражала волнение.

– Герцог здесь, – произнес он. – Герцог и мистер Уайльдер ждут в кабинете. Пойдемте, господа, я представлю вас.

Я, конечно, был знаком с портретами знаменитого государственного деятеля, но сам человек был совершенно не похож на его изображение. Он был высок и величествен, безукоризненно одет, с худым продолговатым лицом и носом комично загнутым и длинным. Он был мертвенно бледен, что произвело еще более сильное впечатление от контраста этой бледности с длинной, суживающейся ярко-красной бородой, которая ниспадала на белый жилет, и сквозь которую блестела цепочка от часов. Такова была величественная особа, стоявшая на предкаминном ковре и смотревшая на нас окаменелым взглядом. Рядом с ним стоял совсем молодой человек, который не мог быть никем иным, как Уайльдером, личным секретарем герцога. Это был небольшого роста, нервный живой человек со смышлеными светло-голубыми глазами и подвижными чертами. Он сразу приступил колким уверенным тоном к переговорам.

– Я не успел, доктор Гюкстебль, сегодня утром помешать вашей поездке в Лондон. Я узнал, что вы имели в виду предложить мистеру Шерлоку Холмсу взять на себя ведение этого дела. Его светлость удивлен, доктор Гюкстебль, что вы сделали такой шаг, не посоветовавшись с ним.

– Когда я узнал, что полиция ошиблась…

– Его светлость вовсе не убежден в том, что полиция ошиблась.

– Но, мистер Уайльдер…

– Вам прекрасно известно, доктор Гюкстебль, что его светлость особенно заботится о том, чтобы избежать всякого публичного скандала. Он предпочитает посвятить в свои личные дела возможно меньшее число людей.

– Дело легко поправимо, – произнес запуганный доктор. – Мистер Шерлок Холмс может вернуться в Лондон с утренним поездом.

– Вряд ли так, доктор, вряд ли так, – возразил Холмс самым ласковым тоном. – Этот северный воздух так приятен, он так бодрит, что я намерен провести несколько дней в ваших зарослях и заняться в это время с возможно большей пользой для своего ума. Вам решать, буду ли я пользоваться гостеприимством под вашим кровом, или же под кровом деревенской харчевни.

Я видел, что несчастный доктор находился в крайнем недоумении, из которого его вывел низкий звучный голос рыжебородого герцога, который заревел, как обеденный гонг:

– Я согласен, доктор Гюкстебль, с мистером Уайльдером в том, что вы поступили бы благоразумнее, посоветовавшись со мною. Но раз вы уже доверились мистеру Холмсу, то было бы, в сущности, нелепо не воспользоваться его услугами… Я не только не допускаю мысли о том, чтобы вы перешли в гостиницу, но вы доставили бы мне удовольствие, если бы остановились у меня в Гольдернесс-холле.

– Благодарю вас, герцог. Мне кажется, что в интересах следствия я поступлю умнее, если останусь на месте происшествия.

– Как вам будет угодно, мистер Холмс. Само собой разумеется, что к вашим услугам все справки, какие мистер Уайльдер и я будем в состоянии дать.

– Мне, вероятно, будет необходимо повидаться с вами позже, – сказал Холмс. – А теперь я только позволю себе спросить вас, сэр, составили вы в своем уме какое-нибудь объяснение таинственного исчезновения вашего сына?

– Нет, сэр, никакого.

– Простите, если я заговорю о том, что для вас тяжело, но у меня нет выбора. Думаете ли вы, что герцогиня имела какое-нибудь отношение к этому делу?

Великий министр, видимо, колебался.

– Не думаю, – ответил он, наконец.

– Другое, самое вероятное объяснение, то, что ребенок был, может быть, похищен ради получения выкупа. К вам никто не обращался с подобного рода требованием?

– Никто, сэр.

– Еще один вопрос, ваша светлость. Я слышал, что вы написали своему сыну в самый день происшествия?

– Нет, я написал ему накануне.

– Совершенно верно. Но он получил письмо в тот самый день?

– Да.

– Было ли что-нибудь в вашем письме, что могло нарушить его спокойствие или побудить к такому поступку?

– Нет, сэр, конечно, нет.

– Сами ли вы отправили это письмо?

Секретарь не дал вельможе ответить и горячо вмешался в разговор.

– Его светлость не имеет обыкновения сам отправлять письма. Это письмо лежало, вместе с другими, на письменном столе, и я положил их в почтовую сумку.

– Вы уверены в том, что между ними было и это письмо?

– Да, я заметил его.

– Сколько писем ваша светлость написали в этот день?

– Двадцать или тридцать. У меня обширная корреспонденция. Но это уже, кажется, не относится к делу?

– Не совсем, – ответил Холмс.

– Со своей стороны, – продолжал герцог, – я посоветовал полиции обратить свое внимание на юг Франции. Я уже сказал, что не считаю герцогиню способной поощрить такой чудовищный поступок, но у мальчика были самые ложные убеждения, и, возможно, что он бежал к ней при помощи этого немца и подстрекаемый им… Теперь, доктор Гюкстебль, я полагаю, что нам пора вернуться в Гольдернесс-холл.

Я видел, что Холмсу хотелось бы задать еще несколько вопросов, но резкое обращение вельможи показывало, что аудиенция окончена. Очевидно, что его в высшей степени аристократической натуре крайне претило обсуждение интимных семейных дел с посторонним, и что он опасался, как бы с каждым новым вопросом не осветились более ярким светом темные уголки его герцогской истории.