Артур Моррисон - Сыщик Мартин Хьюитт

— Нет, не шутка. По моим расчетам мистер Холламс уже должен быть за решеткой, — месть за вашу с ним небольшую размолвку сегодня днем.

— Что вам об этом известно? Ну, прямо скажу, накрыли вы меня знатно. Полагаю, вы все время следили за мной?

— Ну, да. Я все время был где-то рядом. Я сразу догадался, что вы захотите смыться из города, если Холламса возьмут, — Хьюитт похлопал себя по нагрудному карману, — и я прекрасно знал, что перво-наперво вы сделаете все, чтобы забрать это. Вы спрятали камень, потому что знали, что Холламс наверняка захочет вас обыскать, если у него вдруг появятся какие-то подозрения.

— Да, это правда. Двое парней однажды вечером порылись в моих карманах, и кто-то заходил ко мне домой. Но другого я и не ожидал, ведь Холламс — жадный свин. Как только ты попадаешь к нему под колпак, сразу лишаешься доброй половины своего улова, а если сливаешься, он тебя находит. Но это я отдавать ему не собирался. Полагаю, вы не ответите мне на вопрос, каким образом вы на нас вышли?

— Нет, — ответил Хьюитт.

Несмотря на нехватку нужных реквизитов, нам пришлось остаться в деревне на ночь. Поздних поездов в тот вечер не оказалось. Мы рассказали сэру Валентину историю об ирландце, чему он очень подивился.

— История Лими, конечно, звучала неправдоподобно, — сказал Хьюит, — но все его злоключения очень подозрительно указывали в одном направлении: определенные личности невероятно сильно желали получить то, что ожидали у него найти. Когда он рассказывал про свое приключение с сумкой, я тут же вспомнил про заметку в газете об аресте Уилкса и последующее его освобождение. Сказать, что такое совпадение было весьма любопытным, — ничего не сказать: та самая станция, на которой ожидали вора, и на следующий же день после ограбления. Кеддерби — одна из немногих станций на этом направлении, на которых не останавливаются поезда после того часа, когда была совершена кража, так что вернуться грабитель мог только на следующий день. Когда Лими узнал Уилкса на фото, мои подозрения усилились. Очевидно, он вез с собой награбленное добро. Беседа несчастного и невинного ирландца с Холламсом показала, — точнее, столь высокое вознаграждение в пять фунтов показало, — что привез он действительно что-то ценное. Холламс, очевидно, принял Лими за одного из криминальных дружков Уилкса, потому что тот употреблял воровские словечки а-ля «блёстки» и «положенное», и сказал (в терминах, которые Лими понять не смог), что любую добычу нужно в первую очередь нести ему самому, то есть Холламсу. И, конечно, было бы очень странно, если бы в этой сумке лежали не ценности из Рэдкот-Холла, потому что на тот момент никакая другая крупная кража не оглашалась.

Далее, среди украденных украшений лишь одно было выдающимся — знаменитый рубин. Вряд ли Холламс подвергал бы себя таким рискам, пытаясь отравить, побить, подкараулить бедолагу Лими и обыскать его жилище ради какого-то обычного украшения, — да на самом деле ради любого, кроме этого рубина. Так что на фоне всех этих событий у меня сформировалось очень сильное подозрение, что Холламс отчаянно ищет этот камень. У Лими его не было, в этом я не сомневался — его манера говорить, его история, да и вообще вся личность говорили о том, что этот человек к делу причастен лишь случайно. Тогда единственным возможным «владельцем» украшения оставался Уилкс, и у него определенно был соблазн прикарманить его себе, не делясь столь ценной добычей со своим лондонским боссом. Передача сумки ирландцу дала ему огромный шанс отвести от себя подозрения, и результат налицо. Самая отчаянная из атак Холламса на Лими, несомненно, была предпринята с целью убить или покалечить его на железнодорожной станции, чтобы получить возможность под видом доктора обыскать несчастного. В то время он, вероятно, был на грани отчаяния, потому что, не сомневаюсь, весь тот день ходил по пятам за Лими в попытках найти возможность добраться до его карманов.

Побег Уилкса от Холламса подтвердил мои предыдущие догадки. Холламс, наконец удостоверившийся, что у Лими желанного украшения нет, пришел к выводу, что Уилкс обводит его вокруг пальца и попытался шантажом выманить у сообщника камень при помощи второго негодяя и пистолета. Остальные мои действия вполне ясны. Я знал, что Уилкс не упустит возможности забрать камень, если узнает, что Холламс заперт в тюрьме. Я снабдил его несколькими фунтами и позволил вывести нас к своему тайнику, что он и сделал. Думаю, это все.

— Должно быть, он из моего дома прямиком отправился на кладбище, — заметил сэр Валентин, — чтобы спрятать награбленное. Это было действительно хладнокровно.

— Только твердая и холодная рука может в одиночку провернуть такую кражу, — ответил Хьюитт. — Думаю, что все его инструменты вместе с остальными украшениями были как раз в той сумке, которую перевозил Лими. Должно быть, это какой-то небольшой и аккуратный набор.

И это действительно оказалось так. Вернувшись в город на следующий день, мы убедились, что ту сумку вместе со всем ее содержимым (а также вместе со многими другими крадеными вещами) забрала полиция во время своего неожиданного визита в дом номер 8 на Голд-стрит.

Холламс с Уилксом по полной получили заслуженные сроки каторжных работ к невероятной радости Мика Лими. Кстати, сейчас я периодически вижу Лими, облаченного в благородную униформу и бдительно охраняющего вход в один известный лондонский ресторан. Больше он ни разу не получал пятифунтовых банкнот за перенос сумок, да и теперь знает Лондон достаточно хорошо, чтобы от кого-то этого ожидать.

Прошло уже много лет с того дня, когда камея Стенуэя собрала вокруг себя много шума, и единственный человек, меньше всего желавший предавать реальные факты этого дела огласке, некоторое время назад умер, не оставив после себя ни родственников, ни каких-либо других представителей. Поэтому, думаю, никому не навредит, если подлинная история этого случая станет достоянием общественности. Наоборот, она лишь упрочит профессиональную репутацию Хьюитта, который, по предположениям многих, ничего не смог сделать, чтобы развеять эту тайну. В настоящее время знатоки древних предметов искусства часто задаются вопросом, увидит ли общество еще хоть когда-нибудь эту невероятную камею, так неожиданно обнаруженную и столь быстро украденную. Но теперь больше никому не придется задавать этот вопрос.

Эта камея, как можно узнать из многочисленных описаний и документов, опубликованных в то время, оценивалась экспертами как замечательно сохранившаяся. Это был трехслойный сардоникс — из тех редчайших агатовых камей, на которых художник смог полностью выразить себя в трех разных цветах камня: нижний слой — фон, а средний и верхний слои — рельефный рисунок. Это была настоящая гигантесса среди камей — целых семь с половиной на шесть дюймов. Сюжетом она походила на известную камею Гонзага, ныне принадлежащую российскому царю: мужская и женская головы с имперской символикой. Но только в этом случае она изображала Тиберия Клавдия и Мессалину. Эксперты склонялись к тому, что эта работа, вероятно, принадлежит Афиниону, известному резцу по драгоценным камням первого века нашей эры, чья самая знаменитая работа, дошедшая до наших дней, — небольшая камея с мифологическим сюжетом, в настоящее время хранящаяся в Ватикане.