Кэй Стрэхен - Следы

Я сломал два стула, прежде чем понял, какой же я дурак — пытаюсь выломать тяжелую дубовую дверь хрупким стулом из клена.

Я заметил, что Люси пропала. Я побежал к ней в комнату. Там горел свет, и я увидел, что она ведет себя гораздо более трезво, чем я: пытается открыть замок пилочкой для ногтей и шпилькой. Шум в коридоре не прекращался. Все кричали и звали, и бились в свои двери, пытаясь снять их с петель… Все, кроме Олимпии. Я расскажу о ней позже.

Я подбежал к окну Люси. В голове промелькнула бешеная идея выбраться через него. Я чуть не выпрыгнул оттуда вниз головой. Но вдруг меня охватил панический страх, и единственной мыслью в голове в тот момент был страшный суд, о котором постоянно рассказывает тетушка Грасия. Мне понадобилось целых полминуты, чтобы осознать, что «новый мир» для меня сегодня будет не более, чем тяжелым падением в снег. Я открыл окно. На наружный подоконник намело два фута снега. Я высунулся на улицу. За облаком показалась жуткая луна. Снег прекратился. Люси вцепилась в меня и сказала, что мы не можем вылезти из этого окна. Все это кажется незначительным; но я хочу излагать события максимально определенно: нужно зафиксировать все, что происходило за другими запертыми дверьми. Тебе это может не показаться незначительным. Я пытаюсь предоставить тебе факты. Ты должна попытаться их связать и объяснить.

Я знал, что Люси как раз собиралась выбраться через окно. Я его закрыл. Она тряслась от холода и страха, так что я укрыл ее одеялом. Она снова принялась ковырять замок пилочкой. Я начал обыскивать ее письменный стол в надежде найти что-то более действенное. Я заметил время на ее маленьких часах. Было без десяти двенадцать. Казалось, что выстрел раздался уже очень давно, хотя на деле не прошло и десяти минут. Крис сказал, что посмотрел на часы сразу, как зажег лампу, и они показывали без четверти двенадцать. Вроде бы все сходится.

Крис заметил, что Ирен с ним нет, как только его разбудил выстрел; он признался, что был вне себя от страха. Если бы не так, то он смог бы выбраться из своего окна и по крыше веранды пробежать прямо к окну отца. Но он, конечно же, и понятия не имел, что выстрел прогремел в отцовской комнате. Но если бы он был в себе — в тот момент нам всем этого не хватало, — он бы обязательно пробежался по крыше, чтобы добраться хоть до кого-то из членов семьи.

На столе у Люси я обнаружил собачку от молнии не перчатках и попробовал ей отпереть дверь — конечно, все бестолку. Думаю, что и остальные к тому времени уже пытались что-то сделать со своими замками, потому что в доме стало заметно тише. Полагаю, что мы с Люси никого не звали потому, что уже нашли друг друга. Все остальные звали. Особенно тетушка Грасия — она без остановки кричала деду: «Отец! Ты ранен? Отец! С тобой все в порядке?» Мы с Люси слышали, как дедушка ей отвечает, но вот тетушка Грасия, кажется, совсем его не слышала. Думаю, что она была слишком взволнована и напугана, чтобы слушать. Крис словно команч [18] Североамериканский индеец. , непрестанно звал Ирен.

Удивительно, Джуди, как все мы могли знать, что случилось что-то ужасное? Ведь на К‑2 никогда не происходило ничего ужасного. Тогда почему звук выстрела в доме поздно ночью заставил нас всех паниковать? Думаю, что ответ кроется в запертых дверях. Да, нас всех определенно свели с ума запертые двери, а не выстрел.

Мы с Люси все еще пытались возиться с замком, как вдруг Ирен снаружи вставила туда ключ. Она отперла дверь и будто мяукнула: «Ваш отец!», а затем побежала по коридору к комнате Криса.

Первым делом Ирен открыла дверь Люси. Люси выбежала впереди меня, так что она первая и очутилась в комнате отца — да, в бывшей комнате Ирен. Отец лежал в кровати. Ирен натянула стеганое покрывало ему под подбородок.

Люси подбежала и схватилась за отца. Наша сестренка безупречно воспитана до мозга костей. Она не кричала. Не упала в обморок. Не издала ни звука. Она просто обернулась и посмотрела на меня. И все. Проблема в том, что этот парализованный вид так до сих пор и не сошел с ее лица. Оно просто застыло и не шевелится, даже по прошествии двух дней.

Я не мог совладать с собой следующие несколько минут. Крис, дедушка, тетушка Грасия и Ирен были в комнате до того, как я успел осознать, что отец мертв. Затем я подумал, что он застрелился.

Люси отошла от кровати, уступая дедушке место. Дед посмотрел на нас и сказал:

— В Ричарда выстрелили. Его убили.

И почему только дедушка, не имея на руках никаких доказательств, мог так точно знать, что это было не самоубийство? Я не хочу расплываться в убогих сентиментальностях; просто очень мерзко осознавать, что, несмотря на то, что отец всю жизнь работал так, чтобы никто в нем не мог усомниться, дедушка был единственным человеком в тот момент, кто, без каких-либо доказательств, про себя не обвинил его в самоубийстве. Хотел бы я сказать, что мы сразу согласились с дедушкой в этом. Но нет. Нет, никто из нас этого не сделал.

Крис пробормотал что-то про пистолет. Он начал переворачивать простыни в поисках оружия. Тетушка Грасия последовала его примеру. И Ирен тоже. И я. Но мы не нашли никакого пистолета. Отец не убивал себя. Его застрелили с расстояния не менее нескольких футов из пистолета 38 калибра. А поскольку в наших краях почти у всех есть Кольт 38 калибра, нам нечего (хотя Крис твердит обратное) извлечь из этой информации. К чему я все это подвожу: отец не убивал себя. Чуть позже я распишу это поподробнее.

Люси была первой, кто заметил открытое окно и свисавшую из него веревку. Теперь, Джуди, читай очень внимательно и подумай, что можно с этим сделать.

Окно было широко распахнуто. Через подоконник была перекинута толстая веревка. Конец веревки был привязан скользящим узлом к одной из тяжелых ножек кровати. Веревка тянулась через ковер на полу к окну, через подоконник, по крыше веранды и свисала до земли.

Выглядит довольно просто, неправда ли? Какой-то подлец пристрелил отца и с помощью веревки сбежал через окно. Но вот только веревка была покрыта снегом, и ни на подоконнике, ни на крыше и вообще нигде на снегу не было ни одного следа.

Когда я увидел эту веревку, я собирался по ней вылезти прямо на крышу, но Крис меня остановил. Он сказал мне не следить на снегу. И сказал, что нам нужен фонарь. Я побежал за ним на кухню. Прочти это, Джуд. Я уже это говорил, но хочу сказать еще раз. Мы осветили фонарем всю крышу веранды: снег на ней лежал нетронутый, будто белая простыня.

Крис посмотрел на часы на отцовской каминной полке. Было десять минут первого. Значит с момента выстрела прошло не более двадцати пяти минут. Даже для очень обильного снегопада нехватило бы времени укрыть свежие следы. Мы снова подошли к окну. Снег не шел. И я знаю, что без десяти двенадцать его тоже не было. Не было никаких сомнений: веревкой никто не воспользовался. Или, как настаивает Крис, ей никто не воспользовался в качестве средства побега. Но поскольку он не может сформулировать на этот счет никакой теории, я оставляю тебе все, как есть, и продолжаю дальше.