Артур Дойль - Шерлок Холмс. Все повести и рассказы о сыщике № 1

– Мы так и думали, что это вы; ведь ваша дружба с мистером Шерлоком Холмсом всем известна. Не подойдете ли вы на минуту, чтобы поговорить с миссис Дуглас?

Я последовал за ним с угрюмым лицом. Сейчас я ясно видел своим мысленным оком растерзанное тело в кабинете. А здесь, спустя несколько часов после преступления, сидят его жена и лучший друг и смеются над чем-то. Я сдержанно поклонился миссис Дуглас. Я переживал с нею ее горе на следствии, теперь же ее вопрошающий взгляд не вызвал во мне никакого отклика.

– Я боюсь, что вы сочли меня пустой и бессердечной? – спросила она.

Я пожал плечами и ответил:

– Это меня не касается.

– После, может быть, вы воздадите мне должное. Если бы вы только исполнили…

– Совершенно не нужно, чтобы доктор Ватсон что-либо исполнял, – быстро произнес Баркер. – Как он сам сказал, это его не касается.

– Совершенно верно, – сказал я. – Теперь прошу разрешения продолжить мою прогулку.

– Одну минуту, доктор Ватсон! – воскликнула молодая женщина умоляющим голосом. – Я задам всего один вопрос, на который вы можете ответить наиболее точно, чем кто-либо другой. Это имеет для меня очень большое значение. Вы знаете мистера Холмса и его отношение к полиции лучше, чем кто-либо. Предположим, что разгадка дела будет ему конфиденциально сообщена, должен ли он будет непременно поделиться ею с официальными сыщиками?

– Да, вот именно, – резко сказал Баркер. – Самостоятелен ли он или работает с ними и для них?

– Я, право, не знаю, могу ли я обсуждать такой вопрос.

– Я прошу… Я умоляю вас об этом, доктор Ватсон, и уверяю вас, что вы очень нам поможете… очень мне поможете, если ответите на этот вопрос.

В ее голосе звучала такая искренность, что я на мгновение позабыл про все ее легкомыслие и подчинился ее воле.

– Мистер Холмс не зависит ни от кого, – сказал я, – он вполне самостоятелен и будет действовать так, как ему подсказывает его собственное мнение. Но в то же время вполне естественное чувство лояльности по отношению к официальным следователям, работающим над этим же делом, помешает ему скрыть от них то, что могло бы помочь предать преступников в руки правосудия. Кроме этого, я ничего не могу сказать и советую обратиться к самому мистеру Холмсу, если вы желаете более точных сведений.

Сказав это, я приподнял шляпу и пошел своей дорогой, оставив их за изгородью.

– Мне не нужно их откровенности, – сказал Холмс, когда я сообщил ему о случившемся.

Он провел все последнее время в усадьбе, совещаясь со своими коллегами, и вернулся около пяти часов, с огромным аппетитом принявшись за вечернюю закуску, которую я распорядился для него приготовить. – Без откровенностей, Ватсон, так как они будут очень неуместны, когда дело дойдет до их ареста за сообщничество и убийство.

– Вы думаете, дело идет к этому?

Холмс был в очень добродушном и веселом настроении.

– Мой милый Ватсон, когда я покончу с этим четвертым яйцом, я буду в состоянии ознакомить вас с положением вещей. Я не скажу, что мы уже во всем разобрались – до этого еще далеко, – но когда мы нападем на след пропавшей гимнастической гири…

– Гимнастической гири?

– Боже мой, Ватсон, неужели вы еще не вникли в тот факт, что все дело в пропавшей гире? Ну-ну, не стоит смущаться, так как – говоря между нами – я думаю, что ни инспектор Мак, ни этот превосходный местный сыщик не придали никакого значения этому поразительному исчезновению. Одна гиря, Ватсон! Представьте себе атлета с одной гимнастической гирей. Нарисуйте самому себе однобокое развитие – опасность искривления позвоночника. Ужасно, Ватсон!

Он сидел, старательно поглощая закуски, а глаза его лукаво блестели, следя за моим смущением. Его превосходный аппетит служил полной гарантией успеха, ибо у меня в уме сохранялись воспоминания о многих днях и ночах, проведенных Холмсом без мысли о пище, когда его ум разбирался в загадках, когда его тонкие резкие черты дышали аскетизмом и напряженной умственной сосредоточенностью. Наконец, он закурил трубку и, сидя в углу старой деревенской гостиницы, начал говорить об этом деле медленно и небрежно, скорее размышляя вслух, чем делая важные умозаключения и излагая их своему собеседнику.

– Ложь, Ватсон, огромная, наглая, преступная ложь – вот что мы должны взять за исходную точку. Вся история, рассказанная Баркером, – ложь. Но его рассказ подтверждает миссис Дуглас. Следовательно, она тоже лжет. Они лгут оба, договорившись предварительно. Теперь перед нами задача: почему они лгут, и в чем заключается истина, которую они так тщательно стараются скрыть? Постараемся, Ватсон, вы и я, обнаружить эту ложь и восстановить истину. Почему я знаю, что они лгут? Потому что все это – неловкая выдумка, которая не может быть правдой. Внимание! Согласно рассказу, убийца менее чем за минуту после совершенного убийства снял с пальца убитого кольцо, находившееся под другим кольцом, надел последнее на прежнее место – вещь, которую он никогда бы не сделал, – и положил эту странную карточку около своей жертвы. Я говорю, что все это совершенно невероятно. Вы будете доказывать, хотя я слишком хорошего мнения о вашем рассудке, Ватсон, чтобы подумать, что вы это сделаете, что кольцо могло быть снято, прежде чем Дуглас был убит. Тот факт, что свеча сгорела совсем немного, показывает, что тут происходило недолгое свидание. Согласился ли Дуглас, о бесстрашном характере которого мы столько слышали, отдать свое обручальное кольцо после первого требования, или мы будем думать, что он его отдать не захотел? Нет, Ватсон, убийца был с Дугласом некоторое время наедине, с зажженной лампой. В этом я не сомневаюсь ни минуты. Но причиной смерти был ружейный выстрел. Следовательно, он должен был произойти немного раньше, чем мы говорили. Но насчет этого ошибки быть не может. Следовательно, мы очутились лицом к лицу с обдуманным заговором со стороны двух людей, слышавших выстрел, – Баркера и миссис Дуглас. Когда же, в довершение всего, я смогу доказать, что кровавое пятно на оконном косяке было намеренно сделано Баркером, дабы навести полицию на ложный след, то нам придется признать, что против него в этом деле появились очень веские улики.

Он помолчал.

– Теперь мы спросим самих себя, в каком часу произошло убийство. До половины одиннадцатого слуги еще не разошлись, так что до этого времени произойти оно не могло. Около одиннадцати они ушли по своим комнатам, за исключением Эмса, бывшего в кладовой. После того, как вы нас оставили сегодня днем, я произвел несколько экспериментов и узнал, что никакой шум, произведенный Макдональдом в кабинете, не может проникнуть в кладовую, когда все двери затворены. С комнатой экономки Аллен дело, однако, обстоит иначе. Она находится недалеко по коридору, и из нее я слышал голос, если его сильно повысить. Шум ружья заглушается, если стреляют в упор, как это было в данном случае. Выстрел был негромким, но в ночной тишине шум его свободно мог проникнуть в комнату миссис Аллен. Она немного туга на ухо, но, тем не менее, упомянула в своих показаниях, что слышала что-то похожее на шум захлопывающейся двери за полчаса до того, как подняли тревогу. Полчаса до тревоги – это как раз должно было быть без четверти одиннадцать. Я не сомневаюсь, что то, что она слышала, было ружейным выстрелом, и что именно в тот момент произошло убийство. Если это так, то теперь мы должны установить, что делали мистер Баркер и миссис Дуглас, – предположив, что они не являлись активными убийцами, – от без четверти одиннадцать, когда шум от выстрела заставил их сойти вниз, до четверти двенадцатого, когда они позвонили и собрали слуг. Что они делали и почему они сразу не подняли тревоги? Вот вопрос, который перед нами стоит, и когда мы на него ответим, то наверняка найдем путь к разрешению нашей задачи.