Мэри Уэстмакотт - Бремя любви

– Это было нетрудно осуществить.

– В известном смысле – да. Но для вас это была бы обязывающая встреча. А мне хотелось поговорить с вами в такой обстановке, где вы могли бы, если бы захотели, послать меня к черту.

– Ну что ж, сейчас как раз подходящий для этого случай. У меня больше нет никаких обязательств.

– Вы говорите о здоровье или о взглядах? – внимательно взглянув на него, спросил Уилдинг.

– Я бы сказал, что это вопрос функциональный.

– Гм. Не очень понятно.

Луэллин ничего не ответил.

Уилдинг стал складывать свои вещи.

– Мне хотелось бы объяснить, как получилось, что я попал в «Олимпию» на вашу проповедь. Буду откровенен, потому что, полагаю, вас не может оскорбить правда, в которой нет злого умысла. Мне очень не понравилось и до сих пор не нравится все, что символизировала собой та проповедь. Не могу выразить, какой протест вызывают у меня массовые религиозные мероприятия, да еще транслируемые по громкоговорителю. Они оскорбляют во мне все чувства.

Уилдинг заметил, что по лицу Луэллина скользнуло едва заметное насмешливое выражение.

– Вам мои рассуждения кажутся глупыми, слишком английскими?

– О нет, я воспринимаю их как некую точку зрения.

– Так вот, как уже говорил, я пришел на проповедь, заранее настроившись критически. Зная, что буду оскорблен в лучших чувствах.

– А ушли, примирившись?

Вопрос прозвучал скорее насмешливо, чем серьезно.

– Нет, мои взгляды в основном не изменились. Общение с Богом на меркантильной основе мне претит.

– Даже в меркантильном обществе, в наш меркантильный век? Разве мы не приносим Богу сезонные дары?

– Да, это, конечно, довод. Но меня поразило другое, то, чего я не ожидал. Ваша явная искренность.

– Но это же само собой разумеется.

– Сейчас, когда с вами познакомился, я это понимаю. Но тогда мне показалось, что это могло быть жульничеством, удобным, хорошо оплачиваемым жульничеством. Есть же политическое жульничество, почему не может быть религиозного? Даром слова вы, безусловно, обладаете. И извлечь наибольшую выгоду из него, как мне представляется, можно было бы, занявшись широкомасштабной деятельностью, которую вы сами или кто-то еще организовали. Последнее, как я полагаю?

– Да, такая возможность мне была предоставлена, – сдержанно сказал Луэллин.

– Не жалея расходов?

– Не жалея расходов.

– Вот это-то меня и заинтриговало, после того как я вас увидел и услышал. Как вы могли все это терпеть?

Уилдинг перебросил через плечо свою поклажу.

– Может быть, вы как-нибудь пообедаете со мной? Мне будет очень интересно с вами побеседовать. Мой дом вон там, на мысе. Белая вилла с зелеными ставнями. Но если вы не хотите, скажите прямо, не трудитесь искать предлог для отказа.

Луэллин на мгновение задумался.

– С удовольствием приду.

– Отлично. Сегодня вечером?

– Спасибо.

– В девять. Переодеваться не надо.

Уилдинг зашагал вниз по склону. Луэллин постоял, глядя ему вслед, и повернул по знакомой дороге обратно.

– Вам на виллу сеньора сэра Уилдинга?

Извозчик потрепанного двухместного экипажа был искренне заинтересован. Карета была разрисована веселенькими цветочками, лошадь украшена голубыми бусами. Лошадь, экипаж и сам хозяин выглядели безмятежно радостными.

– Очень приятный человек, сеньор сэр Уилдинг, – сказал возничий. – Не чужак здесь, наш. Дон Эстобаль, владелец виллы и земли, был очень стар. Его обманывали, а он целыми днями читал книги. И все время приходили новые и новые. Некоторые комнаты на вилле с пола до потолка уставлены книгами. Зачем человеку столько книг, ума не приложу. Когда он умер, мы все гадали, продадут виллу или нет. Но приехал сэр Уилдинг. Он часто здесь бывал мальчиком. Сестра дона Эстобаля была замужем за англичанином. Ее дети и внуки приезжали сюда на каникулы. После смерти дона Эстобаля вилла перешла к сэру Уилдингу. Он приехал, начал приводить поместье в порядок. Много денег потратил. Потом началась война, и он надолго уехал, но перед отъездом говорил, что, если его не убьют, он сюда вернется. И правда, вернулся. Вот уже два года, как живет здесь с новой женой.

– Он женат второй раз?

– Да. – Извозчик доверительно понизил голос: – Его первая жена была дурной женщиной. Правда, красивая, но изменяла ему с другими мужчинами, даже здесь, на острове. Не надо было ему на ней жениться. Плохо он разбирается в женщинах, слишком им доверяет. – И почти извиняющимся тоном добавил: – Мужчина должен понимать, кому можно верить. А сэр Уилдинг не понимает. И женщин не знает. Видно, уж и не научится.

Сэр Уилдинг принял гостя в длинной узкой комнате, до потолка уставленной книгами. Окна были открыты, и откуда-то снизу доносился приглушенный ропот моря. На низком столике у окна стояли напитки.

Уилдинг приветствовал Луэллина с явным удовольствием. Извинился за отсутствие жены.

– Она страдает мигренями. Я надеялся, что здесь в тишине и покое они пройдут, но пока заметного улучшения не видно. А врачи, кажется, не могут ей помочь.

Луэллин вежливо выразил ему свое сожаление.

– Она много пережила. Молоденькой девушке выдержать такое было не под силу. Она и сейчас еще очень молода.

– Я вижу, вы ее очень любите, – мягко заметил Луэллин, вглядываясь в выражение его лица.

Уилдинг вздохнул:

– Наверное, слишком сильно, в ущерб собственному счастью.

– А она счастлива?

– Никакой любовью не компенсировать тех страданий, через которые она прошла! – взволнованно воскликнул он.

Между двумя мужчинами установилась необычная душевная близость, которая возникла в первые же минуты их знакомства. Несмотря на то что у них не было ничего общего – они были разными по национальности, воспитанию, образу жизни, взглядам, – они общались без обычных в таких случаях сдержанности и условностей. Их будто вынесло вместе на необитаемый остров, или им пришлось проплавать долгое время на одном плоту. Они были совершенно откровенны друг с другом, как дети в простоте душевной.

Подали обед, и они прошли в столовую. Это была отличная простая еда за красиво сервированным столом. От вина Луэллин отказался.

– Если вы предпочитаете виски…

Луэллин покачал головой:

– Нет, спасибо. Я пью только воду.

– Простите, это что, ваш принцип?

– Нет. По существу, это образ жизни, которого я больше не обязан придерживаться. Теперь нет никакой причины, по которой я не мог бы пить вино, просто я к нему не привык.

При слове «теперь» Уилдинг резко поднял голову. Его это очень заинтересовало. Он уже готов был задать вопрос, но сдержался и заговорил на другие темы. Обладая обширными познаниями в самых разных областях, он был не только прекрасным собеседником, не только много путешествовал по самым неизведанным уголкам земли, но и умел заставить слушателя прочувствовать все, что повидал и пережил сам. Если вы хотели побывать в пустыне Гоби, или в Феззане, или в Самарканде, то, поговорив об этих местах с Ричардом Уилдингом, могли считать, что их посетили.