Джон Кэмерон - Исколотое тело

— Безусловно, миссис Кители, я вполне понимаю. Но вы можете опознать этот галстук?

— Я могу сказать, сэр, что если это не галстук мистера Перитона, то это точная копия того, что был у него.

— Спасибо, миссис Кители, это все, что я хотел узнать.

Обнаружение галстука не сильно продвинуло дело. Это был самый обычный сероватый галстук-бабочка без каких-либо отличительных черт. Единственное, что в нем было необычного — то, что он был найден в кустах. В конце концов, очень немногие люди берут с собой два галстука, и еще меньше людей приходят домой без галстука вообще. Это была одна из тех странностей, которые могли иметь отношение к делу и с тем же успехом могли не иметь с ним ничего общего. Флеминг выбросил это из головы и просто размышлял, какой части дела теперь ему следует посвятить время, когда ему было передано сообщение из Лондона. Оно поступило из штаб-квартиры и содержало следующее:

«Тема: ваш запрос по телефонным звонкам. Утром в прошлое воскресенье по телефону Килби 17 был произведен один звонок до 11.30 — в 8.14, звонили по номеру Уимблдон 04120. Номер Килби 14 — в 9.31 поступил звонок из Килби 40; в 10.50 — звонок из Пондовера 136; в 11.24 — звонок из Килби 2; в 11.31 — звонок из Риверсайда 24120; в 11.35 — ошиблись номером; и в 11.55 — звонок из Килби 28.

Уимблдон 04120 — телефонный номер дома 32 по Стаффорд-авеню, Уимблдон, владелец мистер А. Констадиус. Риверсайд 24120 — номер телефонной будки на углу Уилбертон-роуд и Эффингхэм-роуд, Юго-западный почтовый округ Лондона, 19. Пондовер 136 — «Герб Харроу» в Пондовере. Конец сообщения».

Флеминг вышел и вызвал Карью.

— Послушайте, Карью, подойдите сюда на минутку.

Хозяин гостиницы быстро поднялся по лестнице.

— Что, еще вопросы? — сказал он со смехом. — Я постараюсь для разнообразия сказать вам правду.

— Хорошо! Я надеюсь, что на этот раз это будет легко. Вы случайно не знаете, кто звонил в воскресенье утром из пондоверского «Герба Харроу»?

— Знаю, как же, — охотно сказал Карью. — Это был старый Билл Понкинг. Он хозяин этой гостиницы. К нему на обед явилась группа американцев, а у него в гостинице не было ни капли шампанского, вот он и хотел позаимствовать у меня.

— Спасибо. Теперь, что такое Килби 40? Оттуда тоже поступил звонок.

— Килби 40? О, это «Сучок», ферма на окраине, расположена по направлению к Пондоверу. Этот молодой человек ухаживает за моей горничной, чтоб ему пусто было! Звонит и назначает встречи. Впрочем, это лучшая горничная, которая когда-либо у меня была.

— А Килби 2?

— Килби 2 — это ферма «Пшеничное поле». Старый Дженкинс позвонил в воскресенье, чтобы узнать, не едет ли кто-нибудь в Пондовер в понедельник, потому что он хотел, чтобы его подвезли. Что-то еще?

— Килби 17?

— Это поместье.

— Килби 28?

— Викарий. Сообщение — прислать машину в Пондовер, чтобы забрать викария, если вы имеете в виду звонок в воскресенье.

— Да. Это все, кроме звонка Лоуренсу.

— О, с этим я не имею ничего общего. Швейцар перевел звонок прямо Лоуренсу.

— Вы могли бы просто спросить швейцара, поступил ли ему звонок в воскресенье утром.

— Конечно.

Через пару минут молодой хозяин вернулся.

— Да. Швейцар помнит, что это был междугородный звонок.

— Спасибо. Кстати, вы знаете господина Констадиуса?

— Констадиуса? Да. Шурина старого Мандуляна зовут господин Констадиус. Он часто приезжает сюда порыбачить. Очень порядочный человек. Сказочно богат. Это все?

— Да, все, большое спасибо.

Флеминг взялся за сумку, в которой держал целую коллекцию всякой всячины, что, вероятно, могла пригодиться во время расследования — расписания поездов, карты, карманные словари, карманный набор инструментов, электрический фонарик и прочее. Он извлек большую карту Лондона и положил ее на стол.

— Дайте подумать, — пробормотал он. — Челси, Патни, Уимблдон… Уимблдон, да, вот оно. Стаффорд-авеню, Стаффорд-авеню, Стаффорд, Стаффорд, Стаффорд, вот оно. Стаффорд-авеню. Дом мистера Констадиуса. Итак, угол Уилбертон-роуд и Эффингхэм-роуд, где он?

Он корпел над картой, ища пересечение улиц, где стояла телефонная будка, а затем вдруг издал восторженный крик и потер руки. Угол Уилбертон-роуд и Эффингхэм-роуд был примерно ярдах в ста от Стаффорд-авеню.

— Ах, старый лжец! Старый лис! — воскликнул он. — Вот что происходит, когда у тебя ленивые шурины. Вы сказали Констадиусу пойти и позвонить из телефонной будки, и ленивый старый Констадиус пошел к ближайшей. Старый лжец!

Он присел подумать. Мандулян, вне всякого обоснованного сомнения, солгал, когда сказал, что ничего не знал о Лоуренсе. Теперь, к удовлетворению Флеминга, это было доказано, и основной вопрос заключался в следующем: с чего начинается ложь Мандуляна и где она заканчивается?

Махинации, когда необходимы махинации, и дерзость, когда необходима дерзость — как уже отмечалось, таков был руководящий принцип в жизни Роберта Маколея, и, закончив свой важный и в высшей степени удовлетворительный для него разговор с Теодором Мандуляном, он сразу же прошел по комнатам поместья в поисках Дидо. Наконец он отыскал ее в комнате, которая когда-то предназначалась в качестве студии и никогда не использовалась; та лежала на пестро раскрашенном диване, основным цветовым оформлением которого были перья павлина и апельсиновые деревья, и читала немецкий роман. Она курила ароматную турецкую сигарету, и потому воздух был заполнен этим душистым дымом; ковер рядом с диваном был усыпан пеплом и окурками с розовым мундштуком. На Дидо была большая небрежно наброшенная испанская шаль, черные чулки и яблочно-зеленые туфли, а ее длинная обнаженная рука свешивалась с края дивана, еле видного сквозь дым, словно Млечный Путь на туманном небе.

Роберт на мгновение застыл в дверях и смотрел на эту великолепную, противоречивую пестроту, а затем вошел и спокойно сел на стул в изголовье дивана, подобно тому, как семейный врач садится рядом с пациентом.

Дидо уронила книгу, подняла обе руки над головой и зевнула.

— Что же, Роберт, — сказала она глубоким, хриплым голосом, после того как в полной мере, по-кошачьи, насладилась этим своим зеванием. — Что же, Роберт, вы пришли, чтобы добиться меня?

— Да, — последовал закономерный ответ.

— Тогда добейтесь меня, Роберт, добейтесь меня. Мне так скучно. Боже, мне так скучно! Сеймур, по крайней мере, был живым. Кажется, что в этом месте нет больше никого живого. Я уеду жить в Лондон и никогда, никогда больше не вернусь в Килби.

— Я знаю.

— Откуда вы знаете? Вы первый человек, которому я это сказала. Я подумала об этом только сегодня утром.

— Вы поедете в Лондон со мной.

— А! Смелый Дон Жуан, уезжающий прочь с прекрасной леди! — она снова зевнула.