Кэй Стрэхен - Следы

Люси посмотрела на меня, сделала глубокий вдох и разрыдалась. На мгновение мне показалось, что это были слезы облегчения. Но это оказалось не так.

— Было намного лучше, — всхлипывала она, — думать, что это сделала Олимпия по неосторожности. Больше никто из нас не мог сделать этого случайно. И к тому же, для Олимпии не существует реальности. Нил, — Нил, — пойми, — и все мы остальные!

Она это сказала, Джуди. Все мы остальные. Чем больше я об этом думаю, тем более убеждаюсь в том, что Люси права, совершенно права насчет драмы, которую разыграла Олимпия во вторник вечером. Это действительно очевидно. Но я не верю, что Олимпия могла сделать это, чтобы проучить дядю Финеаса или чтобы быть в центре внимания. Я знаю, что она слишком хорошая женщина, чтобы соблазниться на подобное. Я думаю, что своим поведением она хотела вызвать в нас то, что оно вызвало, по крайней мере, во мне. Она хотела снять подозрение со всех членов нашей семьи.

К черту все, Джуд! Почему я раньше не подумал ни о чем подобном? Почему никто не подумал? Улавливаешь иронию? Олимпия, единственный человек на ранчо — думаю, что еще можно исключить Ирен, — который мог совершить такую ошибку, была единственной, кто об этом подумал. Если Крис или тетушка Грасия или я обладали достаточным умом, чтобы это постигнуть, мы бы смогли убедительно во всем разобраться.

Не знаю, единственный ли я дурак во всем доме. Если кто-то еще сомневался в истории Олимпии, они об этом никак не давали понять. Хотя, конечно, дедушка засомневался в ней с самого начала. Его первый вопрос (уверен, я об этом тебе уже сказал) был о том, не выстрелила ли нечаянно сама Олимпия. Это так же объясняет его нежелание сразу отпускать меня в Квилтервилль. И еще, когда приехали полицейские, дедушка тут же отвел их всех к себе в комнату. Он сказал им, что Олимпия не в том состоянии, чтобы беспокоить ее вопросами. Понимаешь, он хотел рассказать историю Олимпии за нее.

И когда я услышал, как он говорит: «Миссис Квилтер во вторник вечером разбудили посторонние звуки в ее спальне. Она открыла глаза и увидела, как к ней крадется мужчина; лицо мужчины было спрятано за красной маской, которую мы позднее обнаружили на полу. От ужаса она потеряла сознание…», я просто подумал, что в тот момент он был слишком потерян, чтобы пускаться во все подробности ее рассказа.

Сейчас мне кажется, что Крис бросил косой взгляд на дедушку, когда тот рассказывал историю Олимпии. Если я прав, то это вполне могло означать, что в тот момент мы с Крисом думали об одном и том же. Думаю из-за страха за это мне несколько раз казалось, что в последнее время дедушка начал слабеть умом. Но это совсем не так. И этот случай это доказывает. Теперь я понимаю, что даже если у дедушки откажет половина его былой сообразительности, то он всем нам даст фору.

Кажется, Джуди, на сегодня мне сказать больше нечего. Мы снова пришли к тому месту, откуда начали, — к ночи, когда убили отца. Я устал. Не буду больше грузить тебя этими посланиями мистера Микобера [21] Мистер Микобер — Уилкинс Микобер, неисправимый оптимист и неудачливый прожектер, персонаж романа Диккенса «Дэвид Копперфилд» . Я не знаю, кто убийца. И не хочу знать. Ты не знаешь. И я не хочу, чтобы знала. Так что никаких больше мозговых штурмов, никакого трепета, ложного ликования и всего одно извинение: прости, Джуд, что я вообще начал весь этот бред

Твой любящий брат,

20 октября 1900, суббота

Дорогая Джуди,

У меня есть новость, которая была бы хорошей для нас всех недели две назад. Дядя Финеас сегодня вернулся домой с 45 000$ в своей банковской книжке. То есть, пойми, он открыл счет в портлендском банке на 45 000$.

В прошлом июне, обследуя Малур-Кантри, он заехал в старый золотопромышленный район. Там он обнаружил кварцевую шахту. В августе дядя Финеас вернулся домой и сразу же поехал в Портленд, чтобы попытаться заинтересовать в ней каких-нибудь капиталистов из восточных штатов. У него получилось. И, наконец, в конце сентября, он взял с собой в разведочное путешествие в Малур-Кантри двух богатеев-энтузиастов, чтобы обследовать это место.

Они уже ехали обратно в Портленд подписывать бумаги и закрывать сделку, когда до дяди Финеаса дошло известие о том, что произошло в понедельник ночью восьмого октября. Как ты знаешь, он сразу приехал домой. Но он назначил встречу с теми двумя людьми в конце недели. Именно по этой причине он еще раз уезжал из дома. Все прошло без сучка, без задоринки. Дядя Финеас получил 45 000$.

Так что теперь у нас с делами все в порядке. С этими деньгами мы можем продолжать жить на нашем ранчо с развернутыми знаменами, или я совершеннейший дурак. Да, я знаю. Но я не дурак, когда речь идет о ведении хозяйства на ранчо. Правда когда я осознаю, что смог бы сделать отец даже с половиной такой удачи, мой энтузиазм утихает. А еще я очень обижаюсь за это на дядю Финеаса. Если бы не его чертова глупость, у меня был бы шанс что-то узнать. Как минимум, каким образом отец распланировал бы такой капитал: как бы тратил; хранил; какие залоги погасил. А сейчас я даже представить себе не могу, на что можно пустить столько денег.

Правда, Джуди, меня с самого начала бесила эта чертова скрытность дяди Финеаса. Когда я пришел домой прошлым летом, он рассказал мне о месторасположении шахты, исследовании руды, удаленности места от железной дороги и воды. Все это звучало так восхитительно, что вопреки самому себе, вопреки предыдущему опыту и даже вопреки дяде Финеасу я поверил в будущее этой затеи.

Я тут же собрался рассказать об этом всем остальным, ну или хотя бы некоторым. Но он сказал, что так не пойдет. Я для него стал личным предохранительным клапаном, потому что ему нужно было кому-то это рассказывать, иначе он мог просто взорваться; но никому больше об этом рассказывать было нельзя. Он прямо расписывал мне разницу между обнаружением золотой жилы и извлечением из нее хотя бы одного цента. Чтобы не строить лишних надежд, которые могут запросто развеяться, он совершенно справедливо решил хранить все это в секрете и требовать от меня молчания. Но мы с ним знали, что в любое другое время в истории ранчо К‑2 он бы с воплями вбежал в дом, рассказывая большую новость, и позволил бы нам наслаждаться радостью надежд и планов, — ты и сама знаешь, что всегда было именно так. Нет, сэр, отнюдь не страх разочаровать семью заставил дядю Финеаса взять с меня клятву держать это в тайне.

Убого, конечно, это говорить, но дядя Финеас ненавидел Ирен с первого дня, как она появилась в нашем доме. Он всегда любил Криса больше, чем кого-либо из нас, сама знаешь; даже смесь из мамы, Беатрис [22] Скорее всего имеется в виду Беатрис Гастингс, английская поэтесса и литературный критик. и Гризельды [23] Скорее всего имеется в виду героиня Новеллы о Гризельде из «Декамерона» Джованни Боккаччоне, где дочь крестьянина по имени Гризельда, несмотря на тяжелые испытания, специально устроенные для нее мужем-маркизом, осталась ему верна и за это была вознаграждена его огромной любовью и титулом маркизы. не смогла бы растрогать дядюшку так же, как его драгоценный мальчик. А всем известно, что у Ирен и близко нет подобного набора совершенств. Он был (и, думаю, до сих пор) убежден, что Ирен заарканила его приторно-невинного племянника каким-то нечестным способом. Он думал, что все, что ему нужно сделать, — это освободить Криса от этого лассо близости, и тогда его страстная одержимость сразу должна закончиться. Он пытался вытащить Криса в Ном. Когда понял, что с этим ничего не выйдет, он решил, что если Ирен поймет, что ей придется навсегда застрять на Ранчо К‑2, то она рано или поздно соберет вещи и уедет одна. Он никогда не верил, что Крис сможет продать наш дом. Все это время его целью было спасти Криса. А моей (как только я начал задумываться о подобных противных идеях) — спасти ранчо.