Мэри Уэстмакотт - Бремя любви

Она кивнула.

– Побыть одной? А я вам помешал?

– Нет. Это не имеет значения. Вы же посторонний.

– Понятно.

– Я даже вашего имени не знаю.

– Хотите узнать?

– Нет. Не говорите. И я вам не скажу своего. – И с сомнением добавила: – Но вам, возможно, уже сказали. Все в этом кафе меня, конечно, знают.

– Нет, не сказали. Люди, я думаю, понимают, что вам бы этого не хотелось.

– Да, понимают. У них у всех удивительно хорошие манеры. Не те, которые прививаются воспитанием, а врожденные. Никогда бы не подумала, пока сюда не приехала, что врожденная вежливость – такое замечательное качество.

Официант принес напитки, и Луэллин расплатился.

Он взглянул на бокал, который женщина обхватила ладонями.

– Бренди?

– Да. Хорошо помогает.

– Почувствовать себя в одиночестве?

– Да. И свободной.

– А вы не свободны?

– Разве кто-нибудь из нас свободен?

Луэллин задумался. Она произнесла эти слова без горечи, с какой их обычно говорят. Просто задала вопрос.

– «Человек привязан к своей судьбе». Вы это ощущаете?

– Нет, не совсем. Хотя понимаю это ощущение. Ведь наш жизненный путь предначертан, как курс корабля, и мы должны следовать по нему, как идут по курсу корабли. И пока мы его придерживаемся, с нами все в порядке. Но я скорее себя ощущаю как сбившийся вдруг с курса корабль. Чувствуешь себя потерянным среди стихии ветра и моря, не знаешь, где находишься, понимаешь, что не свободен, во власти чего-то непонятного… Какую ерунду я говорю! Наверное, бренди действует.

– Отчасти и бренди, конечно, – согласился с ней Луэллин. – Но куда он вас уносит?

– О, прочь от… в общем, прочь…

– А что гонит вас прочь?

– Ничего. Совершенно ничего. В этом-то и весь ужас. Мне повезло в жизни. У меня есть все. – Она мрачно повторила: – Все… Это не значит, что у меня не было горя, потерь. Речь не об этом. Я не тоскую и не убиваюсь по прошлому. Не пытаюсь вернуть его и пережить заново. Не хочу ни возвращаться, ни идти вперед. Я просто хочу куда-то уехать. Когда я сижу здесь и пью бренди, я уплываю куда-то за бухту, все дальше и дальше… в какое-то воображаемое место, которого на самом деле не существует. Это похоже на полеты, которые снились нам в детстве… летишь куда-то, легкий, невесомый…

Взгляд ее широко раскрытых глаз вновь ушел в себя. Луэллин наблюдал за ней.

Она вдруг вздрогнула и вернулась к действительности:

– Извините.

– Не возвращайтесь. Я ухожу. – Он поднялся. – Можно мне изредка приходить и разговаривать с вами? Если вам это неприятно, так и скажите. Я пойму.

– Нет, я не против, чтобы вы приходили. Спокойной ночи. Я еще посижу. Понимаете, мне не всегда удается прийти сюда.

Через неделю они встретились снова.

– Я рада, что вы еще не уехали, – сказала она, как только Луэллин сел рядом. – Думала, что вы, наверное, уехали.

– Пока поживу здесь. Не время еще уезжать.

– А куда вы поедете отсюда?

– Не знаю.

– Ждете распоряжения?

– Можно сказать и так.

– Прошлый раз, – медленно сказала она, – мы говорили только обо мне. А о вас – ни слова. Почему вы приехали сюда, на этот остров? У вас была какая-то причина?

– Наверное, та же, по которой вы пьете бренди. Мне тоже хотелось уехать, только в моем случае от людей.

– От людей вообще или каких-то определенных?

– Нет, не вообще от людей. От тех, кто меня знает… или знал… кем я был.

– Что-то… случилось?

– Да.

Она подалась вперед:

– Как у меня? Вас сбило с курса?

Он энергично покачал головой:

– Нет, совсем не так. Произошло что-то с внутренним содержанием моей жизни. Раньше в нем были цель и смысл.

– Но то, что вы сказали о людях…

– Они не понимают. Жалеют меня и хотят вернуть назад… к тому, с чем уже покончено.

Женщина наморщила лоб:

– Я не совсем…

– У меня была работа, – пояснил Луэллин, улыбнувшись. – Я ее потерял.

– Важная работа?

– Не знаю. – Он задумался. – Мне казалось, важная. Но человек не может знать, что важно, а что нет. Надо учиться не доверять собственным оценкам. Они всегда относительны.

– И вы оставили свою работу?

– Нет. – Он снова улыбнулся. – Меня уволили.

– О! – Она, казалось, была поражена. – Вы переживали?

– Конечно, переживал. Как и любой переживал бы на моем месте. Но сейчас с этим покончено.

Она нахмурилась, глядя на свой пустой бокал, и чуть повернула голову. Официант немедленно принес другой, полный.

Она отхлебнула пару глотков и сказала:

– Можно мне задать вам вопрос?

– Да, пожалуйста.

– Как вы думаете, счастье очень важно?

Луэллин задумался.

– Трудный вопрос. Если бы я сказал, что счастье чрезвычайно важно и в то же время не имеет никакого значения, вы бы приняли меня за сумасшедшего.

– Вы не могли бы выразиться яснее?

– Это как секс. Он жизненно важен и в то же время ничего не значит. Вы замужем? – Он заметил на ее пальце узенькое золотое кольцо.

– Да, второй раз замужем.

– Вы любили своего мужа?

Луэллин употребил единственное число, и она ответила не лукавя:

– Любила больше всех на свете.

– Когда вы вспоминаете свою жизнь с ним, что вам прежде всего приходит на ум, какие моменты навсегда врезались в память? Была ли эта ваша первая близость или что-то еще?

Она неожиданно засмеялась с очаровательной веселостью.

– Его шляпа, – сказала она.

– Шляпа?

– Да. Во время нашего медового месяца у него ветром унесло шляпу, и он купил новую – местную, такую смешную соломенную шляпу. Я сказала, что она больше подойдет мне, и надела ее. А он надел мою – маленькую легкомысленную шляпку, какие носят женщины. Мы посмотрели друг на друга и расхохотались. Он сказал, что все туристы обмениваются шляпами, а потом вдруг говорит: «Господи, как же я тебя люблю»… – Голос ее прервался. – Этого я никогда не забуду.

– Вот видите? Незабываемыми оказались волшебные мгновения единодушия, нежности, но не секс. И в то же время если сексуальные отношения не ладятся, брак обречен. То же самое и с пищей. Она необходима, без нее человек не может жить. Но как только вы насыщаетесь, она перестает вас интересовать. Счастье – тоже один из источников жизни, оно способствует развитию, это великий учитель, но никак не цель жизни. Само по себе оно не дает полного удовлетворения. – Он тихо спросил: – Так это счастья вам не хватает?

– Не знаю. Я должна быть счастлива. У меня для этого есть все.

– Но вы хотите чего-то большего?

– Меньшего, – живо ответила она. – Я хочу от жизни меньшего. У меня слишком всего много. – И неожиданно добавила: – А это так тяжело.

Они некоторое время посидели молча.

– Если бы только я знала, – сказала она наконец, – если бы хоть немного понимала, чего хочу, вместо того чтобы впадать в уныние.