Мэри Уэстмакотт - Бремя любви

– Какая ты милая! – Он притянул ее к себе, нежно, почти робко поцеловал.

Ее губы ответили ему.

«Вот сейчас я могу сказать ей… – мелькнула мысль, – что я ее люблю… и когда получу диплом, мы сможем обручиться. Попрошу ее подождать меня. С Кэрол я буду в безопасности».

Но слова так и остались невысказанными. Будто чья-то осязаемая рука сдавила ему грудь, не дав ничего сказать. Реальность ощущения его испугала. Он встал.

– Как-нибудь, Кэрол, как-нибудь в другой раз мы с тобой поговорим.

Она посмотрела на него и рассмеялась. Она не так уж жаждала его признаний, предпочитая, чтобы все оставалось по-прежнему. Она невинно наслаждалась своим девичьим триумфом, принимая ухаживания молодых людей. Когда-нибудь они с Луэллином поженятся. Она была уверена в нем, ощутив в его поцелуе волнение.

Ну а что касается отсутствия у него честолюбия, это на самом деле ее не очень беспокоило. Женщины ее отечества имеют власть над мужчинами. Именно женщины руководят карьерой мужчин, побуждая их к успеху. Руководят с помощью их главного оружия – детей. Ведь они с Луэллином захотят дать своим детям все лучшее. Это и будет для Луэллина стимулом двигаться вверх.

Луэллин возвращался домой в состоянии смятения. Какие странные ощущения он пережил. Вспоминая недавние лекции по психологии, он с опаской принялся анализировать свои переживания. Может быть, его организм сопротивляется сексу? Но почему? За ужином он смущенно поглядывал на мать, пытаясь решить, нет ли у него эдипова комплекса. Тем не менее перед возвращением в колледж он обратился именно к ней, чтобы развеять свои сомнения.

– Тебе, по-моему, нравится Кэрол? – спросил он неожиданно.

«Ну вот, – подумала она с болью в сердце, – и пришло это время». Но ответила спокойно:

– Она милая девушка. И отцу, и мне она нравится.

– На днях я хотел сказать ей…

– Что любишь ее?

– Да. Хотел попросить ее подождать меня.

– Если она любит тебя, сынок, то в обещаниях нет необходимости.

– Но я ничего не смог сказать, слова как-то не шли.

Она улыбнулась:

– Пусть тебя это не тревожит. Мужчины в таких случаях лишаются дара речи. И твой отец день за днем только сидел и смотрел на меня. Причем скорее с ненавистью, чем с любовью, не в состоянии ничего вымолвить, кроме «Как дела?» и «Какая прекрасная погода».

– Но со мной было что-то другое, – хмуро сказал Луэллин. – Будто чья-то рука отталкивала меня. Как будто мне запрещалось говорить.

Мать поняла всю остроту его тревоги.

– Может быть, Кэрол тебе все-таки не подходит, – осторожно сказала она и, чтобы предварить его возражения, торопливо добавила: – В молодости, когда бурлит кровь, определить это трудно. Но в тебе есть что-то… Может, твое истинное «я», которое знает, что тебе нужно, а что нет, спасает тебя таким образом от самого себя и вредных порывов.

– Что-то внутри… – Луэллин задумался. Потом в отчаянии взглянул на мать. – Я ничего о себе не знаю.

Вернувшись в колледж, он постарался заполнить все свое время работой и общением с друзьями. Страх исчез, и к Луэллину вернулась уверенность. Он читал глубокомысленные диссертации о проявлении сексуальности в юношеском возрасте и теперь уже вполне сносно разбирался в самом себе.

Колледж он окончил с отличием, и это тоже укрепило его уверенность в себе. Домой он возвратился с готовым планом относительно своего будущего. Он сделает предложение Кэрол, обсудит с ней возможности, которые открылись перед ним после получения диплома. Луэллин испытывал огромное облегчение оттого, что четко представлял, как будет складываться его дальнейшая жизнь. Подходящая работа, которую он будет добросовестно и со знанием дела выполнять, любимая девушка, с которой он создаст семью и заведет детей.

Вернувшись домой, он стал активно посещать все местные празднества. В толпе людей они с Кэрол всегда были вместе, и их уже воспринимали как жениха и невесту. Он почти никогда не бывал один, а по ночам крепко спал, и ему снилась Кэрол. Это были эротические сны, и он им радовался. Значит, у него все нормально, все как и должно быть.

В этой уверенности он и жил, пока однажды, к его удивлению, отец вдруг не спросил:

– Что с тобой происходит, сын?

– А что происходит?

– Ты сам не свой.

– Но у меня все в порядке. Я никогда себя так хорошо не чувствовал.

– Физически – возможно.

Луэллин удивленно уставился на отца. Сухопарый старик отрешенного вида с глубоко запавшими горящими глазами медленно кивнул:

– Иногда человеку необходимо побыть одному.

Он не сказал больше ничего, повернулся и ушел. Луэллин тут же почувствовал, как внутри нарастает прежний необъяснимый страх. Меньше всего он хотел быть один. Он не мог, не должен оставаться один.

Тремя днями позже он пришел к отцу и сказал:

– Я ухожу в горы. Один.

Ангус кивнул:

– Хорошо. – Его загадочный взгляд с пониманием остановился на сыне.

Луэллин подумал: «Это от него мне что-то передалось… только он знает, что именно, а я – пока нет».

В этих пустынных местах Луэллин провел почти три недели, и за это время с ним происходили странные вещи. С первых же дней одиночество показалось ему вполне терпимым. Теперь он удивлялся, почему так упорно с ним боролся.

Луэллин много размышлял о себе, своем будущем и о Кэрол. Все выглядело отчетливо и логично. И он не сразу понял, что смотрит на свою жизнь со стороны, как зритель, а не как ее участник. Это происходило потому, что, как бы ни казались понятны и логичны события его спланированной жизни, сама она не была реальностью. Он любил Кэрол, желал ее, но жениться он не станет. Его ждали другие дела. Какие, он пока не знал. Когда он полностью осознал этот факт, наступила следующая фаза, которую он мог бы определить как период пустоты, гулкой полной пустоты. Как будто от него осталась одна оболочка, а внутри – ничего. Но ушел и страх. Обретя пустоту, он избавился от страха.

В этот период он почти ничего не ел и не пил.

Порой, как ему казалось, он начинал бредить. Перед ним, будто мираж, возникали какие-то сцены, люди.

Раз или два он отчетливо увидел какое-то лицо. Женское лицо, которое его очень взволновало. Тонкого, красивого рисунка, с запавшими висками, темными, убранными назад волосами и глубокими, почти трагичными глазами. Позади нее он однажды увидел пламя, а другой раз неясные очертания церкви. И одновременно обнаружил, что лицо принадлежит девочке. Оба раза он почувствовал ее страдание. «Если бы только я мог помочь…» – подумал он, в то же время понимая, что помочь невозможно. Сама мысль об этом была абсурдна.

В следующий раз он увидел огромный офисный стол из светлого блестящего дерева, а за ним – мужчину с тяжелой челюстью и маленькими живыми голубыми глазами. Мужчина подался вперед, как бы говоря что-то и для большей убедительности размахивая небольшой линейкой.