Джон Кэмерон - Исколотое тело

— Продолжайте, — сказал Флеминг. — Что произошло потом?

— А! Тут моя версия подходит к концу. Я предполагаю, что между ними произошла некая ссора, которая вылилась в борьбу, и Шустер убил Перитона в порядке самообороны.

— Возможно, — задумчиво ответил Флеминг, — возможно. А после того, как Шустер убил Перитона, он приступил к проработке поддельного алиби для себя; и, поразмыслив несколько дней, он решил, что лучшее алиби, которое можно придумать, — то, которое заставит от него утверждать, что с половины одиннадцатого до четверти второго он лежал одурманенным на одном диване, в то время как вы, также одурманенный, лежали на другом. Я в свое время слышал много вариантов алиби, и хороших, и посредственных. Но за всю свою жизнь мне никогда не встречалось столь плохого алиби.

— Да, оно неудачное, — охотно согласился Мандулян. — Но говорят, что преступники часто теряют голову после того, как совершают преступление, и не могут размышлять объективно и последовательно.

— Это правда, — признал Флеминг, а затем сменил тему: — Господин Мандулян, есть маленький момент в этом расследовании, который немало меня озадачил. Не могли бы вы пролить свет на него?

— Разумеется, если это в моих силах.

— Речь идет о вашей дочери и мистере Перитоне. В начале прошлой недели они были помолвлены и готовились к свадьбе, во всяком случае, неофициально. В течение недели Перитон пришел к вам и рассказал о тех компрометирующих письмах от хористки, и вы согласились дать — или одолжить — ему шесть тысяч фунтов, чтобы вернуть эти письма. Вы отправились в Лондон…

— В пятницу.

— …в пятницу, забрали из банка шесть тысяч и вернулись сюда. Но в то же время отношения между вашей дочерью и Перитоном приняли неожиданный поворот: в субботу утром, то есть после вашего возвращения с деньгами для Перитона, как заявляет ваша дочь, она отправилась в коттедж Перитона и разорвала помолвку. Тем не менее, она не сказала вам об этом, в результате чего в воскресенье во второй половине дня вы передали Перитону деньги. Он тоже не сказал об этом ни слова. Теперь, господин Мандулян, я признаюсь, что не вижу здесь никакого смысла, и практически единственным возможным объяснением является то, что помолвка не была разорвана в субботу утром. Можете ли вы что-то сказать мне по этому поводу?

Господин Мандулян внимательно обдумал этот вопрос, прежде чем ответить, и, наконец, сказал:

— Вы знаете, что из себя представляют девушки. Возможно, она поссорилась с ним и даже могла пригрозить разорвать помолвку, но я не сомневаюсь, что она не намеревалась предпринимать ничего, что нельзя было бы изменить. Конечно, она бы сказала мне, если бы это было так.

— Это именно то, что я имел в виду, — сказал Флеминг, — и сразу по нескольким причинам я рад тому, что ваше мнение совпадает с моим. Видите ли, — добродушно продолжил он, — говоря профессионально, я хотел бы исключить из дела посторонние мотивы. Если Перитон бросил вашу дочь, то это дало бы ей абсолютно достаточный мотив для убийства на почве ревности.

Глаза Флеминга пристально наблюдали за миллионером, и он мог бы поклясться, что проблеск какой-то эмоции отразился на его лице, но Мандулян хорошо себя контролировал, и этот проблеск почти тут же исчез.

— Но, — продолжил Флеминг, — если мы смогли убедиться, что она не ссорились с ним, во всяком случае, серьезно, тогда, разумеется, этот мотив сразу отпадает.

Мандулян встал и прошелся туда-сюда по комнате.

— Она не могла поссориться с ним всерьез, Флеминг, — сказал он. — Тогда бы она пришла прямо ко мне. Она всегда приходит прямо ко мне насчет всего. Это совершенно не в ее характере — скрывать что-то от меня, да и от любого, на самом деле. Она открыта и откровенна. Она бы вернулась сюда из коттеджа Перитона и сказала бы: «Папа, все кончено».

— Именно так, — согласился Флеминг и добавил про себя: «Вы, кажется, вдруг чрезвычайно заинтересовались этой новой теорией, приятель». Вслух он продолжил, медленно, подбирая слова: — Конечно, если это была размолвка влюбленных, то это списывает со счетов возможный мотив у вашей дочери — если он у нее вообще был, так сказать, — но в то же время это почти наверняка доказывает, что Перитон приходил сюда в субботу поздно вечером, как и намеревался утром.

На этот раз на лице миллионера не появилось ни проблеска эмоций, разве что ускорилось дыхание и проявились общие признаки нервозности, которые всегда выдают преступников, когда они понимают, что преследователи на верном пути. Но господин Мандулян прекратил свое хождение и застыл, как бородатый ассирийский сфинкс посреди комнаты. Он не шевелился и не моргал. Флеминг намеренно смотрел в пол и задумчиво продолжил:

— Да, он сказал, что придет в субботу, и, вероятно, сделал это.

Господин Мандулян ответил тихо, как можно более непринужденно и естественно:

— О нет, он не пришел к ужину в субботу.

— Я не имел в виду ужин, — мягко ответил Флеминг. — Я имел в виду, что он пришел позже — намного позже.

— Правильно ли я понял, мистер Флеминг, — холодно сказал Мандулян, — вы намекаете на мое бесчестье, как отца?

— Я думаю, — ответил Флеминг, — что будет лучше, если мы закончим этот разговор в присутствии вашей дочери.

После минутного колебания хозяин позвонил, и они в молчании дождались прихода Дидо Мандулян.

— Боюсь, мисс Мандулян, у меня есть еще вопросы, — сказал инспектор, выдвигая вперед стул.

Девушка пожала плечами и молча села.

— Во-первых, как звали хористку?

Она посмотрела на него с удивлением.

— Хористку?

Мандулян вмешался.

— Вы имеете в виду ту, от которой я помог откупиться Перитону?

— Да.

— А, та, — апатично сказала Дидо. — Я не знаю. Я никогда не слышала ее имени.

— А вы, сэр?

— Нет. Перитон никогда не говорил нам этого.

— Понимаю. И вы действительно порвали с Перитоном в субботу утром?

Мандулян снова вмешался, легко и естественно.

— Да, Дидо, мистер Флеминг и я размышляли, не было ли это просто размолвкой влюбленных, которая ничего не значит.

Тут не было никаких сомнений: отец подавал дочери знак.

Однако Дидо его не заметила и сказала:

— Это был окончательный разрыв. Я порвала с ним.

— Если только все это не было иначе, — воскликнул Мандулян, и Дидо спросила скучающим тоном:

— Что ты имеешь в виду?

— Ваш отец подразумевает, что если вы, скажем так, порвали с мистером Перитоном, то все в порядке. Если же мистер Перитон… хм… порвал с вами… — Флеминг не окончил фразы, и отец снова подал дочери знак:

— Если это был окончательный разрыв, моя дорогая, надеюсь, ты дала бедняге отставку быстро. Для мужчины неприятно быть отвергнутым.

На этот раз дочь безошибочно ответила на знак.