Джон Кэмерон - Исколотое тело

Он снова принялся размышлять. Лоуренс оставил свои следы — но не следа крови. Холливелл потерял немного крови, но не оставил никаких следов. Казалось, тут размышления заходят в тупик. Было ли возможно, что тут действительно имело место необыкновенное совпадение, и после второй встречи между Перитоном и неизвестным убийца сказал себе: «Где мне спрятать этот нож? Спрячу его в реке, ниже коттеджа Перитона, потому что никто не будет обыскивать территорию ниже по течению, и в любом случае Монашья запруда — отличное место для сокрытия вещей». Из этой теории вытекает следующее: во-первых, противником Перитона во второй встрече был не Лоуренс, и, во-вторых, убийца был форменным глупцом, предполагая, что никто не будет искать нож ниже по течению и что Монашья запруда — отличное место для того, чтобы что-то спрятать.

— Есть что-то подозрительное во всем этом деле, — произнес детектив, — и я не могу понять, в чем же эта неправдоподобность. Пойду повидаюсь с Лоуренсом.

Но как только он принял это решение, гостиничный слуга объявил, что господин Мандулян хотел бы коротко поговорить с инспектором, и минутой позже в комнате появился крупный армянин.

— Инспектор, я думал об этом человеке, Лоуренсе, — начал он, не тратя времени на формальности, — и размышлял о том, где я видел его раньше. Его лицо показалось мне смутно знакомым, когда я как-то встретил его в деревне, но я больше не задумывался об этом. Подумал, что он был просто приезжим, который бывал здесь раньше и которого я видел где-то поблизости. Когда он был арестован по обвинению в убийстве, что, естественно, представило дело в другом свете, я начал ломать голову на его счет. И сегодня утром вспомнил его. Это человек по имени Шустер — Джордж Шустер, — и он сыграл довольно своеобразную роль во время войны. Я не знаю деталей, но, не сомневаюсь, вы могли бы узнать о нем все.

Флеминг очень внимательно наблюдал за чернобородым армянином в течение этого рассказа. Он вовсе не был расположен верить каждому слову, что тот говорил, а исключительная гладкость и плавность его речи делали его слова подозрительными.

— Это чрезвычайно интересно, — сказал он уклончиво. — Могу ли я спросить, как и где вы с ним встретились?

— Безусловно. Это было на последнем этапе войны. В то время я работал в Министерстве обороны и блокады Средиземноморского региона, и у нас было серьезное подозрение, что где-то между Порт-Саидом и Триестом, а также между Порт-Саидом и Смирной произошла большая утечка информации. Мы не могли вычислить ни людей, которые это сделали, ни их организацию, пока однажды этот Шустер не пришел в наш офис с историей, которая дала нам именно то, что мы хотели, и в сентябре 1918 года мы обезвредили всю шпионскую шайку и остановили утечку информации.

— Что ж, — сказал Флеминг, — мне не кажется, что его поведение было довольно своеобразным.

— Оно и не покажется вам таким, — сухо ответил армянин, — пока вы не узнаете продолжение истории. После войны мы обнаружили — хотя и не смогли это доказать, — что Шустер сам был главой организации, ставшей причиной утечки информации в Леванте. Когда он понял, что силы определенно не на стороне Германии и война долго не продлится, он очень осторожно обеспечил собственное отступление за счет своих коллег. Не сомневаюсь, вы сможете получить полную информацию из Министерства внутренних или иностранных дел.

— Удивительная история, — прокомментировал Флеминг. — В высшей степени удивительная история. Вы уверены в том, что это тот же самый человек?

— Абсолютно.

— Понимаю. Очень хорошо, мистер Мандулян, я очень благодарен вам за то, что вы рассказали мне об этом.

— Я подумал, вам это будет интересно, — ответил миллионер. — Если я смогу вспомнить о нем еще что-то, я дам вам знать.

— Спасибо. Кстати говоря — полагаю, он не затаил на вас злобу, верно?

— На меня? — рассмеялся Мандулян. — Как раз наоборот, я бы сказал. Ведь это мой отдел он водил за нос, — и, взяв свою шляпу и трость, он вышел.

Инспектор звонком вызвал Мэйтленда.

— Два задания, Мэйтленд. Служебное дело Перитона и история человека по имени Джордж Шустер, замешанного в шпионаже в Средиземноморье под конец войны. Мошенничество в Министерстве обороны и блокады. И подайте автомобиль.

Джона Лоуренса посадили в окружную тюрьму, и, когда Флеминга провели к его камере, то он обнаружил того спокойно читавшим книгу. Казалось, этого человека не потрясла внезапная перемена в его судьбе, и он выразил готовность выслушать инспектора.

Флеминг кратко изложил дело против Лоуренса, как оно обстояло на тот момент, и завершил свою речь словами:

— Это дело будет рассмотрено присяжными, Лоуренс, если оно дойдет до рассмотрения. Но лично у меня имеются сомнения насчет вашего дела. Сам я вовсе не уверен в том, что вы это сделали.

— Дело куда серьезнее, чем я думал, — ответил Лоуренс, слегка наморщив лоб. — Куда серьезнее. Тут надо немного поразмыслить.

По крайней мере на пять минут воцарилось полное молчание, а затем заключенный тихо сказал:

— Нет. Я не вижу особых причин что-либо говорить сейчас. Возможно, позже, но не сейчас.

— Я не хочу принуждать вас, — ответил Флеминг. — На самом деле я и не имею права вас принуждать. Но вы, конечно, понимаете: если вы не убивали Перитона, в ваших же интересах будет как можно скорее сообщить нам все, что вы знаете. Вы ведь знаете, гончие лучше идут по горячим следам.

— Совершенно верно, — признал Лоуренс, — и все же, думаю, я буду придерживаться своего решения.

— Ну что ж, дело ваше. Я всего лишь честно вас предупреждаю. Доводы против вас очень сильны. И если можно доказать, что вы действительно Джордж Шустер…

— Ага! — мягко перебил его Лоуренс, а затем задумчиво произнес: — Так вот куда ветер дует, верно?

— Да, — сказал Флеминг, — так и есть.

Снова наступила пауза, во время которой Лоуренс пристально смотрел в потолок своей камеры.

— Это меняет дело, — заметил он. — По мне так сети уж чересчур затягиваются. Думаю, мне лучше поведать вам свою историю.

— Как вам будет угодно. Никакого принуждения, вы ведь понимаете.

— Обстоятельства вынуждают, любезный, — ответил Лоуренс, и первый намек на улыбку показался на его бесстрастном лице. — Слушайте, произошло вот что. В первую очередь, я живу своим умом, и всегда жил. До войны я странствовал по восточной части Средиземноморского региона, и во время войны остался там же. Кажется, весной 1918 года в Адалии — вы знаете, это в Малой Азии — я наткнулся на человека, который продал мне некоторую достаточно ценную информацию о Теодоре Мандуляне. После войны я вернулся, чтобы собрать доказательства, и я их получил. Поэтому я и направился сюда, чтобы узнать, во что оценит эти сведения старый Мандулян.